напряжение

Марк понимает слишком поздно, что где-то проебался, когда дверь в гримерку бесшумно открывается и перед его полем зрения предстает Мирон. Такой же, каким Марк запомнил его в момент последней встречи, разве что синяки под глазами стали чуть более видимыми. Янович скользит взглядом по этому маленькому помещению и, когда понимает, что никого, кроме парня, здесь больше нет, закрывает за собой дверь, щелкая замком. Он серьезно похож на владельца империи — властный и мужественный, с суровым взглядом и злостью в глазах, с оскалом на губах и чуть расставленными ногами. Как бы глупо ни звучало, но у Марка real talk дрожат колени от одного только взгляда на мужчину. Марк почти встает с кресла, но слышит чуть ли не грубое «сидеть» из уст Яновича. Ладно, кто он такой, чтобы ослушаться. Волнение, что он пытался заглушить щедрой порцией алкоголя, кажется, вспыхивает с новой силой, а шестеренки в голове начинают работать с удвоенной силой, не понимая, что Мирон здесь забыл. Он же только прилетел из ЛА, какого черта не сидится дома? — Что-то случилось? — Марк прячет телефон в карман джинс, вскидывая бровь. Янович подходит почти вплотную, скрещивает руки на груди, смотрит сверху вниз. От него пахнет парфюмом и властью. — Это ты мне объясни, — глядит выжидающе, — я же тебя просил не хуярить перед выступлениями. После — пожалуйста, хоть до могилы себя доводи. Марк выдыхает, стараясь скрыть улыбку. Думал, проебался в чем-то похуже. При этом он также понимает, что и за такую оплошность он нехило огребет от Федорова.  — Папочка, ну ты же знаешь, что лучшего лекарства от волнения еще не придумали. Мирона передергивает от такого обращения. Эта их игра в «Папочку» началась невесть когда, возможно, еще в Лондоне, когда Марк был совсем пиздюком, а Мирон просто был рядом, заменяя мальчику родного отца. — Выпить для храбрости — можно, а вот нажираться так, чтобы потом еле на сцене стоять, забывая при этом все текста, — нет. Ты думаешь, я не видел видео с Минска? Илья все комментарии читал и остался недоволен точно так же, как и я. Маркул закатывает глаза, театрально вздыхая. Носятся, как с маленьким ребенком, ей богу. — Хорошо, — парень встает с кресла, обходя друга-недоначальника, — что ты предлагаешь? — берет со столика минералку, разом осушая бутылку. Коньяк, который был выпит с Сифо меньше часа назад уже понемногу начинает выветриваться из организма, вновь уступая место нервозности. — Сядь обратно, — у Мирона, кажется, над головой загорается невидимая желтая лампочка, и он быстро меняется в лице, дьявольски ухмыляясь и потирая руки. Марк немного в замешательстве, но все же подчиняется, вновь располагаясь в кресле. Такая сторона Яновича даже спустя годы остается для Марка неизведанной. От него можно ожидать всего, от серьезной обиды и ругани до сорванной глотки от криков, которые еле сдерживают стены. Внезапно Мирон оказывается неприлично близко к его лицу, опираясь руками на подлокотники, будто пытается рассмотреть что-то в его почти что трезвых глазах. Марк бегает взглядом по комнатке, лишь бы не смотреть Яновичу в глаза, а потом, сдавшись, выпаливает: — Ну, чего? Мирон щурится, не отстраняясь, и только Марку это кажется чем-то неловким. Федоров выглядит до жути спокойным. — Хочу помочь тебе снять напряжение, — Марк не понимает, шутит ли мужчина, когда шепчет ему это почти что в губы, не собираясь отстраняться. Сердце начинает стучать где-то в глотке, и младший парень невольно ерзает, поправляя челку, лишь бы чем-то занять свои руки, которые начинает потряхивать. — Ты что, боишься меня? — ухмыляясь, Мирон наконец отстраняется, и Марку кажется, что он не дышал последние пару минут. — Не, с чего взял? — Ты дрожишь, как осиновый лист. Странно, Марк и сам не заметил этого. — Я всегда волнуюсь перед выступлением, — пытается оправдаться, хоть и сам не верит в свои слова. В выступлении ли дело? Мирон кивает, смотрит с каким-то блеском в глазах, а потом внезапно падает на колени прямо перед ногами Марка. «блятьблятьблять» — все, что успевает сгенерировать мозг парня перед тем, как Мирон выпаливает: — Закрой глаза. Марк впивается ногтями в подлокотники, шумно выдыхая, и все же повинуясь словам старшего парня. В голове вихрем крутятся миллион мыслей, но стоит Федорову холодными пальцами забраться под его футболку, невесомо проводя по ребрам, он теряет себя. Зажмуривается сильнее, не веря, что это действительно происходит, а когда чувствует, как Мир локтями опирается на его бедра, проводя пальцем чуть ниже пупка, громко сглатывает, матерясь. — Я слышу твое сердцебиение. Марк открывает глаза, и понимает, что лучше бы этого не делал — вид Мирона сносит крышу. Его зрачки расширены настолько, что не видно радужки глаз, а вишневые губы растягиваются в пошлой ухмылке, и Марк действует быстрее, чем успевает подумать — наклоняется ближе, с остервенением впиваясь в губы Мирона. Янович скулит в поцелуй, одну руку перемещая на макушку парня, а второй поглаживая его скулу. Берет ситуацию под свой контроль, раскрывая губы младшего парня, языком щекоча небо, проходится по зубам, несколько раз