07:20 Ульяна Банановая: «Мира привет, какие планы на сегодня?»
07:21 Я: «Привет, абсолютно никаких. Ты что-то хотела?»07:24 Ульяна Банановая: «Мы с девочками собрались сегодня в клуб, и я подумала, что неплохо было бы позвать тебя».
Задумчиво прикрываю глаза, пытаясь рассмотреть ситуацию с обеих сторон. Проводить вечер в компании громкой музыки и кучи не знакомых людей – не тот вид занятий, который я предпочитаю. Однако, сидеть в четырех стенах под гнётом наших с Егором недомолвок – испытание ещё хуже. Как будто почувствовав мое замешательство, Ульяна присылает ещё одно сообщение, прочитав какое, импульсивно отвечаю согласием.7:27 Ульяна Банановая: «Не все же время в выходные тебе с Егором возиться, верно?»
7:27 Я: «Хорошо, я не против»7:29 Ульяна Банановая: «Отлично! Тогда в восемь встречаемся в "Siberia"»
Попрощавшись с девушкой, убираю телефон в сторону с протяжным вздохом. Кажется, я поторопилась с решением, но дороги назад уже просто нет. Придется идти.***
С трудом раскрывая глаза, принимаю сидячее положение и непонимающе обвожу взглядом комнату. Виски словно прошибает током, от чего я недовольно морщу нос, глазами ища часы. Время показывает пять вечера, а это значит, что на сон у меня ушло около десяти часов. Кажется, мой организм решил восстановить все те пробелы, созданные бессонницей. Смахиваю с лица несколько прядей волос и направляюсь к выключателю, чуть придерживаясь за стенку, чтобы не упасть в темноте. В квартире, как ни странно, царит полная тишина, а потом я понимаю, что Егора просто нет дома. Так оно и лучше. Умывшись холодной водой, очень быстро иду наносить себе макияж, на автомате выполняя каждое движение. Когда подходит время выбирать одежду, встаю в некий ступор и решаю для начала заказать такси, после чего уже заняться поиском наряда. Простояв перед открытым шкафом около пятнадцати минут, просто вытягиваю оттуда первый попавшийся комплект, состоящий из темно-синих зауженных джинс и свободной белой рубашки в крупную синюю полоску, обуваю ботинки на высоком толстом каблуке и взяв небольшую сумку с нужными вещами, выскакиваю из квартиры, получая сообщения от оператора службы такси. Дорога оказывается очень муторной, ибо мы попадаем в огромную пробку, образовавшуюся из-за незначительной аварии, в следствии чего, в клуб я захожу только в половине девятого. У входа меня уже встречает Ульяна, ослепляя своей жизнерадостной улыбкой и проводит к столику, где уже собрались все остальные. Из знакомых вижу только несколько человек, среди которых так же есть девочки из моего университета и Кристина. Банановая представляет мне ещё пару девушек, но запомнить успеваю только Наташу Рудову, ибо последующее время блондинки проводят бок о бок. Как бы то не казалось странным, музыка не била по вискам, раздражая барабанные перепонки, а расслабляла, помогала абстрагироваться от внешних проблем. Увидев новое лицо, официант, что обслуживал девушек до меня протягивает мне меню, но не дав ему времени отойти, сразу заказываю чашку кофе и апельсиновый сок. Ульяна и ещё несколько ее знакомых удивляются этому выбору, предлагая мне заказать что-то содержащее алкоголь, однако получают отказ и все же нехотя отстают. Сначала в воздухе чувствуется какое-то напряжение, но очень быстро оно сменяется оживлёнными разговорами на самые разные темы. Постепенно, градус повышается и компания переходит на более веселые обсуждения. Я же зачастую молча отпиваю из своего стакана, изредка вступая в диалог с более знакомыми лицами. Когда музыка становится более ритмичной, некоторые девушки решают отправиться на танцпол, и увидев мое замешательство, Ульяна вытаскивает