Красные земли, багровые небеса

— Прошли! — крикнул Бреган и смахнул рукавом воду с лица, чтоб не заливала глаза. — Маму мою бородатую! Прошли! Энриг крепче ухватился за весло, чтоб не выпало из рук от радости, и продолжил грести. Он почти ослеп от соленых брызг и пота, отупел от усталости и многочасовой борьбы с Бешеным Морем. Пузатая шлюпка, направляемая твердой рукой Брегана, вошла в боковой рукав дельты Дэрвина и миновала отвесные скалы, о которые, как безумные, бились покрытые белой пеной волны. — Клянусь гулькой моей Гейлы, чтоб я сдох, прошли! — Бреган скалился щербатым ртом, и его борода гордо торчала вперед, не побежденная ни водой, ни ветром. — Никто еще Белой Кобылой не проходил! Ха! Это ж мертвое ущелье! Пусть только Железный меня теперь к китобоям не дозволит! Ноги моей больше на Материке не будет! Его голос метался по речному ущелью, мешаясь с грохотом воды и скрипом уключин. Бледная Нэн кидала недовольные взгляды на кормчего, работая веслом, словно не маг, а молотобоец в кузне, и сжимала тонкие губы. — Кормчий ты от неба, Сивый, а вот голосить прекращай — порожденья сбегутся. Даром, что Кобыла гремит — уши глохнут. Сидевшие рядом с Нэн Блидовы отпрыски зафыркали, но под тяжелым взглядом Сивого замолкли и втянули головы в плечи. На Материк они шли в первый раз, и будь на то воля Энрига — сидели бы себе на Островах дальше и хоть бы ворвань варили. На Материке плохое что-то произошло: перестали возвращаться с рейдов охотники. Вестей не было уже пятую декаду, только небо становилось все злее. Стоило ли брать малявок, когда бывалые охотники не знали, смогут ли вернуться? Но бывалых осталось немного — вот Железный и собрал всех, кто был на Островах, и по отрядам распределил. Всего три отряда и вышло. Нэн сначала тоже не хотела нехоженых брать — говорила, отвлекаться лишний раз придется, следить, чтоб головы не потеряли, а потом все же прибрала под крыло. Все равно делать нечего — нужно идти, узнавать, куда сгинули люди и почему не возвращаются. Лодка ткнулась носом в песок. Охотники спрыгнули в воду, а Энриг и еще несколько крепких ребят ухватили ее за борта и дружно потащили на берег. Большой пес обдал их брызгами, выскочив на берег следом и яростно отряхиваясь. Ущелье осталось далеко позади. Течение реки стало тихим и неспешным, а любой звук теперь хорошо разносился что вверх, что вниз по воде. Никто не хотел привлекать внимания обитавших здесь тварей, потому лишний раз старались не шуметь, обходясь короткими фразами и знаками. Материк встречал их недоброй тишиной. Энриг уже научился различать, когда она не сулила ничего хорошего, и когда с рейдом лучше повременить — так, как в этот раз. Если долго ходишь по Пустошам, начинаешь не то, чтобы понимать их, скорее, чувствовать — иначе на Материке делать нечего. Сейчас бы сесть всем обратно в лодку и что есть сил пробиваться обратно к Островам. Небо здесь еще долго не посветлеет. Энриг переглянулся с Халетом, и тот только сплюнул на землю, покачав головой. Тоже чувствовал. Бреган припрятал шлюпку под нависшей над водой скалой. Дальше идти им предстояло от этого протока до самого Дэрвина, где тот впадал в море, а оттуда вдоль Штормового берега до лагеря — или того, что от него осталось. Раньше с Островов туда плавали напрямик, а в этот раз отец запретил, приказал кружным путем разведать — вот и пришлось через Белую Лошадь пробиваться. Повезло, что Бреган Сивый лодку повел, что не ушел с китобоями, как порывался. Железный его все никак не отпускал в Океан. Кто знает, может, как раз за тем, чтоб они вот тут смогли живыми по гиблому ущелью пройти? Сам Энриг в Океан никогда не рвался, и что в нем такие, как Сивый, находили, не знал. Его всегда тянуло на Материк, хоть возвращались оттуда не все и не каждый раз. И хотя отцу его тяга не нравилась, но ходить не запрещал. С большей радостью отправил бы бить китов на одном из кнерров, ходивших на пару. И на старые корабли нынешние совсем похожи не были. Железный, когда на него нападало настроение, много рассказывал о старых временах, как ему — его отец, а тому — его, уже много колен подряд. Потому Энриг много знал о той, прежней жизни, когда небо еще не стало красным, а немногие оставшиеся люди не бежали на Острова, спасаясь от скверны, поглотившей Материк. Песок под сапогами хрустел и шуршал, даром, что охотники годами учились ходить бесшумно. У Энрига это почти получалось. Халет и вовсе скользил темной неприметной тенью впереди. Как только выберутся из ущелья, так он и еще двое постарше и поопытнее двинутся вперед, выискивая безопасные пути и предупреждая об опасности. Если заметят впереди авангард тварей с эмиссарами или, что хуже, демонов — дадут сигнал. Нэн тут же поставит щит, пустит лед или пламя по их мечам, а после зальет в раны настойку из эльфокорня, перевяжет, охотники поднимутся, тихо ругаясь сквозь зубы на зудящую под повязками боль, и пойдут дальше. Как всегда ходили. Больше всего шуму было от младших. Энриг бросил им предостерегающий взгляд, чтоб не