Знаешь ли ты о моем возвращении?

Минули годы, сбылися пророчества Вновь я на волны гляжу с корабля Друг мой, отныне мое одиночество Уж не разделит тебя от меня («Возвращение в Неаполь», С. Калугин)

Роща постепенно восстанавливалась после атаки дракона. Сильвари оплакали погибших и принялись методично приводить свой дом в порядок: восстанавливали дома, заращивали зияющие дыры в стенах и переходах между ярусами. Город медленно приобретал прежний вид, но Древо так и не оправилось от ран. Самые тонкие веточки увядали и обламывались сами собой, и самое страшное было в том, что зревшие под его сенью плоды во время битвы оборвались и упали, и новых не больше не появлялось. Роща выглядела почти как прежде, но жизнь покидала ее. Однако через какое-то время на самой сильной ветви завязался один-единственный плод. Каэдинс почти сразу приказал выставить охрану и каждый день хоть несколько минут, но проводил рядом, наблюдал за тем, как плод рос и зрел, и было заметно, что его это очень беспокоит, хотя он ни с кем не делился своими опасениями. Он обо всем этом не знал. Он наслаждался Сном. Во Сне он ведал все — или почти все — о прошлом и настоящем, и даже немного и неясно — о будущем. Во Сне линия его судьбы — или предназначения — виделась ему особенно отчетливо. Во Сне он знал, или скорее смутно помнил, что когда-то его знания были ограничены, а чувства — материальны, что он слышал звук и осязал вкус. Что он чувствовал боль. Что он познал смерть. Во Сне это не имело такого уж важного значение. Сон был един и был всем, не имел места и не имел времени, только бесконечные потоки знания, льющиеся отовсюду. Он и сам был теперь таким потоком, соприкасался с другими, принимал в себя новое. От его прежней личности здесь было всего лишь воспоминание — никто смертный просто не смог бы столько в себя вместить — слабое и блеклое, но оно было, оно касалось избранных завязей, в которых спали еще не рожденные собратья и приносило в их Сон видения о бесстрашии, чести и верности. Однако где-то и когда-то в мире наступали недобрые времена. Все больше и больше потоков так или иначе несли в себе страх, боль и ненависть, и даже сама ось, вокруг которой вращался весь Сон, казалось, надломилась. Сон — это вечный поток, но как и любой поток, он состоял из миллионов притоков. Теперь во Сне стало тревожно и темно, и количество его притоков резко сократилось. А потом его потянуло и закружило непреодолимой силой, и через долгое-долгое время — а может быть, через мгновение — он обнаружил себя в полной темноте. Ему было хорошо и спокойно, Сон накатил последней волной и схлынул, оставляя в его сознании последние крупицы знаний... и одновременно с этим, он вспомнил кто он такой. И вспомнил, что однажды с ним это уже случалось. Что он уже ощущал теплые и мягкие стенки плода и знал, что через несколько секунд он оторвется от ножки и мягко упадет на землю, а потом тонкий и плотный плод, укрывавший его тело, пока он рос и зрел, опадет, и его ослепит солнце. Кто первым протянул ему руку тогда? Рианнок не помнил, но чувствовал, что непременно вспомнит. Еще он помнил горечь предательства и бесконечную боль; свой первый вдох и свой последний вдох. Он не смог завершить свою Дикую Охоту. Может быть, Сон дал ему второй шанс. В его голове раздался серебристый смех Матери и он понял, что ошибается — но уже в следующую секунду почувствовал, как зрелый плод отрывается от ветки и падает, а потом ощутил удар о мягкую траву. Он заранее прищурился, но свет все равно ослепил его. Трахёрн первым протянул ему руку тогда. Трахёрн. Рианнок с улыбкой выбрался из плода, и его подхватил поток ветра, принесший с собой шум города — но здесь никогда не было так шумно — и гвалт множества голосов — но ведь их должно быть всего двенадцать. Где-то в самой глубине его существа натянулись разом множество нитей, связывающих его с собратьями, и их было значительно больше двенадцати! Смущенный и дезориентированный, он все же сделал по инерции еще один шаг и чуть не столкнулся с незнакомым сильвари. С незнакомым сильвари! Это было далеко за