меня танцевать вместе с ними. Однако этот жест не вызывает у меня раздражения, а напротив, я охотно соглашаюсь, ибо чувствую, что мне нужно немного отвлечься. Минутами спустя полностью расслабляюсь и отдаю себя музыке, уже не зацикливаясь на присутствии рядом кого-либо знакомого. Оттанцевав как минимум треков семь, начинаю чувствовать гудение в ногах и решаю остановиться на этом. Быстро смотрю по сторонам, вижу, что на танцевальной площадке уже почти никого не осталось, после чего иду в дамскую комнату. Одного взгляда оказывается достаточно для того, чтобы понять, насколько все плохо и попытаться привести себя в порядок. Вооружившись сухими салфетками, стираю подтекшую тушь, удаляю капельки пота и пытаюсь расчесать запутавшиеся волосы. Телефон уже третий раз заливается вибрацией, однако игнорирую его, чтобы побрызгать на себя холодной водой. На четвертый раз все же беру сотовый в свои руки, но едва вижу, что звонит Булаткин, кидаю его обратно в сумку. Сегодня я не хочу копаться в этих проблемах и вспоминать о наших напряжённых отношениях, а просто отдохнуть от всего этого дерьма. Ещё раз окинув свое отражение в зеркале, выхожу обратно в VIP-зону, присоединяясь к компании Ульяны. Снова чувствую вибрацию, и плюнув на то, что телефон может мне пригодиться, просто отключаю его, выбрасывая в сторону сидений. Хватаю стакан с недопитым соком и резко опрокидываю его внутрь, опустошая сосуд до дна. Странное послевкусие во рту появляется спустя несколько коротких секунд. Сладкий запах мартини доносится до моего носа, но я слишком поздно понимаю, что исходит он как раз из того самого стакана. Всего за минуту мое состояние ухудшается во стократно; к горлу подкатывает комок тошноты, голова медленно становится ватной и тело будто наливается тяжёлым металлом. Я еле успеваю донести ноги до туалета, дабы опустошить желудок, а когда оказываюсь в уборной, то слышу как следом за мной сюда заходит кто-то ещё. Скорее всего, это Ульяна, однако в эту минуту мне настолько плохо, что я даже не пытаюсь думать об этом. Вывернув из себя все содержимое, с трудом поднимаюсь с пола и на негнущихся ногах выхожу из кабинки, все ещё придерживаясь за болезненно скручивающийся в спазмах живот. Головокружение буквально заставляет меня сесть на подоконник; сквозь мутную пелену перед глазами едва ли могу распознать Банановую, протягивающую мне бутылку минеральной воды. — Что случилось? – спрашивает блондинка, приоткрывая форточку. Морозный воздух немного отрезвляет, но в полуобморочном состоянии этого эффекта абсолютно не хватает. — Кто-то добавил мне в сок мартини, – вяло произношу я, в попытке сдержать рвущийся наружу новый поток тошноты. – А у меня алкогольная непереносимость. — Черт, Мира, извини, я даже не думала, что такое может произойти, – сочувственно отвечает Ульяна, пока меня снова скручивает в приступе рвоты. – Не стоило мне тебя тащить с нами. — Ты ни в чем не виновата. Но сейчас мне лучше поехать домой. — Я закажу тебе такси, только скажи адрес, – просит Банановая, помогая мне присесть обратно. Делаю глубокий вдох и только потом отвечаю девушке. — Я временно живу у Егора, – на ее лице проскальзывает удивление, но нужно отдать блондинке должное – все вопросы она оставляет при себе. — Скоро вернусь. Закрываю глаза, головой облокачиваясь на бетонную стену, ибо держать веки раскрытыми кажется задачей невыполнимой. Во рту стоит противный привкус чего-то едкого; а все тело трясет то ли от холода, то ли от поднявшейся температуры. Время теряет свой счёт, и мне начинает мерещиться, что я проваливаюсь в обморок, однако сознание остаётся на месте, о чем свидетельствуют голоса, которые