кусает верхнюю губу до алых капель, сразу же слизывая их. Все это слишком интимно, Федорова чересчур много, его руки буквально повсюду, и Марк не может сдержать стон, когда понимает, что они оба ловят кайф с этого. Они отстраняются друг от друга только тогда, когда кажется, что грудную клетку сейчас разорвет от нехватки кислорода. Сталкиваются лбами, тяжело дыша друг другу в рот. Марк хочет спросить: «что это черт возьми такое» (и неважно, что это была его затея), но не успевает, потому что Мирон настойчиво толкает его на спинку кресла. Федоров колеблется пару секунд, поднимает взгляд на Марка, словно пытаясь найти в его глазах ответы на все вопросы, а потом просто начинает расстегивать его джинсы, нарочно задевая ладонью полувставший член. Марк давится воздухом, когда Мирон с блядской похотью в глазах стаскивает с него джинсы вместе с боксерами, и не отрывая взгляда от его лица, обхватывает член, проводя пальцем по головке так, что младший парень буквально чувствует, как внутри взрываются фейерверки. А потом Марк чувствует влажный язык, скользящий от основания до головки, и ему требуется огромных усилий, чтобы не кончить от этих ощущений прямо сейчас. Он кладет руку на макушку Мирона, слегка царапая ногтями кожу головы, и ахает, когда Янович берет в рот до половины, не разрывая с ним зрительного контакта. Голова идет кругом, когда мужчина расслабляет горло, позволяя Марку самому задать темп. Возбуждение становится невыносимым, и он толкается до упора в горячее горло, пытаясь сдерживать всхлипы, когда Федоров намеренно стонет, и посылает вибрации по его члену. Марк чувствует, как его постепенно накрывает, как мир сужается до одного человека, пальцы на ногах подгибаются, и если бы он сейчас находился в вертикальном положении, то точно бы упал. Он прямо ощущает, как ноги сводит судорогой, а все потому что Мирон просто невозможный. Вся энергия тела, жизненные силы и температура как будто скапливаются только в районе промежности, где Федоров не сбавляет своих стараний и продолжает сосать ему. Он, сука, даже во время минета выглядит так, словно это Марку выпала честь получить от Мирона это наслаждение (так, по сути, и есть). — Я хочу кончить тебе на лицо, — выдыхает он, едва находя силы говорить. Мирон мычит и поднимает голову, играясь языком с щелью на головке, зная, что там Марку все ощущения передаются в трехкратном объеме. Он держит его член в руке и начинает двигать ей вверх-вниз, ускоряясь, чувствуя, как Марк напрягает бедра, стараясь сдержать оргазм, поездом летящий на него. Мирон наклоняется и касается самым кончиком языка головки, и это все, что нужно Марку, чтобы окончательно дать себе сорваться с невидимой цепи и изо всех сил вскрикнуть, пачкая губы и щеки Федорова. В глазах темнеет, и он ловит настоящие звезды, пытаясь отдышаться, пока Мирон приводит их обоих в порядок: сначала одевает его, а потом поднимается с колен и на затекших и ватных ногах идет к столику, на котором по счастливой случайности валяются салфетки. — Тебе со спермой на губах очень хорошо, — выпаливает Марк первое, что приходит в голову, и Мирон выдыхает, поправляя свой стояк. Оу. — А тебе лучше с моим хуем во рту, проверим? Федоров садится на стол, пальцем подзывая парня к себе. Провоцирует. Марк поправляет челку, внезапно смелея, поднимается с кресла, и с хитрым прищуром глядит на мужчину. Подходит почти вплотную к нему, одной рукой ныряя под резинку трусов. Чувствует нетерпеливое дыхание на своем лице, вторую руку располагая на кадыке, чуть надавливая. Мирон тихо скулит, ногами прижимая парня еще ближе к себе так, чтобы ни единого миллиметра не осталось между ними, и трется горячей щекой о его скулу, непроизвольно закатывая глаза. Рука Марка неуверенно скользит по члену Федорова, размазывая по всей длине естественную смазку, пока мужчина хаотично припадает к ключицам парня, оставляя багровые отметины. И только когда Мирон собирается выругаться, прошептать «сильнее», «еще» и «больше», в дверь громко стучат несколько раз, и Марк, словно ошпаренный, отстраняется от мужчины, пытаясь унять учащенное сердцебиение. Федоров не может сдержать стон разочарования, чувствуя себя охотником, у которого спугнули добычу. — Еб твою мать, Марк, тебе на сцену пора, — по голосу Сифо невозможно понять, слышал ли он хоть что-то, что происходило здесь секундами ранее. Марк надеется, что ему не придется ничего объяснять и видеть косые взгляды друга. — Иду я, бля, иду, — как можно более непринужденно кричит он хриплым голосом, и вновь кладет руку на промежность Федорова. Мирон прикрывает глаза, когда их губы вновь сталкиваются, на этот раз в слишком мягких и коротких поцелуях. Марк в последний раз невесомо касается Мирона губами в висок, отстраняясь, и Федорову требуется еще немного времени, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя. — Ну ты тут дальше без меня давай, — младший парень не может сдержать улыбку, когда Мирон показывает ему средний палец. — Буду сидеть тут и дрочить на твой голос. Марк краснеет, и закатывает глаза, прежде чем выйти из гримерки на сцену. Напряжение (как) рукой сняло.