пределами доступного ему опыта! Их было двенадцать, и никто не знал, будут ли когда-либо еще сильвари. Иногда они гадали, какими будут следующие, новые... юные, а теперь стоял с одним из них лицом к лицу. — Добро пожаловать, брат. Рианнок ошарашенно кивнул, заметив заодно, что сильвари вооружен. Он и сам пробудился днем, и в этот раз, и в прошлый, а значит был создан воином, но в его воспоминаниях никто не ходил по дому с оружием. Воистину черные времена настали, если приходится опасаться собратьев! Он огляделся еще раз, уже более осмысленно, но других плодов на ветвях не увидел, да и само Древо выглядело как-то... болезненно. Как будто с Матерью случилось что-то ужасное. Его взгляд выхватывал тоненькие засохшие веточки и зияющие прорехи в кроне. Не поэтому ли Мать снова призвала его? — Где Каэдинс? — вместо приветствия резко спросил он и снова удивился тому, что слышит собственный низкий и глубокий голос. — Где Трахёрн? Где все? — Рианнок? Это... это ты?.. Он услышал и почти сразу узнал новый голос и с улыбкой повернулся к старшему брату. — Полагаю, что да. От Каэдинса, появившегося в сопровождении другого воина, повеяло сложной мешаниной эмоций — недоверием, восторгом, безумным облегчением, и чем-то еще, о чем Рианнок, кажется, даже не знал. Раньше они не умели испытывать столько всего одновременно. Раньше... Сколько лет он пропустил? Сколько событий? Где-то глубоко в его сознании вздрогнула нить, связывающая его с Каэдинсом, словно он пытался, как прежде, соединиться с ним сознанием. Рианнок распахнул двери своего разума навстречу брату. Каэдинс смотрел на него долгим, неверящим взглядом, а потом сорвался с места, нетерпеливо отодвинул юного сильвари с дороги и заключил Рианнока в объятия. Рианнок крепко сжал его в своих руках, вдохнул до боли знакомый запах его листвы, и тут же спросил: — Что у вас здесь происходит? — Что ты знаешь? — Похоже, ничего. Я умер. Я родился. — Пойдем. Мне очень многое нужно тебе рассказать. Весть о том, что погибший много лет назад Перворожденный вернулся в Рощу облетела город стремительно, они не успели даже добраться до жилища Каэдинса — не в малой степени потому, что для Рианнока все было внове, и он то и дело останавливался, чтобы выразить свое восхищение или завалить брата вопросами — как вокруг уже собралась толпа. Сильвари перешептывались, глядя на них и Рианноку это, возможно, даже бы понравилось, если бы не ощущение нависшей над Рощей угрозы. Ему и в самом деле многое нужно было узнать. Возможно, это была самая длинная ночь в жизни Трахёрна. Длиннее, чем ночь накануне последней битвы с Зайтаном и длиннее, чем ночь накануне того, как он исполнил свою Дикую Охоту. Возможно, даже длиннее той ночи, когда он, первый из Перворожденных, в полном одиночестве бродил у Бледного Древа. Сейчас он был даже более одинок. Завтра он поведет свои войска на Мордремота, как он надеялся — навстречу победе, однако Трахёрн уже знал, что этой победы не увидит. Недавно к нему пришел Сон, а во Сне — Дикая Охота. Он дорого бы дал, чтобы поговорить о ней с Каэдинсом, непревзойденным мастером разгадывать загадки, которые предлагал сильвари Сон, а еще лучше — спросить совета у Бледного Древа. Но Каэдинс был далеко, самому ему надлежало находиться с войсками, а Мать все еще не могла говорить ни с кем из своих детей. Но он и так понял, что значит снизошедшее на него видение. Пакт должен победить дракона, а он сам сложит при этом голову. Куда проще и куда понятнее. Трахёрну не хотелось умирать. Он был старшим сыном Древа и прожил долгую жизнь, совершив немало славных дел, и наверное, совершил бы еще. Он не любил в этом признаваться, но смерть слегка его пугала. Никто не мог быть уверен в том, что встретит за чертой... Трахерн боялся не встретить там Рианнока. Почему-то он весь день думал о погибшем брате. Чувствовал ли он то же самое в тот день, когда выходил на свой последний бой? Или Сон оказался к нему милосерден? Рианнок... двадцать пять лет прошло, а воспоминания все еще свежи, как будто это случилось вчера. — Похоже, мы скоро встретимся, брат, — тихо