Тронный зал

В тронном зале сидят два слепых человека. Одна ослепла по своей воле, другой же никогда не видел ничего кроме тьмы. Они оба не видят его. Бхишма... Бхишма видит. Хмурится, смотрит прожигающим взглядом. Изучает. Великий генерал, Щит Хастинапура. Нож надежно спрятан в рукаве, не может же он разглядеть его сквозь плотную ткань?!... Шаг вперед. Еще шаг. Поклон. Он уже почти у трона. Царь-слепец снова говорит о сожалении. О раскаянии. Сколько они уже совершили обрядов? Сколько раз очищались в святой реке Ганг? Несть числа проведенным ягьям. Лицо кривится в оскале само собой. Слепые этого не видят. А слуги... Служанка Рудра, верная опора для добровольно завязавшей свои глаза царицы, опустила голову, а остальные слишком далеко. Они не смогут его остановить. Он кшатрий. Он успеет. Он должен успеть. Он рвется вперед, на ходу вытаскивая нож. Сталь непривычно холодит руку. Нет! Руки касается другая сталь – сам великий Бхишма обнажил против него свое оружие, и острие меча упирается в руку, сжимающую нож. Нож уже почти у горла ненавистного царя. Еще бы чуть-чуть... Пусть так. Он дергается вперед, невзирая на острую боль. Кровь капает прямо на белые одежды царя. – Брат! Пожалуйста...– она просит остановиться не Бхишму, а его. Словно это не он сейчас стоит в зале, не способный ни на что мальчишка, даже не умеющий толком держать в руке меч. Словно она говорит со старшим братом. Братом, который умер. Как и ещё девяносто восемь. Он бы смог довести это до конца. Нож падает из раненой руки на мраморные плиты пола. Он сам падает рядом, прижимая к себе окровавленную кисть. – Простите меня, махарадж, – глухо произносит он. И его голос почти не дрожит. – Пожалуйста, простите его, – вторит ему голос сестры. Его простят. Его смерть будет сейчас совсем не на руку Хастинапуру. – Если у меня есть хоть какие-то духовные заслуги... – тихо-тихо, чтобы никто не слышал, бормочет юноша, последний из царевичей Гандхара. Будущий царь Шакуни.