болтали, а дорогу запоминали, но те не видели ничего, склонившись друг к другу рыжими головами. — И не придумываю, — негромко втирал сестре Лесли. Риана, которую все называли Марянкой, морским подарком то есть, всегда серьезная была, в отличие от брата, который и приукрасить мог, чтоб впечатление произвести. И сейчас она хмурила брови и качала головой. Лесли горячился, от чего начинал громче шептать. Энриг невольно прислушался. — Сам в те пещеры ходил, Пишнику не поверил, думал, врет. А там и вправду камни на дне шевелятся. Я чуть с лестницы в штольню эту не свалился, когда они там стучать начали! — Ну тебя! — не поверила Марянка и брата в плечо ткнула. — Специально с Пишником твоим все придумали, чтоб Железный не наказал! Вы зачем в старые пещеры лезли? Нельзя туда! — Да потому и нельзя! Зачем бы штольни эти закрывали, если б там ничего не было? Дрянь там какая-то завелась! Только нам об этом не говорят. Две пары синих глаз одновременно впились испытующими взорами в Энрига. — Слушай, Железный же тебе отец, может, рассказывал про Закрытые пещеры? Почему туда ходить нельзя? Там демоны водятся? Ну, как дети, честное слово! На пару лет младше, а в байки верят. Энриг сам туда лазил, когда еще младше Лесли был, на спор, чтобы доказать, что нет там никаких демонов. И действительно, ничего странного не нашел: шахты и шахты, старые, брошенные, с давным-давно обвалившимся и разрушенными потолками, перекрывшими проходы на нижние уровни. — Нет там ничего, — заверил он. Лесли скорчил на это рожу, показывая, что кругом заговор и никому нельзя верить. — Отец рассказывал, что шахты закрыли еще когда Мор пришел. Все, кто успел — перебрались на Острова, и шахты там гномы сразу перекрыли. Они тогда еще водились. Да вон, — Энриг кивнул на крепкую, коренастую фигуру кормчего, размашисто шагавшего во главе отряда, — у Брегана спросите, может, что и расскажет, — и едва не засмеялся разочарованному виду Лесли. — Да Сивый в жизни ни о чем, кроме самогона и сисек Гейлы не говорил! — проворчал тот и зашипел, когда в спину ткнулось увесистое навершие магического посоха. — Много ты болтаешь, ребенок! — отчитала его Нэн. — Материк не место праздным разговорам. Здесь ступай легко, смотри широко, слушай далеко, держись своих. Пропустишь знак — назад не вернешься. Еще раз раскроешь рот — и я тебе на язык колючек насыплю, Лесли Блид! Марянка сделала большие глаза и закрыла руками рот, скоренько обогнав брата, пока Лесли хватал воздух, приходя в себя от замешательства. Энриг и сам крепче стиснул челюсти, чувствуя, как разъезжаются губы — к Бледной Нэн еще нужно было привыкнуть. Потом было уже не смешно. Подъем оказался трудным, и когда отряд выбрался из ущелья, запыхавшимся казался даже Халет. Местность перед глазами встала совсем незнакомая — охотники здесь раньше не ходили и никаких знаков для новых отрядов не оставляли. По небу, затянутому моровыми облаками, найти направление и думать было нечего — во все стороны тянулась однообразная кроваво-красная пелена, сквозь которую не мог прорваться ни единый луч света. Чтоб вернуться к побережью и не заплутать, нужно было идти, держа приток по левую руку. Он то терялся среди извилистых, едва проходимых ущелий, то снова находился. Несколько раз по пути встречались отряды гарлоков. Тогда Энриг выставлял перед собой арбалет, заряженный тяжелыми костяными болтами, и успевал сделать несколько выстрелов, прежде чем смердящие твари добирались до них. Потом в ход шли уже короткие тяжелые мечи из старого, много раз переплавленного сильверита или железа — того самого, которое охотники же и находили в руинах старых городов на Материке и несли, в числе прочей добычи, на Острова. — Что ж их так много-то нынче, — прохрипел Хакен, оказавшийся рядом с Энригом, когда очередная ватага нахлынула на отряд. Он спихнул ногой обвисшего на мече гарлока и коротким взмахом стряхнул с лезвия черную вонючую дрянь. Энриг оглянулся, убеждаясь, что твари закончились, и отряд, хоть и потрепанный, но остался цел. Даже Марянка брезгливо обтирала свои кинжалы о шкуру убитого ею гарлока. Рядом с ней сверкал глазами Лесли, зыркая во все стороны разом и пока не опуская мечей. Поблизости утробно рычал Пес, догрызая последнюю дергавшуюся тварь. Энриг кивнул, соглашаясь с Хакеном: — За весь день ни одной моровой животины — одни порожденья. Никогда не встречал столько у побережья. Бреган закинул на плечо тяжелый топор и подошел к ним. Куртка и штаны на нем, пошитые из вываренной китовьей кожи, были сплошь в грязных кровавых разводах. — Небось, на наш лагерь набрели. Дозор мог не уследить — выпустили одного недобитка, а тот потом стаю привел. Плохая была перспектива — но слишком похожая на правду. Если так, то о старом лагере можно было забыть и искать новое место. И то после того, как твари уберутся с побережья. А это — потеря времени, запасы кончатся... Не говоря уже о том, сколько охотников с тем лагерем сгинет. Без них не будет железа с Материка, и тогда кнерры останутся без ремонта, а