я слышу за закрытой дверью уборной. С каждой секундой голоса становятся всё громче и среди них четко выделяется баритон Булаткина. — Она здесь? — Да, – коротко соглашается Банановая, после чего дверь распахивается и в нее входит артист. Комната плывет перед носом, но заметить эти голубые глаза, полыхающие яростью, я бы смогла даже умирая. — Какого хера вы вообще потащили ее с собой? – слышу его раздражение, никак на него не реагируя. Просто жду своей участи, как на смертном одре. Хуже уже не будет. — Не все же время ей с тобой возиться; я подумала, что ей не мешало бы и развеяться, – оправдывается Ульяна, хотя зная Егора, он даже не слушает лепет блондинки. Скинув свою куртку, Крид набрасывает ее мне на плечи. Певец бережно подхватывает меня под ноги и очень аккуратно берет мое тело на руки. Если бы я не знала его, то подумала бы, что такое трепетное отношение – знак его симпатии, однако обида не даёт мне в это поверить. — Уль, в следующий раз подумай дольше, чем две минуты, чтобы больше такого не повторилось, окей? Принесёшь ее вещи? Банановая недовольно поджимает губы, что выдаёт ее недовольство, а после, удаляется. Егор выносит меня из уборной; от внутреннего опустошения я закрываю глаза, виском прижимаясь к сильной груди блондина. Его сердце стучит неравномерно быстро, показывая несколько он зол, и от этого мне становится ещё более стыдно за себя. Молодец Мира, десять из десяти. Ульяна отдает Булаткину все мои вещи, которые он кидает в багажник, после чего укладывает меня на заднее сидение. Закрыв дверцу, он снова обращается к блондинке, а потом садится за руль, выезжая по направлению к дому. В машине становится душно, снова вызывая во мне приступы тошноты, с которыми я неумело пытаюсь справиться. Егор как можно плавнее ведёт автомобиль по неровной дороге, изредка вставляя едкие ругательства из-за нерадивых водителей. С трудом переживаю дорогу до дома, и облегчённо выдыхаю, когда Гелендваген Егора останавливается на парковке. Парень первым выбирается из авто, потом снова берет меня на руки, хотя я слабо пытаюсь протестовать. — Отпусти меня, я сама могу дойти. — Воскресенская, лучше замолчи, – с угрозой в голосе произносит Егор, открывая дверь ведущую в подъезд. Неловко замолкаю, ибо руки Булаткина только сильнее сжимают мою талию. В квартире он все же ставит меня на пол, и как только чувствую землю под ногами, сразу ощущаю потребность опустошить желудок. Не дожидаясь Егора, со всех ног бегу в ванную и снова выворачиваю себя наизнанку. От слабости, ноги подкашиваются, поэтому чуть ли не падаю, но вовремя успеваю ухватиться за края равковины. Черт возьми, почему так плохо? Лоб покрывается испариной, и мне просто хочется забыть этот день навсегда. Оплеснув лицо ледяной водой, выхожу из ванной, шоркая носками по полу. Булаткин ждёт меня в комнате со стаканом воды и каким-то набором таблеток. Еле как проглатываю их только из-за того, что чувствую вину перед Егором, после чего пытаюсь найти свою пижаму, что честно говоря, выходит не ахти. Егору видимо надоедает моя бесполезная возня, поэтому он берет из шкафа одну из его рубашек, которую я случайно прихватила в Дубаях, протягивая ее мне. — Ты не мог бы выйти? – неловко спрашиваю у Крида, взяв вещицу в свои руки. — Что я там не видел? – хмыкает певец, явно не собираясь менять своего положения. Помявшись, все же снимаю прилипшую к телу одежду, оставаясь в одном нижнем белье и натягиваю ту самую рубашку, от какой ещё пахнет его одеколоном. Неожиданно, парень поднимается с угла стола, пододвигаясь ближе, чтобы застегнуть на мне несколько пуговиц. Однако заметив, что я еле держусь на ногах, Егор