сказал он. Часовой в дверях пошевелился, услышав, но Трахёрн жестом показал ему, что все в порядке. — Надеюсь, что встретимся. Днем его внимания требовали войска. Флот готовился к вылету и Маршал Пакта с головой тонул в текущих — и очень срочных — делах. Ордена такой мощи Тирия еще не знала, и управлять им было непросто. Без помощи глав трех Орденов он никогда в жизни бы не справился, но основная часть работы была все-таки на нем. Трахёрн с радостью занимался вопросами тактики и стратегии, вопросами снабжения войск и технического оснащения дирижаблей. С чуть меньшей радостью он общался с сильными мира сего, представителями правителей всех рас и прочая, но и это было необходимой частью подготовки к решающему сражению, и даже это было прекрасно, потому что за днем следовал вечер. Трахёрн пробудился вечером и любил тонкие первые сумерки. Любил тот момент, когда на землю опускается вечерняя прохлада, любил смотреть на полыхающее закатом небо, любил гулять по влажной траве и особенный, ни с чем не сравнимый воздух... но теперь вечер пугал его. Вместе с ним неизбежно приходили мысли о доме, о Роще, и о том, что его дни сочтены. Он, наверное, должен был гордиться — не к каждому сильвари снисходит Дикая Охота, не говоря уже о двух сразу, но почему-то не мог. Возможно, именно так себя ощущают и приговоренные к смертной казни: каждый шаг приближает тебя к предначертанному, а ты, зажатый в тиски долга и обстоятельств, можешь только наблюдать за этим словно со стороны. Сегодня в Роще случилось что-то очень хорошее, уж это-то Трахёрн почувствовал даже на расстоянии... но новости оттуда придут в лучшем случае к вечеру, когда они уже успеют выступить. Почему-то от мысли, что он никогда об этом не узнает, Трахёрну стало особенно мутно на душе. Он замотался в плащ — ночи здесь были на удивление холодными — и быстрым шагом вышел наружу. Песок еще не успел остыть со дня, но ночная прохлада уже разливалась в воздухе. Он подошел к самой окраине полупустого сейчас лагеря и вгляделся вдаль, но, конечно, ничего там не увидел. Роща была слишком далеко отсюда. «Пусть у вас все будет хорошо», мысленно попросил он. «Я сделаю все, что от меня зависит». Но зависело от него далеко не все. Утром, несмотря на бессонную ночь, Трахёрн как никогда был собран и сосредоточен. Ночные размышления больше не имели никакого значения. Огромная военная машина Пакта наконец-то запустилась. В лагере строились войска, инженеры в последний раз проверяли дирижабли, загружались остатки провизии. Звучали последние приказы на земле. И когда «Слава Тирии» оторвалась от доков и плавно взмыла вверх, даже Трахёрн не сдержал восхищенного возгласа. Флота такой силы еще никогда не было в Тирии, и, возможно, уже не будет. Серебристые ажурные сильварийские дирижабли поднимались бок о бок с тяжелыми норнскими, а его флагман был изумительным сплавом технологий всех рас и разработок всех трех составляющих Пакт орденов. Перед ними расстилалось огромное зеленое море джунглей. Все, кто не был занят, высыпали на палубы дирижаблей — и Трахёрн вместе с друзьями из «Острия Судьбы» не стал исключением. В конце концов, он был и оставался ученым, и новые, неизведанные земли не оставляли его равнодушным. Они двигались все дальше и дальше, форты Серебряных Пустошей давно скрылись из виду, и под флотом не осталось ничего, кроме бескрайних джунглей. И вот тогда, дождавшись, когда флот отойдет на достаточное расстояние, чтобы не рассчитывать на помощь из форпоста, Дракон ударил. Пакт не остался в долгу, слаженно грянули в ответ орудия, и над флотом поплыла дымовая поволока. Далеко внизу вспыхнули взрывы, а потом внезапно взрыв сотряс и «Славу Тирии». Трахёрн быстро оглянулся, пытаясь понять, что случилось, и увидел, что и на других дирижаблях цепочкой вспыхивают огни. Он выхватил меч, понимая только то, что сейчас нужно будет отбиваться, но огромной силы удар чуть не сбил его с ног. Дирижабль оставался в воздухе и даже не дал крен, нет, его едва не оглушило ментальным ударом — краем глаза он заметил, что кто-то из сильвари на палубе