Татуаж

      Небо над Ванкувером бледно-голубое, пронзительное на рассвете и уходящее в пепел к полудню. На исходе августа холодает раньше времени, но это даже приятно. Лето уже выдохнуло в лицо города последние клубы полынного дыма — настолько горячие, насколько это может быть в этой широте. Просыпаясь уже который день, Шепард видит не тёмные внутренности «Нормандии», а это обманчиво голубое небо. «Обманчиво» — всегда добавляет она или пытается добавлять. Джейн солдат. Джейн знает, какова цена потерянной бдительности, но, отпечатав в голове слова с буквы «о» вновь, ловит себя на осознании, что последний раз она делала это добрых месяца два назад. Тугой узел внизу живота завязывается и портит утро. В салоне красоты Вега неловко мнётся у стены, пока не выходит из положения телефонным звонком. Лейтенант давно не воспринимается конвоиром. Он обсуждает с собеседником что-то про спортзал и посиделки за пивом в баре; если бы руки у Шепард периодически не чесались по винтовке, всё смотрелось бы совсем нормально. Но по радио: не новости о том, как в лабораторном комплексе на планете N нашли десять взорванных изнутри тел (Нелегальные исследования. Лиара упоминала имя одного из погибших. Чей-то заказ?). По радио: музыка, так что всё действительно кажется нормальным. Джейн проводит подушечками пальцев по дымчатым векам, разглядывает чуть подведённые ресницы. — Устраивает? — улыбчиво чирикает азари — мастер по косметическому татуажу, — неторопливыми нажатиями по панели убирая с отражения Шепард в интерактивном зеркале макияж и возвращая его вновь. — Красиво, — подтверждает Шепард искренне, но язык поворачивается с трудом. Непривычно. — На сколько закрепляем? Непривычно. Джейн давненько такого не делала. Она усмехается в мыслях. Так давненько, что на решение, продырявить ли кому-то голову, уходит куда меньше времени. За распахнутым в затихшее лето окном далёким морем гудят аэрокары, звякает велосипедный сигнал и пахнет кофе. Солнце играет в побитых пылью листьях, роняя тусклые осколки света на медовую плитку пола. На сколько? Шепард думает о том, как она будет выглядеть при полном параде, с этими «smoky eyes», когда нападут Жнецы, и лицо её будет тёмным от крови и гари, а ослепшие от отчаяния люди будут слушать её хриплые приказы. Снова и снова, до самого конца. — На… пускай на год. Небо над Ванкувером голубое — было таким вчера и будет завтра, а через неделю, может, притянет тучи с востока, а через месяц… Небо над Ванкувером голубое — и каждое утро Шепард до щемящего чувства в груди абсолютно обманчиво кажется: будет таким вечно. На исходе года в изматывающем и расслабляющем, нервном и усыпляющем бездействии домашнего ареста что-то начинает шептать в подсознании Шепард, и это совсем не голос логики. А могут ли… Они… Не?.. Тихий нервный смешок срывается с губ. Что задержит Жнецов? Эффектный фейерверк из ретранслятора? Лень лететь далеко собственным ходом? Плата в триста тысяч жизней, что ей пришлось заплатить, впечатлит их и заставит повременить, застопориться в тёмном космосе, удручённо «цокая языками»? Шепард вспоминает уничтоженных протеан. Она не знает, как можно уместить пару столетий войны, боли и смерти в пару секунд видения Маяка, но древним это удалось — выжженное на изнанке мозга послание всё ещё кажется расплывчатым, а теперь и затушёвано временем, но заставляет инстинкты отзываться. И всё-таки. Пятьдесят тысяч — это очень много. Сотня-другая лет тонут в них, а в вечности, отмеренной Жнецам, и подавно. По крайней мере, может ли быть, что теперь они решат вернуться в Галактику не на её веку? Джейн сжимает кулаки. Чувствует себя намертво привязанной к истории бесконечных циклов. Неистребимый огонь горит в конечностях — она слишком много сделала, чтобы задержать этих тварей, и в день, когда они придут, Шепард будет готова. Непременно готова. Джейн сжимает кулаки. Смотрит в зеркало на собственный косметический татуаж и заказывает билеты на выступление театра иллиумских танцовщиц к ноябрю — сентябрь уже разобран, а в октябре у неё снова слушания по инциденту с системой Бахак. До прихода Жнецов на Землю остаётся восемь дней.