заставляет меня лечь в постель и собирается уходить из комнаты, но вдруг произношу вслух то, что никогда бы не сказала на трезвую голову. — Останься... пожалуйста. Булаткин несколько секунд смотрит в мои глаза, в которых, наверное, горит надежда, а потом уходит из комнаты, даже не закрыв за собой дверь. Этот небрежный жест задевает меня больше, чем нужно, поэтому закрыв глаза, даю волю эмоциям, издавая тихий всхлип. Повернувшись лицом к окну, чувствую полное опустошение и мечтаю наконец испариться с лица земли, как вдруг слышу тихие шаги, а минуту спустя в комнате оказывается Егор, который ложится на вторую половину кровати и приобнимает меня одной рукой, опаляя своим горячим дыханием шею. Расслабившись, прижимаюсь чуть ближе к парню, вызвав его ухмылку и только после этого, засыпаю, даже во сне цепляясь за Булаткина. Очень странно, но если не брать в расчет весь этот паршивый день, то его завершение кажется мне не таким уж и плохим.***
Пробуждение получается резким, из-за жуткого кошмара снящегося мне на протяжении ночи с Егором в главной роли. Поднявшись с подушек, ошарашенно оглядываюсь по сторонам, в поисках Крида, но рядом вижу только смятые простыни. Уже начинаю сомневаться в том, что парень вообще находился в этой комнате, но его запах на подушке даёт понять, что мне не померещилось. Когда вспоминаю о вчерашнем, утыкаюсь лицом в холодные ладони, испытывая ужасный стыд за свои действия. Как мне теперь смотреть в его глаза? Я просто мастер вляпываться в дурацкие истории! Нам ведь ещё работать вместе... Черт, работа! Перевожу взгляд на часы и вижу, что проспала как минимум на три часа. Просто превосходно! Вскакиваю на ноги, слегка пошатавшись от слабости и очень быстро иду на кухню, но останавливаюсь, когда вижу на столе уже готовую тарелку с куриным бульоном. Покосившись глазами по сторонам, не нахожу никакой записки, которая могла бы мне помочь. Смутно догадываюсь, что это дело рук Егора, но червь сомнения не позволяет мне поверить в это на сто процентов. В любом случае, мой ослабленный организм даёт понять, что пока принимать пищу он не готов, поэтому выпив стакан воды, ухожу обратно в комнату, чтобы собрать сумку на послеобеденный рейс до Екатеринбурга, где сегодня вечером у Булаткина будет проходить очередной концерт. В итоге, скидываю одежду как попало и вновь возвращаюсь под одеяло, потому что слабость не перестает мучать меня. К полудню наконец мое самочувствие немного улучшается, и я даже съедаю несколько ложек супа по собственному желанию, вместе с маленьким кусочком хлеба. Где-то в час дня возвращается Булаткин, при этом он ведёт себя так, словно ничего не произошло, благодаря чему мне становится не так стыдно смотреть ему в глаза. Через два часа мы проходим в зал ожидания повышенной комфортности аэропорта Шереметьево, и я специально отхожу дальше от всех, поближе к панорамному окну, от которого веет холодом. Уже перед самой посадкой покупаю сладкий чай, способный избавить от тошноты и собираюсь искать нужный выход, однако звонок мобильного с неизвестного номера вынуждает остановиться на месте. — Добрый день, я могу услышать Мирославу Воскресенскую? – раздается мужской голос на том конце провода. Прикусив край ногтя, пытаюсь вспомнить, где раньше могла слышать этого человека, но в голову ничего не приходит. — Добрый день, это я. А вы...? — Кирилл Евгеньевич, классный руководитель Жени, – поясняет мужчина. — Извините, Кирилл Евгеньевич, я вас не узнала, – неловко отвечаю учителю, отставляя стаканчик с горячим напитком в сторону. – С Женей что-то случилось? — Можно сказать и так. У Евгении очень сильно упала успеваемость; при