О наболевшем

      Ресторан в отеле Меттатона давно въелся в память Фриск. Она готова поклясться, что приходила сюда сотни раз. Здесь всегда царило невозмутимое спокойствие и играла тихая музыка. Выстиранные голубые скатерти накрывали столы, а столовые приборы, лежащие на них, поблескивали в свете свечей. И эти свечи, казалось, никогда не погаснут.       Ничто здесь не сдвинулось ни на миллиметр спустя столько времени.       Если ничего не изменилось в обстановке — по логике, не должно было и в самой сути ее присутствия здесь — разговоре с «заклятым другом». Но Фриск чувствовала, что сегодня что-то пойдет не так. Сказать точнее, уже шло. Санс, сидящий напротив, ничего не говорит. Он молчит уже долгое время, мрачнея с каждой секундой. Огоньки его глаз застыли на месте, буравя девчушку. Под этим взглядом хотелось провалиться сквозь землю.  — Почему ты молчишь, Санс?.. — тихо спрашивает Фриск, решившись прервать выворачивающую наизнанку тишину.       Фриск напряглась и нервно сглотнула, смотря, как свет в глазницах скелета медленно гаснет.  — Я просто думал, малой… Что лучше? Отпустить новую шутку с намеком или все же стоит закончить эту игру? — начинает Санс спокойно, даже слегка лениво, будто смакуя каждое слово на вкус. — Думаю, я все же спрошу прямо. Сколько раз ты это сделала?       Фриск молча сжимает обивку своего кресла до побеления пальцев. Она знает, что Санс — единственный, кто помнит все ресеты. Он действительно много раз в шуточной форме намекал ей на это, но сейчас, когда он спрашивает в лоб, она теряется. Рот словно зашили металлической проволокой, а руки намертво приросли к подлокотникам кресла.  — Я не собираюсь повторять, Кара.       Фриск передернуло.  — Санс, пожалуйста… Перестань. Я… Я не… Я Фриск. Ты же знаешь это.       Ее голос звучит сипло. Санс не мог не усмехнуться снова. Проигнорировав ее слова, он продолжает:  — Так сколько, Кара? Сколько раз ты сбросила?       «Я не Кара.»       «Я не Кара.»       «Я не…»  — Ресет — это твое… спасение, я полагаю? Хотя ты не заслуживаешь быть спасенным, приятель. Тебе так нравится играть в эту игру, что ты вовсе не думаешь, как чувствуем себя мы. Ведь ты можешь просто перезапустить мир. Никто ничего и не вспомнит. Тебе нравится смотреть на чужую кровь на твоих руках? На последние эмоции на лицах тех, в кого ты вонзаешь свой нож, черт бы его драл.       Фриск чувствует, как собственные слезы обжигают ей щеки, а после падают с подбородка на разбитые колени. Уродливые рыдания сотрясают покалеченное тело. Она зажимает рот рукой, но успокоиться не получается.  — Слушай, малой. — Санс нервно улыбнулся и подвинулся ближе, опираясь локтями на стол, будто увлекся чьим-то рассказом. — А ты помнишь лицо моего брата в тот момент? Когда он умирал от твоей руки, говоря, что в тебе все же есть что-то хорошее… И я вот все думаю, что же хорошего в тебе может быть, гнилая ты сука.       Санс метко бьет. Фриск сжимает пальцами свитер в районе груди, будто желая вырвать клокочущее сердце. Но оно бьется о ребра, не останавливаясь. К ее горлу подступил ком, мешающий сделать даже небольшой вдох. Что-то внутри человека медленно трещит по швам.       «Это твоя вина.»  — Вот только… — Скелет постукивает костяшками пальцев по столу. Его голос звучит тише, но угрожающе. — Разве ты можешь сделать слепым меня? Ты же знаешь, я ничего не забуду. Сброс никогда не спасет тебя от суда.             Фриск крупно трясет. Санс смотрит сквозь нее.  — Перезапуская миры столько раз ты теряла рассудок в погоне за новыми эмоциями. Каждое изменение действовало словно наркотик. Здорово… Несмотря на понимание неправильности своих действий ты не останавливалась. Так с чего бы тебе останавливаться и сейчас, верно? Поэтому ты не получишь пощады от меня. — Санс замолчал на некоторое время. — Думаю, я должен был убить тебя еще там, в Сноудине, когда столкнулся с тобой «в первый раз». Я идиот потому, что не сделал этого. Хм. Может, стоит исправить ошибку прямо сейчас?       Глаз Санса вспыхнул синим огнем. Лампочки в помещении замигали, издавая слабый треск, и спустя секунду раздался звон. Стекла светильников посыпались на пол, погружая ресторан в темноту. Свеча на столе осталась единственным источником освещения. Фриск крупно вздрогнула и заплакала еще сильнее.  — Я просто вымотан.       Глаза Санса вновь загорелись двумя белыми огоньками. Скелет вздохнул и полез в карман куртки. Фриск тряслась словно осиновый лист, наблюдая, как собеседник зажигает сигарету.  — Стресс, что поделать. Удивительно, что я вообще всего лишь курю, — улыбнулся он, пожав плечами. — После стольких перезапусков другой бы уже повесился. С бутылкой в руках и пачкой во рту, конечно же.       Хватит… Хватит!  — Санс!.. М-мне правда жаль! Прости меня! Ч-что я могу сделать? — с надрывом пролепетал человек.  — Ну, есть одна вещь. Ты удалишь себя. Ты покинешь Подземелье и никогда сюда не вернешься.  — Я не м-могу…       Санс сразу же прервал ее:  — Я так и думал. Людские существа очень эгоистичны. Ты сорвешься, потому что тебе нужны новые ощущения…       ЗАТКНИСЬ!  — Закрой свой рот! — взревела Фриск, хватая лежащий на столе нож. — Просто забудь обо всем!  — Расслабься, Кара, — бесстрастно отвечает Санс.       Она молниеносно вскакивает с места, забывая о раскаянии. Больше всего ей сейчас хочется видеть его прах на своих ладонях, и это желание затмевает голос разума.  — Я не Кара!       Срывающийся нечеловеческий голос эхом разлетается по всему отелю. Фриск наносит удар ножом.  — Хех. Ты права.       Санс смотрит на рассеченную тарелку, окутанную синим дымом его магии, что парила в нескольких сантиметрах от его лица. Он опускает осколки на стол, перед коленками Фриск, отчаянно сжимающей в руке кухонный прибор.  — Ты хуже.       Человек сгорбился, потупив взгляд. Обоим было понятно, что это действие стало точкой невозврата, и Санс был прав. Ничего не изменится.  — Ну-с, увидимся, мелкая. — Санс тяжело поднялся со своего стула. — Я имею в виду, ты ведь еще не завершила игру, верно?       Он зажимает сигарету в зубах и уходит.