упал на колени — а в следующую секунду в его голове раздался голос Мордремота. Трахёрн был, возможно, ближе всех к Матери из живущих сильвари, но даже ему на мгновение захотелось совершить что-то ужасное. Он видел, как сильвари с оружием в руках встают против собственных союзников, но у него не было желания подчиниться. Между ним и Мордремотом надежной стеной стояли Заповеди Вентари и Сон и он, срывая голос, закричал, надеясь успеть перестроить оборону хотя бы на «Славе Тирии»... но Дракон еще не закончил. Из-под зеленого полога леса выстрелили лозы. Одна из них ударила точно в нос флагмана, Трахёрн ощутил, как ломаются под ним доски, и как его поднимает ударной волной, а потом его накрыла сплошная темнота. Снова открыл глаза он еще очень нескоро. У Рианнока голова шла кругом от того, что он увидел и от того, что ему пришлось услышать. Он помнил Рощу уединенным и тихим местом, а сейчас здесь раскинулся настоящий город, многоярусный, с защитными стенами, хозяйственными постройками и мастерскими. Когда их было всего двенадцать, им это просто не было нужно. Его очень тронуло то, что его дом так и остался неприкосновенным. Он успел прожить чуть больше года, но чувствовал себя в городской суете ужасно древним. Каэдинс все еще неверяще улыбался, глядя, как Рианнок обходит свои старые владения. — Я пропустил столько лет. — Когда ты здесь, мне кажется, что это было только вчера. — Это и было вчера, — с досадой произнес Рианнок. — Но где же все? Мне показалось, я видел Ниам? — Она присоединится к нам после тренировки, — кивнул Каэдинс. — И Эйфи тоже. Меломидиз, наверное, еще не знает, его не рискнули потревожить... — А остальные? — спросил Рианнок, ощутив какой-то подвох. Каэдинс хорошо умел скрывать свои эмоции, но все же в его немногословности чувствовалось нечто... страшное. — Дагонет в Дивинити Рич, как посол от Рощи. — А Винн? Каэдинс помрачнел, и Рианнока окатило тяжелой волной грусти и подавленной ярости. — Что с ней произошло? — Она погибла. — Как? Брат тяжело вздохнул. — Я надеялся, что ты узнаешь об этом позже. И не от меня. — Каэдинс? — В ее смерти виновна Фаолайн. — Вот как, — только и сказал Рианнок. Каэдинс печально кивнул. — А Кейт? — Она больше не с ней. Сражается с драконом где-то далеко. — А... Трахёрн? С ним все в порядке? — с содроганием спросил Рианнок, уже приготовившись к плохим — ужасным! — новостям, но Каэдинс вдруг улыбнулся. — Трахёрн ведет объединенные войска против нового дракона. Рианнок восхищенно присвистнул. Он помнил Трахёрна как вечного одиночку, странника и ученого. И не очень-то представлял себе его во главе армии. — Не то чтобы он этого хотел, — почувствовал его ощущения Каэдинс и собирался что-то еще добавить, но в этот момент и их накрыло волной. Конечно, она была не той силы, как та, которая опрокинулась на флот в джунглях, но все же достаточной, чтобы Рианнок, сжав голову руками, покачнулся и облокотился на стол. В его голове набатом бился чужой голос. — Что это?! Каэдинс первым понял, что означает этот голос, и побледнел так, что стало видно каждую прожилку на его листочках. — Быстро, за мной! Мы должны не допустить паники! На улицах Рощи творился форменный хаос. Некоторые сильвари сражались с собой до последнего, но кто-то уже дрался друг с другом. Рианнок выхватил взглядом кого-то ему незнакомого, совсем молодого, сидевшего облокотившись спиной на ствол дерева, сжавшись в комочек. В его глазах метались красные искры. — Кому теперь верить? — пробормотал он. — Нам лгали. Каэдинс стремительно опустился рядом с ним на колени и обнял за плечи. Одного его присутствия оказалось достаточно, чтобы глаза юноши просветлели. — Верь Матери, — просто сказал он. — Она и сейчас сражается за нас. Разве ты не чувствуешь? Рианнок тоже ощущал незримую защиту, но были и те, кто не выдерживал сокрушительной правды. Тогда он на всякий случай подобрал палку, чтобы защитить в случае чего безоружного брата. — Трахёрн сейчас в джунглях, — сказал он, когда Каэдинс повернулся к нему. — Там много сильвари? Брат кивнул. — Тогда я знаю, зачем я здесь. — Наверное, я