значит, не смогут уйти на промысел в Океан, а значит, к зиме не хватит запасов, и снова будет голод, как семь сезонов назад... Вернулся Халет, просто возник рядом с ними, как тень, зло покосился на разрубленные трупы и дернул головой. — Там, — сказал он. — За вторым распадком знакомые земли начинаются, за переход дойдем. Только тварей много. Везде шныряют и даже дозорами стоят. Уж не знаю, как мы незамеченными пойдем. Все помолчали. Только Нэн уперла руки в бока и одарила всех суровым взглядом: — Так и пойдем. Не затем пришли, чтоб с пустыми руками возвращаться. Фархард нас узнать, что на побережье делается, отправил. Последнее отрядил. На нас одна надежда. — Да кто ж спорит-то? — махнул рукой Хакен. — Или узнаем, или ляжем. Тут ли, на Островах ли потом с голоду — не велика разница. Энриг положил руку на голову Псу и потрепал его за ухом. Пес довольно оскалился и тихо рыкнул в ответ, яростно дернув обрубком хвоста. — Я проведу, — сказал Энриг и посмотрел на небо. Грязные красные облака потемнели и будто набухли багровой тьмой. Приближалась ночь. — Там есть старая тропа, почти разрушенная, зато порождения до нее вряд ли добрались. Ее так просто не найти — надо знать, где искать. Пусть только Халет нас до меток выведет. — В твоих бродяжничаньях, смотри-ка, и правда толк есть, — проворчала Нэн. — Хоть Железный и вздыхает все, что тебя с Материка домой не заманишь. И чем тебе тут намазано, чтоб месяцами домой нос не казать? Энриг не стал отвечать, только тронул бездумно медальон, что носил на груди, не снимая. А Нэн все равно ответа не ждала, просто беспокоилась, как обычно. — Пойдем к лагерю утром, — вместо этого сказал он. — Ночью на той тропе только переломаться можно. Лагерь располагался среди древних гномьих руин, которые во множестве были раскиданы по Штормовому берегу. Старые камни давно потеряли форму, изъеденные ветрами и дождями, но многие до сих пор сохраняли крепость, чтобы послужить надежным укрытием для стоянки. На старой тропе, спускавшейся между отвесных скал, отряду действительно не встретилось ни одного порожденья. Однако шерсть на загривке Пса не опускалась ни на мгновенье, да и сами охотники чувствовали разлитую в воздухе опасность. Первыми на подступах к лагерю их встретили разруха и запустение — и тот запах, что хорошо был знаком каждому. Запах разложения и смерти. Халет выслал вперед разведчиков, чтоб следили за округой, и оставшиеся охотники обнажили мечи. Прикрывая Нэн, Энриг двинулся внутрь, держа перед собой пылающий огнем клинок. Но предосторожность оказалась не нужна. Что бы здесь ни произошло — произошло уже давно, и сейчас бывший лагерь в руинах был пуст, разграблен и мертв. Охотникам, что оказались здесь в недобрый час, пришлось принять неравный бой: судя по следам, с настоящей ордой, которая неудержимой волной смела их сопротивление. Рядом выругался Хакен, безнадежно и устало, и тут же вскрикнула Марянка. Энриг повернулся к ним и тоже увидел груду мертвых тел, сваленных под скалой. Уже вздутых, и тронутых разложением, но сомнений, что это были те, кого они искали, не было. Тела были разодраны и осквернены, без одежды и доспехов — похоже, порождения забрали все, что имело хоть какую-то ценность помимо оружия. Рядом шумно дышал Лесли, едва сдерживая злые слезы. Энриг накинул на лицо тряпку и подошел к убитым, всматриваясь в искаженные, почти неузнаваемые лица. — ...Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня*, — начала говорить Нэн. Многие песни старого учения были давно утрачены, но охотники, которые ходили на Материк, еще помнили и чтили их. Те из них, кто звал себя Серыми. — ...Мне не суждено скитаться по неверным дорогам Загробного мира, — подхватил Хакен, а потом Бреган и Марянка. Лесли яростно стискивал рукояти мечей, рядом с ним безмолвно стоял Халет. — ...Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы, и ничто, сотворенное Им, не будет утеряно. Энриг опустился на колени рядом с одним из тел, протянул руку, чтобы провести по грязным, когда-то рыжим волосам, и остановился. Теперь это была просто мертвая плоть и ничего более. — Мы должны их похоронить! — свистящим шепотом почти прокричал Лесли. — Нет, — Энриг поднялся и вернулся к отряду, посмотрел на хмурые лица. — Мы не можем их сейчас сжечь. На дым и запах сбегутся все порожденья, что бродят отсюда и до Крествуда. Если повезет, вернемся после того, как твари уберутся отсюда, что бы они здесь ни делали. И тогда сможем отдать нашим братьям последние почести. — Но... — Так надо, — проронил Хакен. — Мертвые мертвы, а живые должны выполнить задание и вернуться на Острова. — Баб нету, — бросил Бреган. Энриг предостерегающе качнул головой, но поздно. Марянка уже поняла все и побледнела. Нэн положила руку на ее плечо и крепко сжала. — Молись, девочка, чтоб они успели с собой покончить, прежде чем их утащили. Марянка утерла посеревшее лицо и кивнула. Все знали цену, которую согласились платить — здесь ли, на Материке, или далеко в Океане. Сами выбирали. Итог рано или