samedi.

Выходишь на улицу и на короткий миг утрачиваешь способность двигаться. На по-осеннему лёгкую шапку падают снежинки — мелкие, колючие, но белые-белые, а щёки немного покалывает от мороза. Воздух пахнет зимой, хотя календарь упрямо твердит «октябрь», да и оставшееся дома висеть на крючке пальто являет собой живое подтверждение тому, что на дворе ещё осень. Но под ноги, вопреки всем доводам рассудка, ложится мелкой крошкой снег, и в голове внезапно возникают картинки пушистой ёлки, разноцветных шариков и праздничного стола. На дворе октябрь... Но воздух пахнет зимой. Воздух пахнет счастьем. И ты едешь чёрт знает куда и всё вдыхаешь-вдыхаешь-вдыхаешь этот волшебный воздух и бродишь, пока ноги не сводит от холода (градусник темнеет цифрой +2 по Цельсию, а ты в тонких джинсах по собственной глупости), пока тебя не забрасывает в какую-то кофейню на окраине города, где ты наконец отогреваешься. Потягиваешь горячий кофе, оставляя разводы помады цвета бордо на краях стаканчика, и вслушиваешься в разговор четырёх француженок, эмоционально обсуждающих свою личную жизнь (мысленно благодаришь родителей за то, что заставили учить французский пару лет назад). Улыбаешься нарисованному в твоей голове эфемерному образу парижского мальчика, патетически бросившего сидящую в метре от тебя девчонку, и немного ей сочувствуешь. Немного - она очень скоро найдёт другого, обязательно романтичного и любящего классическую литературу. И он обязательно подарит ей пионы... Взрыв французского смеха и восклицания, сплошь состоящие из гортанного «р», заставляют тебя вздрогнуть и опомниться: на часах крупными цифрами «времени почти нет». Резко, одним глотком допиваешь остывший латте и вновь оказываешься на осенне-морозном воздухе. С видимым удовольствием выкуриваешь сигарету, глубоко вдыхая въедливый дым и счастливо выпуская струйки прямо в голубое небо. В горле немного першит, и ты в который раз обещаешься себе, что эта сигарета — последняя; не успев замерзнуть, спускаешься в метро, садишься на свободное место и закрываешь глаза — в ушах мягко льётся любимая песня богемных Hurts. И на губах с чуть смазанной помадой у тебя тихая улыбка... Совершенно механически смотришь на наручные часы и отмечаешь, что время по капле ускользает сквозь твои пальцы с короткими тёмными ногтями, но прямо сейчас тебя это почему-то совсем не огорчает. Выключаешь плеер и открываешь книгу: взгляд скользит по строчкам романа Гюго, но автоматический голос объявляет конечную станцию, и ты, чуть кривясь, с сожалением гасишь экран: не вовремя. Домой ты попадаешь только тридцать одной минутой позже: уставшая, пропахшая табаком и морозом, но необъяснимо счастливая. Настроение сварить глинтвейн, но, отдавая дань традиции, откладываешь приготовление до январских праздников и ограничиваешься бокалом красного полусладкого в прикуску с тыквенными кексами собственного приготовления в компании любимого старого фильма времён перестройки. В качестве приготовления ко сну у тебя объёмная толстовка насыщенного винного цвета, доходящая тебе до середины бедра, и сборник стихов Бродского на прикроватной тумбочке. Удивляешься превратностям собственной музы — утром ты даже не представляла, что крохотный текст обернётся зарисовкой на пару вордовских страниц. Ты гасишь приглушённый свет и закрываешь глаза, полностью довольная сегодняшним днём. А на душе у тебя суббота октября, и прошедший день — однозначно самое прекрасное, что случалось с тобой за последние полгода. И во сне у тебя надцатое мартобря, и та девчонка за соседним столиком, и богемные Hurts, и мелкий колючий снег. И во сне ты тоже улыбаешься.