тоже. Они встретились глазами, и Каэдинс кивнул. — Иди. Мы справимся. Ниам и Меломидиз уже шли к ним, наводя порядок на улицах. Увидев своих Светил целыми и невредимыми, сильвари постепенно успокаивались. Конечно, основная битва была все еще впереди, но по крайней мере, они не проиграли войну в первом же бою. Трахёрн плохо помнил первые дни плена. Каким-то чудом он остался в живых после падения с дирижабля, но, оглушенный ударом, сразу же оказался в руках мордримов. Он пришел в себя через какое-то время и почувствовал, что лежит на спине на колкой траве. Несколькими минутами позже он открыл глаза и сразу же зажмурился, ослепленный потоком яркого света. — Слава Шестерым, ты жив. Проморгавшись и смахнув набежавшие из-за рези в глазах слезы, Трахёрн огляделся уже более осознанно. Он сам лежал на земле, накрытый высоким куполом, поразительно похожим на тюрьмы, которые растили сильвари. Похожи, но не совсем. Здесь он чувствовал, как на него давит посторонняя безжалостная сила. Только дай слабину — и она сомнет и перекроит тебя по-своему. Сцепив зубы, он поднялся, медленно, дожидаясь, когда земля перестанет плясать под ногами от каждого неловкого движения. Вокруг него на широкой поляне стояли и другие клетки. Какие-то пустовали, но в некоторых были заперты такие же пленники, как и он. В одной из них он со смешанным чувством радости и ужаса увидел Логана, в другой — Зоджу. — Где мы? Как вы? — Насколько возможно, в порядке, — Логан стоял, просунув руки между прутьями клетки и расслабленно облокотившись на нее. — Как ты? — Сильвари... — Не все, насколько я мог увидеть, — скупо ответил Логан. — Он говорит с вами? Трахёрн прислушался к себе и понял, что где-то глубоко в своем сознании слышит непрерывный раздражающий шепот. Дракон был там. И, наверное, был там всегда. Нити, связывающие сильвари друг с другом, впервые сослужили ему недобрую службу, и он, застонав, ударил по прутьям. — Многие, слишком многие. — Что он говорит? — Зовет за собой, — Трахёрн тяжело оперся на свою клетку. — Но у нас есть еще шанс. — Откуда ты знаешь? — Я видел во Сне. Из дальней клетки послышался очень знакомый издевательский смех. Трахёрн вздрогнул и внимательно присмотрелся. У него сильно кружилась голова, но сестру он узнал даже на приличном расстоянии. — Фаолайн! — Сон тебя к этому не готовил! — с истерическим весельем выкрикнула она. — И меня не готовил. Все, что нам говорили, все было одной огромной ложью, брат. Живи теперь с этим! Умри теперь с этим! — Мы должны попробовать бежать, — сказал Логан, неприязненно покосившись на Фаолайн. — Вы должны. — А ты? — Думаю, я знаю, что должен делать. Рианнок никак не мог уложить в голове, насколько изменился мир за эти двадцать пять лет. В его памяти остались густые леса, мрачные болота, полные оживших мертвецов и длинные путешествия вместе с Трахёрном по глухим малонаселенным местам до самого Орра. Он помнил людей, которых они встречали в путешествиях... сильвари для них были тогда в диковинку, на них неприкрыто глазели, тыкали пальцами, а иногда и пытались напасть. Рианнок и теперь внутренне подбирался, когда подходил к очередному на своем пути поселению, но до сих пор опасность миновала его. Слухи о том что случилось с сильвари, разлетелись по стране моментально, и на него многие смотрели косо, но не трогали. Может быть потому, что при бедре у него висел взятый у Ниам меч. До него тоже долетали слухи. О том, что все сильвари в Пакте разом сошли с ума и взорвали дирижабли, о том, что дракон Джунглей оказался настолько силен, что уничтожил флот одним движением крыла и многие, многие другие изрядно искаженные количеством рассказчиков новости. Все они сходились в одном: флот Пакта уничтожен. Дракон оказался не по зубам объединенным войскам. Но Рианнок знал, что ничего еще не кончено. Он видел Сон, даже теперь, изрядно удалившись от Древа, все равно каждую ночь на него снисходили видения, блеклые и короткие, но указывающие ему путь. До Рата Сум он добрался через асурские врата и на этом легкая часть путешествия закончилась. Мысль о том, чтобы