поздно для всех был один, но важно было, что жизнь все равно продолжалась. Халет, дошедший до другого конца лагеря, вернулся мрачным и встревоженным. — Уходить надо. Твари зашевелились, набегут скоро. Энриг обменялся взглядами с Нэн и Бреганом — они ходили по Материку дольше всех, как решат, так отряд и поступит. Идти ли искать выживших по другим лагерям или спуститься до Джейнана, чтобы встретиться с двумя другими отрядами — все это требовало времени. — Пойдем вниз, к побережью, — решил Бреган. — Некогда туды-сюды расхаживать. Узнаем для начала, что тут творится, там и думать будем. Бреган, даром, что был широк и кряжист — гномья кровь как-никак от предков перепала — двигался по узким скальным тропам так, что ни единый камешек не сорвался из-под его ноги. Энриг шел за ним след в след, стараясь двигаться так же бесшумно и ловко. Всегда учился — где мог и когда мог. Знал, что любая крупинка умений понадобится. Чем ближе они подходили к берегу, тем мрачнее становился Халет. Чаще прислушивался и осматривался по сторонам. Тропа была нехоженая, из запасных, как раз на случай, чтобы из лагеря до берега ходить незаметно. Порождений здесь не было — не нашли потаенку, но и сами охотники не могли знать, что кругом делается. — Знаков давно не видно, — Халет тронул Энрига за локоть, привлекая внимание. — Не нравится мне это. Мои ребята просто так не пропадают. Вы двигайтесь дальше — а я вкруг пойду, осмотрюсь. Он сошел с тропы, тенью скользнул по скалам и исчез, будто не было. Тропа впереди изгибалась крутым поворотом, выводя на невысокий гребень, с которого можно было разглядеть раскинувшееся внизу побережье. Но чем дальше Энриг шел, тем отчетливее становился слышен гул, будто слившийся воедино звук тысяч голосов. Так могла шуметь толпа его сородичей, собравшихся на общий тинг в конце китового сезона. Только не могла на побережье оказаться разом целая тысяча его соплеменников. — Ох, не нравится мне все это, ох, не нравится, — пробормотал Хакен. Энриг сошел с тропы на хребет и пробрался вдоль повыветренных каменных глыб. Последние футы до края скалы он прополз на животе, чтоб не торчать столбом на фоне неба, а потом глянул вниз. — Мать моя моржовый хрен! — выругался доползший до него Бреган и замолчал, зачарованно оглядывая кишащую внизу живую массу порождений, полностью заполонивших прибрежную полосу. Энриг никогда в жизни не видел столько тварей, скопившихся в одном месте. И никто из них не видел. Нэн достала из сумки небольшую подзорную трубу и начала осматривать берег. — Что они там делают? — нетерпеливо спросил Лесли. — Их тут тысячи! Эмиссары, вожаки... Что они там таскают? Нэн убрала трубу и посмотрела на него тяжелым взглядом. На щеках ее ходили желваки, и она несколько секунд молчала, собираясь с силами. — Землю копают, — зло сплюнул Сивый и саданул по камню так, что из-под его кулака посыпалась мелкая пыль. — Зачем это они землю копают? — взвился Лесли, изнывая от неизвестности и недосказанности. Он был готов вытрясать из стариков правду. А те молчали, осознавая, что предстало их взглядам. — Давным-давно, — тихо сказал Энриг, — на землю пришел Мор... Лесли уставился на него, яростно прожигая глазами. Кажется, еще не сообразил. — Порождения пробудили древнее зло, что дремало в толще земной, ожидая своего часа, — процитировала старые записи Марянка и приложила ладонь ко рту. — Что?! — чуть не заорал в голос Лесли, но тут же перешел на шепот, когда Хакен треснул его по шее. — Они что тут, дракона копают?! — Да нет никакого дракона, — проворчал Бреган, недовольно на него зыркнув, забрал у Нэн трубу и тоже припал к окуляру. — Не может здесь дракона быть... Первым среагировал Пес. Выпрыгнул за спину Энригу, пригнулся к земле и зарычал глухо и страшно. Человеческий крик невдалеке разорвал тишину, захлебнулся болью. Энриг вскочил на ноги. Из-за поворота выбежал Халет, лицо его было белым и залитым кровью. За ним бежал один из охотников. Тяжелая стрела прошила воздух и догнала его, прибив к земле. Бреган выставил перед собой топор, приказав встать спиной к спине. Нэн накрыла Халета магическим щитом, прикрывая от стрел хотя бы его, и начала накладывать заклинание на оружие. Воздух заполнился криками и воем порождений. Одни показались из-за поворота, преследуя Халета, Энриг повернул голову и увидел тех, что стремительно поднимались от подножья скалы, и других, что отрезали их от последнего пути к спасению. Рядом взорвался огненный шар, обдав их брызгами огня и камня, и еще один. И еще. — Эмиссары, — прорычал Бреган, прикрываясь рукой. Жар успел достать его, опалив лицо. Марянка размахнулась и бросила одну из своих ледяных бомб, Хакен выстрелом разбил застывшую тварь. — И вожаки, сожри их черви! — Нельзя нам обратно — орда там, — успел сказать добежавший до них Халет, прежде чем толпа порождений захлестнула их. Они отбивались, насколько хватало сил. Порождения теснили к краю гребня, откуда путь был только один — вниз, к побережью, где ждала основная армия. Нэн тратила драгоценную