всем уважении к вашей семейной ситуации, я не могу не обратить внимания на ее частые прогулы, не выполненное домашнее задание и препирательства с учителями, – Кирилл Евгеньевич делает паузу между предложениями, вероятно, постукивая костяшками пальцев по деревянному столу его кабинета. – Я все понимаю, но все же хочу попросить вас проследить за сестрой; в конце концов, до конца четверти осталось ещё две недели, у нее есть все шансы подтянуть свои оценки. — Я обязательно поговорю с ней и прослежу за качеством выполнения уроков, спасибо вам за понимание, – измученно благодарю мужчину, радуясь, что сестре достался такой приятный молодой преподаватель. — Вам спасибо, – отвечает он. – Всего доброго. — Досвидания. Диспетчер объявляет о начале посадки на наш самолёт, поэтому разговор с Женей приходится отложить на неопределенный срок. Стаканчик с чаем выбрасываю в урну и направляюсь в салон, предвкушая тяжёлые сутки впереди. День проходит как на иголках, хотя может быть, мне кажется так из-за последствий алкогольного воздействия. Аэропорт, такси, концерт, снова такси и снова зал ожидания – выматывают не хуже любого отравления. Егор тоже выглядит уставшим, но в несколько раз лучше меня. Между нами явно поселилось недопонимание, разрушить какое вряд ли удастся мирным путём. Об этом я думаю весь полёт от Екатеринбурга до Пензы, пока остальная комнада отсыпается после насыщенного дня. За пять часов пребывания в воздухе, прихожу к выводу, что мне не остаётся ничего, кроме как за день найти новую съёмную квартиру и съехать туда, подальше от Егора. Как ни странно, никакой обиды на парня у меня нет, скорее наоборот. Как бы то ни было, он сделал для меня слишком много хорошего, в частности, вытащил из затяжной депрессии, которая могла закончиться не самым лучшим образом. Люди говорят: «время лечит», только это все ерунда. Время заставляет тебя примириться с болью, но не отпустить ее; и нет гарантии, что при любом неосторожном слове, ты не вернёшься в это ужасное состояние, когда вместо понятия «жить», к тебе применимо понятие «существовать». Человека лечит человек, и как ни странно, понять такую очевидную вещь мне помог Булаткин, за что я буду благодарна ему всегда. До сих пор не могу понять, как так случилось, что Егор стал первым парнем, к которому у меня появились чувства гораздо серьезнее обычной симпатии, ведь ещё недели три назад не могла даже подумать, что мы вообще сможем найти общий язык. Какая всё-таки непредсказуемая штука – жизнь. Грустные мысли только добивают меня в эмоциональном плане; на душе становится так тяжело, словно я делаю что-то не правильно, но при этом другого выхода из этой ситуации просто нет. По прилёту в Пензу каждый отправляется туда, куда зовут его потребности: Маша и Катрин решают погулять по центру, посетить местные кафешки; Егор не раздумывая отправляется к своей семье, с которой, наверное, видится крайне редко; а мы с Равилем заселяемся в ранее забронированую гостиницу, где расходимся по разным сторонам. Парень явно уходит досыпать, я же просто чувствую себя чересчур подавлено, чтобы контактировать с обществом. Переодевшись в самые обычные леггинсы и вязанный свитер, завязываю волосы в небрежный пучок, после чего с головой погружаюсь в объявления о сдаче квартиры. Только минут через пятнадцать мне приходится встать, чтобы найти в сумке футляр для очков, ибо глаза очень быстро устают от яркого света экрана. Через несколько часов безуспешных поисков, становится ясно одно – с моим бюджетом, единственный реальный вариант – снять комнату на окраине Подмосковья, и то, максимум недели на две, не больше. Расстроившись, решаю