сломанная игрушка

В комнате темно. За окном давно день, но свет не проникает в комнату из-за плотно запахнутых черных штор. Но парню, что здесь живет, он и не нужен. Он уже привык к темноте, что окружает его. К темноте, что проникла в его сердце и окутала душу, которая пробита сотнями невидимых пуль. На тумбочке, возле кровати, лежит айфон, на который постоянно приходят сообщения от одного и того же абонента. Это длится уже восемь дней. Восемь долгих дней, что он не встает с постели. Благо телефон стоит на беззвучном режиме и ему не приходится думать о том, что написано в сообщениях. В сообщениях, что отправляет Мише тот, кто еще месяц назад клялся в любви. В комнате можно найти кучу бутылок. От пива, водки, вина, виски и прочего алкоголя, которым Миша закупился в тот день, когда все пошло ко дну. Первые несколько дней он лишь плакал, пил и блевал, не в силах остановиться. Было настолько хреново, что Миша даже не менял постельное белье. Так и засыпал, в собственной блевоте и с бутылкой алкоголя в руках. На третий день вмешался Дима и заставил его встать с постели и умыться. Миша сопротивлялся, но друг был сильнее и смог дотащить его до ванной комнаты. Пока Миша сидел в ванной, полной воды, Дима менял ему постельное белье. Он беспокоился за своего друга, но знал, что не в состоянии что-либо изменить. Даня оказался не тем, кем они его считали. Лиза была права. Он гнилой внутри, хотя и очень хорош собой снаружи. Жаль только, что они слишком поздно это поняли. Вернувшись в ванную, Дима находит друга в том же состоянии, что и четырнадцать минут назад. Покачав головой, он помогает ему умыться и одеться, ведь сам Миша не в состоянии сделать этого. Он будто бы в трансе. Не слышит и не видит ничего вокруг. Возле окна стоит кровать. В ней, укутавшись в одеяло и обняв альпаку, лежит Миша. Большую часть времени он спит или плачет. Но не встает. Не может. Не хочет. Вот только в уборную приходится ходить, ведь мочиться в кровать было бы стыдно. Дима приходит каждый день и пытается растормошить Мишу, но тот даже не разговаривает с ним. Он словно находился в каком-то мире, где нужно лишь лежать и думать о том, что жизнь кончена. И, как бы Дима не пытался, он так и не смог достучаться до него. Благо ему удалось, хоть и с трудом, заставить Мишу есть, ведь иначе все бы плохо кончилось. У Миши постоянно болит голова, от волнений и переживаний. Иногда из носа идет кровь, вот только он не обращает на это внимания и продолжает лежать и смотреть на стену, где висят их с Даней фотографии. Они причиняют ему боль, но у него пока нет сил на то, чтобы встать и сорвать их. Миша еле до уборной доходит, что уж говорить о большем. Миша мог бы попросить Диму сделать это, но он не может. Он открывает рот и хочет сказать хоть слово, однако у него не получается. Вырывается лишь тихий хрип и Миша тут же прячет голову под одеялом и плачет. От безысходности и собственной беспомощности. В тот день, Даня напился. В тот день, Даня сказал, что изменил ему с девушкой. В тот день, Даня сказал, что никогда не любил его. Миша был просто экспериментом. Игрушкой, для удовлетворения его потребностей. Миша был тем, кого Даня использовал на протяжении нескольких лет. Миша стал тем, кто предпочел уйти тогда, когда Даня поливал его грязью и называл ничтожеством. Поначалу Мише казалось это сном. Но Даня продолжал говорить и оскорблять его всеми известными ему словами. В какой-то момент Миша просто не выдержал и влепил ему пощечину. Это казалось ему правильным. Погрузившись в свои мысли, Миша не заметил Даню, что подошел к нему и, размахнувшись, со всей дури ударил по лицу, разбив ему губу. Это привело Мишу в чувства и он убежал, стараясь не слушать того, что кричал Даня ему вслед. Спрятавшись в ближайшей подворотне, Миша дал волю слезам, которые текли по его лицу и смешивались с кровью, что текла из разбитой губы. Он не мог поверить в то, что только что произошло. Даня, его Даня, наговорил такого, что хотелось сдохнуть прямо здесь. Даня был его миром. Личным солнцем, что светило только ему. Даня был причиной, из-за которой Миша вставал по утрам даже тогда, когда хотелось забить на все и лежать, не поднимаясь с кровати. Даня был его первой любовью и Миша отдавал всего себя, без остатка. А