магию, чтобы прикрыть от эмиссаров, и мерцающий щит над ней становился все тоньше и тоньше. Сколько раз Энриг думал о том, что было бы, останься у них мастера, способные работать с лириумом. Амулеты, зелья, почти безграничная магия... Но мастеров не было с тех пор, как перевелись гномы, а те, в чьих жилах текла их кровь, уже не могли такого. Да и лириума почти не осталось — весь, который встречался Энригу, был красен, как небо над головой... Тот, что еще не рассыпался пылью. — До пещеры нужно! — крикнул Хакен, отбивая сразу трех гарлоков. — Сметут здесь. Энриг оценил расстояние до отвесной скалы, за которой был путь до пещер и, прикрывая собой Нэн, обрушился на перекрывших дорогу к спасению тварей. Одним из них был вожак, на беду себе подобравшийся слишком близко. Энриг смел его тремя ударами, почти не чувствуя ни сопротивления, ни натуги собственных мышц — такое бывало с ним, когда боль и разум отступали в бою, оставив только силу и пристальную расчетливую ярость. Они несли потери, почти каждый был ранен или скверной сталью, или боевым заклинанием. Бреган сметал порождений, расшвыривая топором, но Энриг видел, как потяжелела от крови его куртка, распоротая в нескольких местах. Бреган обернулся к ним на секунду, чтобы прорычать «На стену! Живо!», и их словно подхватило волной от его рыка, придало сил и вскинуло. Первым по стене взлетел Халет, легко, словно земля не тащила к себе, не рвала гальку и песок из-под ног. Взлетел и скинул веревку. По ней взобрался Хакен, чтоб прикрывать товарища, пока тот втягивал следующего. Стрелы разбивались о скалы, пытаясь достать охотников. Порождения, почуяв, что добыча уходит, совсем взбесились. Энриг едва успевал отбивать навалившихся на него тварей. — Вожак, чтоб его! — ухнул Бреган. — Вон стоит, и эмиссар с ним. Тащи Пса наверх, я прикрою. Энриг споро перекинул пару петель под брюхо потрепанного боем, но все еще полного сил зверя и дернул веревку, чтоб тянули. Все уже поднялись, кроме них с Бреганом, и сыпали сверху арбалетными болтами, прикрывая. Рвались Марянкины бомбы. Но порождения уже пытались карабкаться по отвесной скале. — Нужно убрать вожаков, а то не уйдем, — крикнул Энриг. — Я смогу. — Ерунду не болтай, малой. Рюкзак мой забери — и на стену! Потом меня все вместе втащите, чтоб воздух в ушах засвистел! Энриг не стал терять времени. Едва оказавшись наверху, тут же скинул веревку вниз. Халет и Хакен, ухватились за нее, упершись ногами в камни. — Давай, Сивый! — закричал Энриг. Нэн, напряженно следившая за боем, выругалась и подняла посох, собирая магию, чтоб закрыть Сивого щитом. Энриг тоже увидел, как два эсмиссара, совсем близко подобравшихся к подножью стены, выстрелили в того огненными шарами. Сияние вокруг Нэн погасло совсем, лицо опалило нестерпимым жаром взрыва, раздавшегося внизу. Но Бреган был жив — щит смог прикрыть его. Энриг едва не заорал от радости. И тут глухо охнула Нэн, осев на землю рядом. Тяжелая стрела вонзилась ей в плечо, обойдя защиту и проникнув меж сочленений легкой брони. Кровь ровно и неотвратимо начала заливать кожу китовьего доспеха. Бреган словно услышал ее стон, задрал голову, и лицо его исказилось. Он посмотрел на Энрига. — Уводи ее, малой — услышал он. — Доберитесь до Острова. Предупредите! Бреган ударил мечом, перерубая веревку, и спрыгнул на землю, в самую гущу тварей, которые словно в испуге расступились перед ним. Эмиссары и вожак двинулись к нему. — Нужно идти, — Энриг обернулся на Халета, который очень серьезно смотрел на него, и кивнул. Марянка перетягивала Нэн плечо, не вытаскивая стрелы. И правильно — сейчас не до того, успеть бы уйти, пока Бреган держит стаю. Энриг втянул веревку. Посеревшая Нэн с трудом поднялась, и так, поддерживая ее с Хакеном с двух сторон, они пошли к пещерам. Энриг не оглядывался назад, не хотел слышать, как утихнет шум боя и яростные крики Брегана, как упадет на секунду тишина, а потом порождения взревут торжествующе и снова бросятся штурмовать стену. Они совсем немного не успели до пещер, когда их нагнали первые твари. И их становилось все больше. Когда каменные своды нависли над ними, Нэн отстранила от себя Энрига и Хакена. — Вы знаете, что делать. Энриг — ты последний из нас. Сбереги знания, если меня не станет. Марянку посвяти. Лесли. Дурак он, но может, будет толк со временем. Она сняла с груди амулет — крупную жемчужину в потемневшей от времени сильверитовой оправе, и разом будто еще больше осунулась. Вложила в руки Энригу. — Пусть у тебя будет, — мы амулетами не раскидываемся, сам знаешь. Пригодится отряд защищать. Энриг тяжело перевел дух. — Завалю выход, а дальше сам решай, что делать. Если буду вас замедлять — оставь. Все равно время мне. Она встала посреди прохода, подняла посох и бросила в последнее заклинание всю оставшуюся силу. Стены и пол под ногами затряслись, заходили ходуном. Энриг увидел, как пошатнулась Нэн, начала падать, и бросился к ней, вытаскивая из-под рушащихся каменных глыб. Плечо прибило тяжестью, и лишь потом вспыхнула