ненадолго отвлечься на звонок сестре, однако даже с пятой попытки дозвониться Жене мне не удается, ибо ее телефон все время находится вне зоны доступа. Списываю это на занятость в школе, но начинаю ощутимо волноваться. Чтобы избавиться от дурного предчувствия снова возвращаюсь к «авито», хотя сосредоточиться на занятии уже не получается. Бросив это неблагодарное дело, утыкаюсь носом в идеально выглаженную белую простынь с одним единственным желанием – избавиться от чувств, переполняющих меня изнутри. Слишком тяжело нести этот груз, не имея возможности высказаться. Раньше, рядом был хотя бы Кирилл, который может и перебарщивал со своей заботой, но всегда поддерживал, успокаивал. Теперь у меня почти никого нет. И это действительно больно.***
— Спасибо за теплый прием, Пенза! Вы особенная публика, и выступать перед вами гораздо волнительнее, но я рад быть здесь и видеть полный зал! Спасибо, семья! Закончив исполнять мою любимую песню из репертуара Булаткина, Егор несколько раз благодарит зрителей за невероятные эмоции, подаренные во время выступления. Вернувшись от родителей прямо к началу концерта, блондин показался мне каким-то задумчивым, будто семья сказала ему нечто очень важное, что в корне поменяло его взгляд на жизнь. Позже, мое подозрение только подтвердилось – Крид действительно обдумывал какую-то вещь, но продолжал улыбаться, не желая расстраивать публику. Возможно, я оказалась единственной, кто вообще заметил его замешательство. Попрощавшись с залом, Егор сходит со сцены, с благодарностью принимая из моих рук бутылку чистой воды. Отдаю танцовщицам их полотенца, и поворачиваюсь к администратору, с просьбой принести ещё напитков. Потом оставляю ребят передохнуть в гримёрке и отправляюсь к партеру, где меня ждут представительницы официального фан-клуба Егора, помогать которым стало ещё одной моей обязанностью. Главная девушка, кажется, Марина, благодарит меня за помощь и протягивает в подарок коробку различных сладостей. Смутившись, сначала пытаюсь отказаться от презента, но шатенка продолжает настаивать на своем, вынуждая меня капитулировать. Провожаю по меньшей мере десять девчонок в прохладную от проветривания гримерную, где они с улыбкой приветствуют Егора. Когда парень отвлекает внимание на себя, спокойно выдыхаю. Взяв свой рюкзак, выхожу в коридор, чувствуя чей-то тяжёлый взгляд на своей спине. Дойдя до туалета, закрываю дверь кабинки на щеколду и стягиваю с себя костюмный пиджак вместе с белой рубашкой, на которую одна из организаторов пролила кофе. Из рюкзака достаю свитер, который взяла на случай, если замерзну и быстро натягиваю его, переднюю часть заправляя в джинсы. Как чувствовала, что пригодится. Аккуратно сложив вещи небольшой стопочкой, убираю их на место и иду к зеркалу, чтобы поправить внешний вид. Волосы, до этого стянутые в хвост, распускаю по плечам, чувствуя приятное облегчение, потом придирчиво оглядываю свое отражение, находя ситуацию не такой уж плачевной. Кремовый цвет свитера оттеняет кожу, выделяя глаза; да и макияж сегодня скрывает все недостатки лица, поэтому много времени это действие у меня не занимает. Вернувшись к толпе, беру с вешалки свой пуховик, ибо места на всех в помещении мало и случайно сталкиваюсь с Равилем, который задаёт мне один единственный вопрос, вошедший уже в привычку. — Ты идёшь? Ответив гитаристу кивком, обвязываю горло шерстяным шарфом, чтобы не заболеть в условиях суровой Пензенской зимы, и уже собираюсь выходить, как вдруг слышу, что Егор натягивает свою куртку вслед за мной, поспешно отвечая девушкам на их нескончаемые вопросы. — Девчат, извините, но сейчас я вынужден вас оставить. Есть