Второй раз

Роман Годфри с садистским наслаждением наблюдает за пробуждением предателя. Как ресницы Руманчека начинают трепетать, как тот приоткрывает глаза. Роман почти ощущает сперва шок, а затем панику молодого оборотня и упивается каждым её оттенком. Питер кусает свои слишком красные на фоне бледного лица губы, извивается на постели, пытаясь скинуть с себя обнаженного Годфри, что-то хрипло сбивчиво шепчет. Возможно, какую-то цыганскую молитву или проклятия. Роман не особенно вслушивается в бормотания предателя, Роман знает наверняка: молитва Руманчеку не поможет, как и бесполезные метания, дерганья прикованными над головой к специальной перекладине руками. Годфри, если за что-то берутся, то делают на совесть. Роман наручники не в секс-шопе покупал. - Привет, лютик. - растягивая пухлые губы в маниакальной вампирьей улыбке, здоровается Годфри. Питер замирает под ним, как мышь в кошачьих лапах, не отрывая взгляда от окровавленных губ Романа. Видимо, заметив наконец, что новых повреждений на его теле нет, а полученные в том злосчастном переулке заклеены медицинским пластырем и перебинтованы, Питер в первобытном ужасе интересуется: - Чья это... кровь? Крови на них обоих действительно много. При приглушенном тридцатипроцентном освещении роскошной спальни она смотрится на белой постели, как зловещий темный яд. Причудливыми пятнами расползается по постели, облепив торс, грудь и шею скованной жертвы. - Проголодался на обратном пути. - без эмоций отвечает Роман, склоняясь к лицу предателя. Впивается пальцами в щеки Питера и начинает гладить, ощупывать, изучать, не наигравшись в том темном переулке. Ему давно хотелось этого, но мешали светлые дружеские чувства. Сегодня эти оковы спали с шеи Романа Годфри и разбились в дребезги. Теперь Роман может позволить себе всё. - Но тебе не следует переживать на этот счет. Скоро ты будешь чистым. Я намерен вылизать с тебя её кровь до последней капли и вставить в тебя совсем не клыки. Романа интригует и заводит молчание Питера. Это неожиданно. Годфри всегда представлял себе это иначе. В фантазиях Романа Питер всегда кричит и яро сопротивляется. Его приходится усмирять: кусать, душить, бить. Близость получается жестокой, болезненной для обоих и очень выматывающей. В реальности оборотень оказывается сладким, испуганным, уставшим, чувствительным к ласке и куда более покладистым, чем Годфри мог надеяться. Знал бы Роман, что так получится, давно разложил бы Питера после совместного алкогольного релакса. Покорность Руманчека особым образом заводит. Роману больше не кажется допустимой грубость. Роман вылизывает прикрывшего свои потрясающие светлые глаза цыгана, гладит пальцами кудрявые волосы и лицо Питера, снова вылизывает, скользит языком всё ниже и ниже, и наконец решается на то, о чем всегда шушукались за спиной Романа Годфри в веселые школьные годы - обхватывает губами крепкое налившееся кровью мужское естество и сосет Питеру с таким усердием, с каким не сосал грудь ни одной девушки, а их у богатенького мажора с четырнадцати лет было очень много. Роман успевает вовремя отстраниться, заменяет губы на члене Питера рукой, ползет вверх и доводит себя влажной от спермы рукой до вершины блаженства, потираясь носом о щеку Руманчека. - Не думай, что я умом тронулся из-за того, что ты такой сладкий. - шепчет вампир на ухо Питера, отдышавшись. Нежно прикусывает беззащитное аппетитное ухо, гладит пальцами прекрасное лицо бывшего лучшего друга. Глаза рома прикрыты. Получив разрядку, он уже вяло реагирует на ласку, но Роман уверен, что Питер его слышит. - Ты же не думаешь, что я тебя отпущу? Я найду свою дочь и лично сниму шкуру с сучки-сестрицы. А тебя я на цепь посажу. И буду трахать до полнолуния и после полнолуния.