Я сосчитаю всех твоих овец, и ты уснешь, не напрягаясь.
Они выглядят так сладко вместе, что окружению, порой, становится тошно от их вида. Их фонтанирующая во все стороны приторная любовь заставляет людей чувствовать себя обделенно. Далеко не каждому посчастливилось испытать подобное чувство; то самое, которое буквально дает тебе ощущение сверхсилы в своей легкости и независимости. Но так происходит не всегда — порой оно выкручивает тебя наизнанку и разрывает на куски, одновременно принося своеобразное мазохистическое удовольствие — оно настолько сильное, что становится больно. Каждый новый вдох — как испытание на выносливость: время тянется резиной, а ты просто сгораешь в этой пучине эмоций, заживо. Посчастливилось ли?...
Иногда для него мир приобретает другие краски. Это не заурядная смена настроения или событий, нет. Это больше походит на бэд трип бывалого наркомана. Его мозгам свойственно давать сбой системы. Просто картинка сгущается либо рассыпается, образуя довольно трудную среду обитания как для тела, так и для души. А самое ужасное то, что это совершенно от него не зависит. Ему непосильно не то что чувство самоконтроля — от него практически отказывается чувство самосохранения. До смерти безнадежно. Помимо смены визуальной наполняющей восприятия, меняется и внутреннее содержание; его мозг в один момент собирает и концентрирует все мысли и эмоции, доводя до безумия. Разница в том, что у наркомана есть выбор — а есть ли выбор у жертвы?...
— Эвен? Ты дома? — стук закрывающейся двери и звон ключей в руках. — Да, любимый! Скорее иди сюда! — стук быстро бьющегося сердца и звон в ушах. Исак знает эту интонацию, он чувствует каждый сбой в нотах его голоса. — Смотри, что я тебе купил! Разве они не милые?! — все его тело переполняет искаженная радость. — Тебе нравится, Исак? Скажи, что тебе нравится! Я облазил сотни магазинов, чтобы купить их все, но мне кажется, что в Осло еще осталось пару одиноких овец. Я так старался для тебя, детка! Так старался! Исак уже не слушает, он чувствует, что пора снова собирать себя по кускам и хладнокровно действовать. Он осторожно направляется в сторону ванной за снотворным, по дороге спрятав ключи от дома себе в карман. — Милый, ты куда? Разве тебе не нравится? — нотки искаженного неудовлетворения. — Нравится, Эвен! Они замечательные! Я сейчас! – фальшивое одобрение как необходимая мера, как единственно верный шаг. Он измотан, он бегал по всему Осло, это должно сработать. Почти всегда срабатывало. У меня получится тебя спасти, снова. Он растворяет таблетку в газировке, дабы перекрыть вкус, и направляется к Эвену. Нужно отвлечь, рассредоточить. — Детка, почему именно овцы? — натягивает улыбку и дает стакан в руки. — Ох, это замечательная история! — держит стакан, но не пьет. — Расскажи, мне очень интересно, — берет в руки одну из овец, изображая любопытство. Давай же, пей. — Обязательно… Вот только… Черт! Как я мог забыть, мне срочно нужно в тот магазин со светильниками, что через квартал от нас, и… Да, — целует в щеку и срывается в сторону прихожей, все еще со стаканом в руках. Блять. Блять. Блять. Эвен, твою мать. — Ты собрался в магазин с газировкой? — попытка сбить с толку. — Ох, черт, точно, — глоток, второй, третий, шестой. Спасибо. Дергает ручку дверей, но та не поддается. Роется по карманам куртки. Его ключи, придурок, ты забыл о его ключах. Ускоренный стук сердца болью отдает в висках. Принятие решения по секундам. Шаг — второй — рука в волосах — губы на губах. Целует сначала напористо, с силой — затем расслабляясь, с каждой секундой медленнее, нежнее, с оттяжкой. Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Тело в руках обмякает, расслабляется, тяжелеет. Порог — спальня — кровать. Поцелуй в макушку. Сладких снов, Эвен.***
Я пройду сквозь черную дыру твоего сознания, вновь заставляя часы твои идти.