боль в треснувшей кости, но выбраться и вытащить ее он успел. Когда утих грохот, воцарившуюся тишину прерывало только тяжелое надрывное дыхание уцелевших охотников. Кто-то чиркнул огнивом, и вспыхнувший в лампе огонек разогнал мрак, высветив пыльную взвесь в воздухе и застывшие усталые лица. Ходы из пещеры вели вниз — там начинался заброшенный гномий тейг. Из тейга дороги шли к глубинным тропам — туда, куда в давние времена Серые Стражи уходили умирать. Охотники уже разведали эти пути, а вот узнать, где выйти на поверхность, еще не успели — не так много времени было, чтоб вместо добычи его на поиски тратить. Сейчас найдут — выхода-то другого нет. Халет и Хакен соорудили носилки и положили туда Нэн, которая в себя уже не приходила. Так и пошли вниз — Марянка с Лесли впереди, освещая дорогу, а в конце — Энриг, придерживая вывернувшееся из сустава плечо. Уже добравшись до тейга, в одной из залов у ворот, где, наверняка, в древние времена несли службу гномьи привратники, они вытащили стрелу, попавшую в Нэн. Марянка нахмурилась и покачала головой — яд порождений глубоко проник в рану и начал отравлять кровь. Рану, конечно, прижгли и перевязали, но оставалось только ждать, сможет ли организм победить отраву. Хакен, примерившись, крепко дернул на себя руку Энрига. Тот замычал от боли, впившись зубами в кожаный ремень, когда сустав с глухим стуком встал на место. Лесли справился сам, залив под повязки, где кожу пожгло огнем, настойку эльфокорня. Спали по очереди, потом сидели за каменным столом, низко склонившись над тусклым огоньком в лампе — берегли китовый жир, не известно ведь, сколько им под землей еще ходить. Энриг пустил по кругу флягу, где плескался драгоценный самогон, и каждый лил туда из своих запасов, мешая воедино. — Ритуальное вино, — вдохновению Марянки можно было позавидовать. Единственная рвалась в отряд, чтобы стать ближе к Серым, а не просто чтоб бродить по Пустошам, ковыряясь в ветхом хламе, и тащить на Острова все, что под руки попадется. — Его Серые Стражи в старые времена так пили: мешали все, что было — скрепляли братство. — Ты последний из Серых, так Нэн сказала, да? — Лесли, конечно, всегда был самым любопытным. — Слишком громко сказано, — с внезапной горечью сказал Энриг. Настоящих Серых Стражей уже, наверное, сотни лет не было — или сколько там прошло со времен Мора? И когда на жалкие остатки Ордена всем миром накинулись, проклиная, что уберечь не смогли, много ли их тогда выжило? Да и сейчас на Островах не сильно-то любили старые сказки о воинах на грифонах. Сильна была ненависть, а потом просто верить перестали, что Мор победить можно. Не до того стало — самим бы выжить. — Настоящие сгинули все, еще тогда, когда не смогли остановить дракона. Даже посвящения сейчас не провести. Порождений тьма — а все не то, не подходит их кровь. Пытались, долгое время пытались — но все, кто пробовал ее пить, или умирали, или вурдалаками становились. Без крови Архидемона — нет никаких Серых Стражей. А мы... Энриг помолчал — в груди вдруг стало жарко и тяжело, и к горлу подкатил ком. — Мы просто храним память. О том, что способ есть. Сил вот только у нас нет — сквозь весь Материк пройти и сразить Архидемона, чтоб добыть его кровь. Теперь вот, тоже знаете. Велика тайна, правда? Хакен хлопнул его по плечу. — Велика, Энриг. Это надежда. Пока она есть — мы живем. Энриг улыбнулся и принял дошедшую до него флягу. — Значит, теперь вы тоже хранители. Считайте, сами посвящение прошли. Он поднялся. — Остался только стих. Он обо всех братьях — прошлых и будущих. Помянем Брегана, помянем Халетовых ребят... В торжественной тишине он произнес слова древнего призыва. Тихо колебался огонек лампады, и надсадно хрипела Нэн, мечась на лежанке. Следующие несколько переходов они бродили по тейгу в поисках выхода. Уже потеряли счет времени — сколько дней наверху прошло? Добрались даже до нижних уровней. Огромный был зал, разделенный мостом, перекинутым через светящуюся внизу лаву. Нэн так и не пришла в себя, и Халет с Хакеном хмуро переглядывались — видали такое уже. Еще несколько дней, и если не случится чуда — будет у них на руках готовый вурдалак. Но ждали, не спешили прервать ее жизнь, и Энриг был с ними согласен. И Лесли, и Марянка тоже. Потому что — ну что у них еще оставалось, кроме надежды и веры в чудо? Отряд порождений с огром (откуда он только взялся — сто лет не встречалось!) и вожаком во главе окружил их в центре площади. Энриг не сразу заметил, что их не столько убивали, сколько пытались разделить, а когда заметил — поздно стало. Отчаянно закричал Лесли. Энриг увидел, как сцепились на плече Марянки пальцы вожака. И как распахнулись в ужасе ее глаза. Он ломанулся за ней, но на него навалились, погребли под собой — и Энриг мог только смотреть, как Марянку утаскивают порожденья, возглавляемые вожаком. Лесли закричал страшно, перехватил удобнее короткие мечи, сплошь заляпанные черной кровью, и рванул за ней. — Стой, дурак! — заорал Энриг, попытавшись ухватить