двинуться с караваном, он отодвинул сразу: слишком медленно. Потом он решил присоединиться к группе добровольцев, идущих в Серебряные Пустоши, но эти ребята были настолько бандитского вида и смотрели на сильвари так нехорошо, что даже всегда решительный Рианнок счёл, что вдвоем с картой идти гораздо надежнее. Он не собирался повторять ошибок прошлого. Однажды его уже предал человек. Второго раза не будет. Когда перед ним встали стены форта в Серебряных пустошах он сразу их узнал. В его Сне Трахёрн был здесь, поднимался на мостик огромного, взглядом неохватного дирижабля. Одна из ключевых точек его путешествия. Перевалочный пункт. Рианнок мог только надеяться, что успеет. Теперь он понимал, почему Мать призвала его вновь. Она сама не могла защититься и защитить свое возлюбленное дитя... но призвала того, что может. Между ним и Трахёрном связь была особенно крепкой. Если кто-то и мог пойти против судьбы, то только он. И дело было даже не в Дикой Охоте. Он вошел во двор крепости под прицелами ружей. На него смотрели подозрительно, но Рианнок был совершенно спокоен. Сильвари легко адаптировались к ситуации, и он, хоть и пропустил последние двадцать пять лет, уже хорошо знал что следует делать. — Я хочу помочь, — сказал он. — Я пришел вступить в спасательные отряды. Они доставят его как можно дальше в джунгли... а потом Сон поведет его дальше. Мордримы вели их все дальше и дальше в джунгли. Трахёрн догадывался куда, и догадывался, что именно туда он и должен был попасть. Теперь с ним были только Логан и Зоджа, Эйр и Фаолайн остались в том лагере. Друзья все время строили планы побега, в основном фантастические, потому что охраняли их очень хорошо. Трахёрн шел молча. Его пугало то, насколько четко действуют мордримы. Он привык считать их безмозглыми тварями, как тех, что нападали на форты в Серебряных пустошах. Но они воевали, и в их действиях виделась стратегия. Виделась управляющая ими железная рука. Раньше Зайтан казался ему непобедимым противником, просто потому что истинную силу Мордремота до поры никто не знал. Как можно сопротивляться противнику, способному заглянуть в твои мысли? Как можно выиграть в войне, которая ежесекундно происходит в твоем сознании? Когда стоит на мгновение потерять контроль, и... Трахёрн встряхнул головой. Нет. Эта попытка была тоньше, чем прошлая, но все равно нет. Он не поддастся дракону. Через какое-то время их закинули в новый лагерь. Здесь были другие пленные — люди, сильвари, асуры, и Трахерн рад был видеть их, как никогда. Разбитый и обескровленный Пакт все еще продолжал сражаться. От недавних пленников он жадно слушал рассказы о золотом городе в глубине джунглей и о том, что в ряды Пакта вступает все больше и больше добровольцев, готовых проводить спасательные операции и — кто знает — может быть дойти до самого логова дракона. Кто-то рассказал ему, что видел высокого сильвари со странным растительным мечом, который рассказывал, что его цель — спасти маршала. Трахёрн только грустно улыбнулся. Сон говорил ему, что ему придется сделать выбор: или смерть дракона, или его собственная жизнь. И Трахёрн уже принял решение. К ночи рядом с ним как бы невзначай оказался Логан. — У нас есть план, — одними губами сказал он. Трахёрн едва заметно кивнул. Если кому-то удастся спастись, то этого уже будет достаточно. — Я останусь, — тихо сказал он. — Ты сам знаешь, что кто-то должен прикрывать побег. — Тебе нельзя, — возразил Логан. — Ты командующий. Лучше я. — Ты символ, — улыбнулся Трахёрн. — Не спорь. Но получилось так, что остались оба, и утащили за собой Зоджу. Когда патруль мордримов ворвался в их временную камеру, Трахёрн остался прикрывать отступление, Логан остался прикрывать Трахёрна, а Зоджа — вытаскивать их обоих... и это, а вовсе не плен, оказалось самым темным и страшным. Части пленников удалось бежать, и Трахёрн только надеялся, что им удастся уйти достаточно далеко, не сгинуть в джунглях, не угодить в пасти мордримам. В глубине души он чувствовал, что с точки зрения войны нужно было поступать иначе, спасаться им, не рисковать