получил лишь слова, наполненные ненавистью, и разбитое сердце, которое все еще продолжало биться в его груди. Часть Миши задумывалась о том, что сейчас у него снова может случиться инфаркт и скорая просто не успеет приехать. И он надеялся, что так и будет, ведь жить ему не хотелось. Другая его часть заставляла Мишу поднять задницу с холодного асфальта и идти домой, забыв о Дане и о том, что между ними было. Но не так-то просто выбросить из жизни несколько лет, которые, как он думал, были лучшими в его жизни. Сейчас же, после Даниных слов, все казалось противной ложью, завернутой в красивую обертку. Это причиняло боль. Успокоившись, Миша выбирается на улицу и видит Даню, который целуется с какой-то девушкой. Спустя минуту они вместе садятся в такси и уезжают в неизвестном направлении. Слезы сами начинают течь из глаз Миши, но он не обращает на них внимания. Просто делает глубокий вдох и поворачивает налево, в сторону своего дома. Его душа растерзана и Миша вряд ли сможет залатать ее в ближайшее время. По дороге домой Миша заходит в ближайший магазин и покупает алкоголь на все деньги, что у него были с собой. Ему хочется напиться и забыться. Ведь другого способа выбросить Даню из головы он не видит. Димы дома нет и Миша беспрепятственно заходит в свою комнату, с пакетом, в котором грохочут бутылки. Садится на кровать, даже не разувшись. Достает первую бутылку и делает глоток, что является началом его новой жизни. Он так думает. Мише хреново. Прошло восемь дней, а душа и сердце болят так же сильно, не давая ему нормально жить. Хочется сдохнуть, но это было бы проявлением слабости с его стороны. К тому же, Миша не доставит Дане такой радости. Он будет жить, ему назло. Надо лишь отпустить Даню и попытаться забыть. Но как? На четырнадцатый день Миша сбрасывает с себя одеяло и встает на ноги, с альпакой в руках. Его сильно шатает, ведь он почти не вставал с постели, последние две недели. Но он должен. Обязан совершить то, о чем думал уже четыре дня. Надо лишь взять себя в руки и сделать несколько шагов. Миша верит в то, что он сможет. Дойдя до тумбочки, он берет айфон, который Диме приходится заряжать каждый день, и включает музыку, игнорируя сообщения, общее количество которых превышало сто штук. Миша оставляет альпаку на тумбочке и медленными шагами подходит к стене. Одну за другой он снимает фотографии и рвет их на мелкие кусочки, даже не пытаясь вспомнить, когда они были сделаны. На это уходит десять минут. За десять минут Миша уничтожил то, чем жил долгие годы. Это было необходимо. Бросив последний взгляд на куски бумаги под своими трясущимися ногами, Миша подходит к комоду и открывает первую полку. Здесь хранятся вещи Дани, что он носил, когда оставался у Миши на ночь. Миша вываливает их на пол и, взяв ножницы, садится на пол. Медленно-медленно, он разрезает каждую вещь на небольшие части. Слезы текут из глаз, но Миша не замечает их. Ему нужно забыть Даню. Избавиться от его вещей. И сделать это самому, без чьей-либо помощи. Миша надеется, что ему хватит сил на это. Когда последняя вещь Дани превращается в гору лоскутов, Миша подносит лезвие ножниц к левой руке. Стоит лишь набраться сил и сделать порез. Тогда все будет кончено. Никакой боли, страданий, слез и прочей фигни. Лишь пустота. Но Миша не может сделать этого. Отбросив ножницы в сторону, он утыкается лицом в ладони и рыдает навзрыд. В комнату забегает Дима, в куртке, которая припорошена снегом. Увидев бардак в комнате и состояние друга, он сбрасывает верхнюю одежду и садится на пол рядом с ним, боясь коснуться его и сделать еще хуже. — Миш, что случилось? — наконец решается спросить Дима, ведь Миша не переставал плакать. — Я... отпустил... его... — прошептал Миша и закашлялся. Горло болело, ведь он не говорил уже довольно долго. — Почему... это так... больно? — Боль хочет, чтобы ее чувствовали. Ты привыкнешь к этому, — слова Димы не облегчают боль Миши, зато это правда. Суровая, но правда. Другой Мише и не надо. Всхлипнув, Миша обнимает Диму и тот делает то же самое. Жизнь начинает налаживаться. Миша, как сломанная игрушка, которую починить трудно, но возможно. Однако тот, кто мог бы, даже не станет пытаться. Мише станет легче. Вот только прежним он уже не будет никогда.