его, остановить, не дать сгинуть следом. Но тот вывернулся ловко, будто вообще не заметил чужих рук, и с перекошенным от ярости и ужаса лицом ринулся за сестрой, увязался за ватагой и исчез из виду в одном из закоулков. Энриг махал мечом, не помня себя от отчаяния и злости. Хакен и Халет едва сдерживали огра и толпу порождений, прикрывая Нэн. И стало ясно, что вот сейчас и здесь — они все умрут. Не будет для них спасения. И возвращения на Острова тоже не будет. Ничего больше не будет. Энриг закричал, вложив в этот крик всю свою ярость. Порождения, как один, обратились в его сторону. Уведу всех, подумал Энриг, живите только. Выберитесь и найдите наших. Предупредите их... Он встретился взглядом с Халетом, тот понял сразу, кивнул строго, как умел — прощаясь и приказывая жить одновременно. Халет, который верил, что где-то далеко, за моровыми пустынями есть прекрасный золотой город, где светит солнце и синеют небеса. Место, которое не достал Мор. Место, которое вместе с ним искал и Энриг. Хакен приложил кулак к сердцу, прощаясь, потом подхватил носилки с Нэн, и они с Халетом скрылись в переулке. Энриг уходил долго, заплутал в веренице переходов, потеряв направление и дорогу. Убил огра, гарлоков, но те и сами отставали, пропадали из виду — похоже, вожак уже был совсем далеко и больше не управлял ими. А с тупыми тварями справиться куда легче. Не помня себя от усталости и боли Энриг завалился в какую-то нишу, разлом в стене, и провалился во тьму, сжимая в одной руке меч, а в другой медальон. Рядом, охраняя его, лежал Пес. Энриг плохо помнил, в каких развалинах, похожих друг на друга, словно близнецы, его нашел. На тусклом от времени металле корпуса золотом выгравирован рисунок. Башни города в лучах заходящего солнца. Но не в гравировке было дело: внутри медальона, на обеих его половинках, было по рисунку — старому, выцветшему, но с еще хорошо различимыми лицами. Молодой мужчина на нем — он сам. Или кто-то очень похожий на него, может, на пару лет старше. А на втором рисунке — черноволосая женщина с волчьим взглядом. Она смотрела на Энрига желтыми глазами, и внутри у него все обмирало от предчувствия. Он не знал кто они, почему человек из медальона так похож на него, но искал по всему побережью, уходя все дальше и дальше на Материк, хоть что-то, чтобы разгадать загадку. Может, конечно, это был его дальний предок. Энриг знал, что они родом с Материка. Фархард Мак-Энриг, Штормовой великан, был первым правителем Островов, еще во времена пришествия Мора, и владел на Материке баннорном. Но женщина... Он часто видел во сне этот взгляд. Слышал голос, который словно узнавал, и который звал его куда-то. Энриг не мог остановиться. Он искал ее... Он не мог сказать, сколько времени уже бродил по глубинным тропам, запасы давно закончились, как вода и настойка из эльфокорня. Оставалось совсем немного жира в лампу, чтобы не бродить во тьме уже совсем как порождение. Энриг честно думал, что теперь только это ему и осталось на все те недолгие дни, что у него еще есть. Но все равно продолжал рисовать на стенах и камнях знаки, которые оставляли разведчики, отправляясь на новую тропу. Несколько раз ему встречались гарлоки. Здесь, на глубине, они не собирались в стаи, и вожди не бродили с ними, поэтому Энригу удавалось от них или уйти или отбиться. Во сне, когда удавалось найти безопасное место, ему часто снилась мама. Но еще чаще приходили кошмары, и тогда он видел глаза Марянки, которая что-то говорила побелевшими губами и перерезала себе кинжалом горло, чтоб не даться тварям. Приходила Нэн, и в ее тусклых глазах не было ничего, кроме жажды его крови. Однажды он снова услышал голос Лесли, который убежденно шептал, что в штольнях на дне шевелятся камни. Кажется, на тот момент Энриг уже напоролся на гнездо гигантских пауков, и их яд проник в его вены, отравляя разум. А может, это было позже... Он очнулся от горячечного бреда, и пересохшие от жажды губы уже не слушались его. Пес яростно облизывал его лицо. — Копают, — прошептал Энриг. Ужас погнал его вперед. Если порожденья доберутся до Островов подземными ходами — то никто не выживет. Всех, кто там остался, сметет волной, и не будет больше жизни... Только один этот красный, умирающий мир, который медленно истлеет, постепенно рассыпаясь в прах и песок... Свет ослепил Энрига, когда за очередным поворотом упал откуда-то сверху. Он пополз, цепляясь руками за выворачивающиеся из-под ладоней камни, пробираясь через пролом в стене в пещеру, выводившую на поверхность. Глаза слезились, Энриг тер их руками, прикрывал рукавом, а в груди ширилась недоверчивая, безумная надежда. Чтобы почти сразу умереть. Лириум здесь был повсюду. Красный, мрачный, смертоносный. Энриг никогда не видел его столько. И чем ближе шел к выходу из пещеры, тем отчетливее проступала раскинувшаяся перед глазами огромная красная пустыня, сливавшаяся с таким же красным небом где-то далеко на горизонте. Энриг знал о таких местах. Выйти отсюда еще никому не удавалось, особенно, если довелось оказаться в самом сердце красных песков, в которые превращались раскрошившиеся от времени кристаллы. Ветер закручивал маленькие смерчи, поднимал их до самого неба и рушил. Энриг лежал, обхватив себя руками, скрючившись у стены, и смотрел в небо, до боли вглядываясь в далекий горизонт. Рядом печально и безнадежно поскуливал пес. Китобои рассказывали, что видели синее небо, и что на нем по ночам сияли звезды. Было бы здорово, наверное, хоть раз такое увидеть. И умереть не жалко... ...