ради рядовых, но так он не мог. Всё-таки он не умел быть военачальником. Дракон учился на своих ошибках. Друзей Трахёрн больше не видел. Зато мимо него в его камере ходила жуткая химера с лицом Фаолайн и разумом дракона. Если это была попытка его запугать, то она с треском провалилась. Трахёрн никогда в жизни не позволил бы сделать с собой что-либо подобное. Лучше умереть. Уйти в Сон. Раствориться во Сне. Он только надеялся, что Рианнок ждет его за этой гранью. Рианнок двигался по джунглям. Он давно уже шел в одиночку, то тут, то там приставая к случайным отрядам. Здесь было тяжело и опасно, но он торопился. Он откуда-то знал, что опаздывает, и редкие сны, когда ему удавалось все-таки уснуть, становились все более тревожными. Он постоянно сражался — это было просто, хотя на его коре оставили свои следы многие создания дракона и просто дикие звери. Он проходил мимо просящих о помощи — это было намного сложнее и оставило незаживающие раны в его душе. Но его вела цель. Может быть, даже предназначение. Он миновал золотой город и даже не заглянул в него. Он заблудился в подземных ходах и сумел оттуда выбраться только благодаря тому, что сел на хвост какому-то мордримскому отряду. Он едва унес ноги из древних развалин, в которых обитали отвратительные, похожие на крупных светящихся насекомых существа. Он неуклонно двигался вперед, по едва заметным и не всегда понятным вехам из своих снов. Что-то глубоко внутри его знало, что он близко. Наверное, его сердце, которое всегда билось чаще в присутствии Трахёрна. «Подожди немного» — просил он иногда, стараясь мысленно найти брата в редкие минуты отдыха. — «Я иду к тебе». Трахёрн дождался. Последние несколько — часов, дней, недель? — он жил только ради этой секунды. Заставлял себя сопротивляться чудовищному давлению дракона, заставлял себя оставаться собой. Это могло быть так просто: склонить голову всего на мгновение и, наверное, получить вечное спокойствие. Но он все же оставался Маршалом Пакта, и нес ответственность за своих людей. Нес ответственность за исход кампании. Наверное, эта мысль заставляла его держаться себя гораздо сильнее, чем Дикая Охота. Дикую Охоту не могли завершить многие, очень многие, и он не считал себя лучше или выносливее тех, кто не смог... просто он не мог позволить столь огромным жертвам стать напрасными. И он все же дождался. Когда на пороге его темницы появился Коммандер, он не поверил своим глазам, но, хотя он час за часом неминуемо отдавал дракону свое тело, разум его оставался ясен. Трахерн не знал, что с ним сделал дракон, но видел ужас и жалость в глазах пришедших. Ничего. Осталось совсем немного. Он выполнит свою задачу: откроет путь истинному герою. А его ждет Сон. Спокойствие. Отсутствие боли. И, может быть... — Возьми Каладболг, — преодолевая неявное сопротивление, сказал он вернувшемуся коммандеру. — Мой меч. Он здесь... Дракон не был полностью мертв. Он все еще мог вернуться, используя его тело, и Трахерн не собирался позволить этому свершиться. Но друг медлил, а он торопился. — Убей меня им. У него осталось совсем немного времени. В глазах Коммандера мелькнуло понимание. Он молча кивнул, не находя слов, и... — Я не для этого сюда шел, — послышался одуряюще знакомый голос. Трахёрн вскинул голову. Прямо перед ним стоял Рианнок, вооруженный обломком Каладболга. Потрепанный, израненный, уставший, но настоящий Рианнок! И этого никак не могло случиться. Трахёрн знал, что брат погиб, он помнил тот момент каждой частицей своего тела. Неужели Сон выглядит так? — Еще чего, — мрачно сказал Рианнок и, размахнувшись, ударил в лозы. Трахёрн почувствовал, что лопаются нити, связывающие его с драконом, и, возможно, с этим миром, и на волне огромной боли, которую он не мог себе раньше даже представить, почувствовал, как высвобождается из чудовищной хватки Мордремота. Когда он пришел в себя, рядом никого не было. Только обнимающие его теплые руки. — Это Сон? — тихо спросил он, не надеясь на ответ. — Это всего лишь я, — раздался в ответ голос брата. — Если хочешь знать, во Сне нет ничего интересного.