Бывают дни, когда солнце перестает производить тепло для него, хладнокровно вычеркивая из списка жаждущих согреться. Он не достоин таких услуг, слишком уж ничтожно его существование. Оно перестает освещать день, не позволяя ему наслаждаться привычной палитрой бытия. Серого будет достаточно с головой — на большее могут и не рассчитывать люди, подобные ему. Серый стол, серая кровать, серые занавески. Он жаждет спрятаться, становится невероятно трудным выдержать подобное ущемление. Сон всегда приходит на помощь, его защита бесценна. Но, к сожалению, ему под силу лишь ненадолго задержать врага, вырубить на время мерзавца, пока не оклемается. Ему однажды удалось познакомиться со двоюродной сестрой сна. В ее руках гораздо больше власти; ей, несомненно, под силу уничтожить любого его врага. Почему-то люди за частую боятся ее, избегают всяческим образом, не позволяя приближаться. Глупцы, неужели они не осознают, что знакомство неизбежно, общаясь с ее сестрой ежедневно? Рано или поздно встречи не миновать. И в момент, когда вы протяните ей руку — она предложит вам вечную дружбу, прося взамен все свое внимание, всего себя. Но пути обратно не будет. А зачем возвращаться, если есть кто-то, кто обязует себя дать вам все, лишить всех проблем, подарить вам вечность. И разве это не прекрасно? Эвен с каждым холодным и серым днем жаждет ее все больше. — Оставь меня, — Покой — все, что ему нужно. — Хей, я просто рядом, слышишь? — Всегда буду рядом. Он прячется в свой кокон из одеял все глубже, тонет в иллюзорной защите. — Свали, блять, уже наконец! — Пожалуйста, уходи. Боль. Он предупреждал, что однажды причинит ему боль. Он не подвластен подчинению нравственности — порой он не подвластен даже любви. Боль — это его сущность; он вдыхает и выдыхает ее, ею пропитан его взгляд, его прикосновения болезненны, от него разит болью. Этот вирус, что съедает его поминутно — заразен. Вдох — и он уже у тебя в легких, сдавливает, перекрывая необходимый кислород. Секунда — и он безошибочно бьет прямо в сердце, измываясь над тобой, проверяя на прочность своей пыткой. Я не хочу, чтоб ты чувствовал то, что чувствую я. Исак выходит из комнаты, тихо прикрывая дверь. Слеза, что так упорно хотела скатиться по его щеке, наконец добилась своего. У его ног больше нет сил держать вес — он сползает по двери и, опуская голову на руки, дает волю вирусу проявить свои силы. Ты должен быть сильным, ты должен быть сильным для него. Он выходит на улицу, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, разбавить неприятный концентрат в легких. Снаружи моросит дождь, и все люди быстро передвигаются по своим неотложным делам, стараясь как можно быстрее спрятаться в укрытие. Исак ищет укрытие под дождем. Капли стекают по его лицу, вытирая остатки следов дорожек его слез. Он надеется, что им по силу вытереть их причину, хоть частично, на время избавить от болезненной участи его души. Знаешь, я не позволю тебе гнить там в одиночестве, самоуничтожаясь, что бы ты там не говорил, эгоистичный мудак. Думаешь мне будет проще не видеть, как твой мозг измывается над тобой? Думаешь, мне будет проще, если я не буду чувствовать тебя рядом? Думаешь, мне лучше не дышать с тобой одним спертым воздухом твоей спальни? Ты глубоко заблуждаешься, любимый. Знал бы ты, насколько ошибочны твои мысли. Без тебя все мои чувства обесцениваются, нет смысла в любой эмоции, подаренной не тебе. Его сжимает внезапное чувство тревоги в совокупности с давящей ответственностью. Он чувствует, как тяжелеет его тело, будто под тисками давления воздуха снаружи и внутри, пытается подать знак к действию. Какая-то часть сознания тянет канатом, направляя обратно — к брошенной частице его души. Глубокий вдох, широкий шаг, лестничная клетка в преграду, незапертая впопыхах дверь. Звон выпавших из замочной скважины ключей режет подозрительный шум воды из ванной тишиной. Черные сгустки тревожных мыслей вмиг заполняют разум паникой. Вы говорите, что испытывали страх? Знаете, как он подбирается украдкой, охватывает в омут неизбежности, разрывая на куски вашу оболочку защищенности? А потом сверкает своей удовлетворенной и коварной ухмылкой, наблюдая наготу вашей души. Он знает. Каждая клетка его тела сейчас оголена перед фантомом страха, нервно рисующего ужасающие картинки перед глазами своей жертвы. Шаги сокращают расстояние тлеющей надежды, дверь препятствует сокрушающей, но неизбежной истине. В одной из бесконечных вселенных ядро массивной звезды, состоящее из железа, достигает сейчас критической массы, нарушая баланс между энергией и гравитацией. В одной из бесконечных вселенных сейчас сердце Исака сжимается до крохотных размеров, когда он замечает алый ручей крови на белом кафельном полу ванной. В обоих вселенных образуются черные дыры, поглощающие все живое на своем пути.