Она шла среди песков, закутанная в плащ, и ветер трепал ее черные волосы. — Бедный мой Страж, — услышал Энриг, прежде чем потерял сознание. *** Это было странное место — то, где она оставила его приходить в себя. Небо серое, каким он его никогда не видел, мерцало над головой. Мощеная камнем площадка была ровной и целой, ни единого скола, ни единой щербины — такого Энриг тоже никогда не видел. Каменные деревья поднимали к серому небу тонкие ветви без листвы. Еще были призраки — они неприкаянно бродили, возникая ниоткуда и исчезая в никуда, не нападая и не замечая никого. Это тоже было странно — Энриг привык, что призраки всегда пытались убить или поработить тех, кто не мог от них отбиться. А вокруг площадки стояли гигантские зеркала много выше него размерами. Одни из них мерцали, другие были матовыми, а некоторые, словно провалы во тьму, были пусты и мертвы. Она называла это место Перекрестком, а зеркала элувианами, и часто уходила сквозь них, а потом возвращалась, принося еду и лекарства. И очень много рассказывала. О том, другом мире, откуда была родом. Мире, который был младше его родного на сотни лет, и куда больше не могла вернуться. Энриг так и не узнал, почему — она лишь молчала на его вопросы. Когда Энриг смог встать на ноги, она подвела его к одному из элувианов. Он уже знал, что его ждет за ним. — Я долго искала тебя, мой Страж. С тех пор, как Пятый Мор смел Ферелден, и моя мать отправила меня на Перекресток. Ты погиб раньше, чем смог пройти Посвящение, и я не знала, найду ли время, где ты родишься вновь. Этот медальон, когда я нашла его в своих странствиях, подарил мне надежду. Я сделала его маяком. И ты пришел. Она протянула руку, развернув ладонь. — А теперь отдай его мне. Ему не место там, куда ты идешь. Энриг снял медальон и вложил в ее руку. Помедлил, сжав ее в своих ладонях. — Обещай мне, что я еще увижу тебя. Она улыбнулась, вскинув голову, и глаза ее вспыхнули. — Если ты сделаешь все, как я сказала, мой Страж, однажды мы встретимся вновь. А теперь иди и выполни свой долг. Энриг выпустил ее руку из своих ладоней и сделал шаг в элувиан. — Найди свой Золотой Град, мой Страж, — тихо сказала она ему вслед. — Спаси его. Энриг уже не видел, как голубоватое сияние охватило ее силуэт, как истончилась ее фигура, став прозрачной и легкой. А потом она рассыпалась ворохом сияющих искр. Ночной ветер оглушил его, встретив порывом, в котором было столько запахов, что кругом шла голова. Запах травы и листьев, свежести и теплого летнего дождя, мокрой земли и еще тысячи других запахов, которым он не знал названия. Энриг задрал голову и в светлеющем предрассветном небе увидел, как вспыхивают, постепенно угасая, крупные сияющие звезды. Рядом жался к ноге Пес, ошарашено поскуливая и переступая с лапы на лапу, и хвост его все сильнее ходил из стороны в сторону. Энриг опустился на колени и уткнулся в теплую шкуру, обнимая Пса за крепкую шею. По лицу текли слезы. Рассвет на горизонте занимался все ярче, сменяя утренний багрянец бездонной синевой дня. Путь до Остагара занял около пары недель. Энриг успел немного привыкнуть к тому, как много было кругом жизни, к буйству ее красок, к людям, которые были так не похожи на тех, что жили на Островах... В этих было больше счастья — простого, мирского, пусть и омраченного предчувствиями надвигающихся бед. Энриг думал о том, что теперь у него есть шанс сделать что-то и для тех, кто остался позади. Для Брегана и Нэн, для Халета, Хакена, для Лесли с Марянкой... Для всех. В дороге он собирал слухи, что долетали со всех краев Ферелдена. О начале Пятого Мора, том, что король уже одержал несколько побед над порождениями тьмы, о странной болезни эрла Эамона в Редклифе, о том, что замок Кусландов пал, и вся семья тейрна перебита... Охранник на входе в лагерь при Остагаре оказался разговорчивым, пожелал удачи, рассказал, как ориентироваться в лагере и где кого искать. Энриг прошел до самого конца, выискивая взглядом интенданта и лестницу, которая вела на широкую каменную площадку. Рыжеватого рыцаря, который задорно ругался там с магом, Энриг услышал почти сразу. Тот бросил препирательства, едва завидев его, и поспешил навстречу. — Привет! Я Алистер. Мне сказали, что меня ищет новый рекрут. А где Дункан? Он высматривал кого-то за спиной Энрига, явно надеясь увидеть там этого самого Дункана. — Дункан погиб — но успел направить меня в Остагар, — Энриг уже знал, что нужно говорить. — Меня зовут Айдан Кусланд, — сказал он. — Я пришел, чтобы стать Серым Стражем.