одно неотложное дело, которое я обязан исполнить, чтобы не облажаться. — Мы можем тебе помочь? – спрашивает одна из поклонниц, явно не подумав, прежде чем сказать. Возобновляю шаг, чтобы Егор не заметил, что я подслушиваю, однако специально замедляюсь, в ожидании продолжения. — Пожелайте удачи, – хмыкает певец, после чего выходит из гримёрки в сопровождении дверного скрипа. Булаткин догоняет меня почти у выхода, останавливая за локоть, чтобы развернуть к себе. – Мирослава, подожди. Останавливаюсь, нерешительно поворачиваясь лицом к лицу блондина. Егор смотрит на меня чуть прищурив глаза, и это немного напрягает. — Что такое? — Мне нужна твоя помощь, – прямо заявляет он. Невольно хмурюсь, в поисках подвоха, но Булаткин кажется, говорит на полном серьёзе. — В чем? – высвобождаю свою руку, дабы сделать шаг назад, ибо стоять так близко к Егору невыносимо тяжёло. Хочется прижаться к нему со всей силой, но остатки разума не позволяют мне опуститься так низко. — Объясню по дороге, – ухмыляется Крид, и ничего не спрашивая, берет меня за руку, очень быстро утаскивая к черной машине. Даже не успеваю сообразить что к чему, как уже оказываюсь сидящей в салоне возле водителя. — У тебя в каждом городе есть запасная машина? – недоуменно спрашиваю у блондина, пристегиваясь ремнём безопасности. — Нет, – искренне смеётся парень над моей глупой шуткой, что только больше вводит меня в недоумение. Егор никогда не смеялся над тем, что я говорю. Только над моими действиями, и то, крайне редко. – Только там, где у меня есть знакомые. — Куда мы едем? – перевожу тему, оглядывая стремительно меняющийся пейзаж за окном. Поток машин слепит глаза, из-за чего мне не удается полностью опознать часть города, по которой мы передвигаемся. — Скоро узнаешь, – многозначительно отвечает блондин, отвернувшись к дороге. То, с какой силой артист сжимает руль, показывает, насколько он нервничает. Все это кажется мне до жути странным, даже слишком. Оставляю его реплику без ответа, уже запутавшись во всем происходящем. Надеюсь, я просто сплю и смогу проснуться раньше, чем случится нечто непоправимое. Что ему потребовалось от меня почти в одиннадцать вечера? Хотя, к такому уже давно надо было привыкнуть – Булаткин никогда не отличался особой разговорчивостью в общении со мной. Зато у него отлично получалось раздавать мне приказы. И это мастерство он не растерял. Минут через двадцать автомобиль въезжает на территорию какой-то базы и останавливается на парковке между заснеженными елями. В темноте не удается разглядеть вообще что-либо, однако открывается прекрасный вид на живописный лес. — Где мы? – обращаюсь к Булаткину, ожидая ответа, но парень молча направляется вперёд, и мне не остаётся ничего, кроме как идти за ним. Под ногами скрипит чистый снег, а с неба срывается метель из хлопьев, похожих на вату. Мы доходим до какого-то ангара, и в какой-то момент мне становится так жутко, что хочется просто развернуться, чтобы убежать куда подальше, но Егор решительно шагает во внутрь, утягивая меня за собой. Все становится на свои места только после того, как мы оказываемся внутри и моему взору предстает огромная площадка, покрытая льдом. – Зачем мы приехали на каток? Чем я тут могу тебе помочь? — Слишком много вопросов, Воскресенская. Но так уж и быть, я тебе отвечу: мне просто захотелось покататься, а найти компанию так и не получилось. — То есть меня спрашивать не нужно было? Я не умею кататься! – эмоционально всплеснув руками, перевожу взгляд на смеющегося парня, желая двинуть ему по лицу. Он явно издевается. Но принимать правила этой игры я не собираюсь. Не в этот раз. — Ты бы не согласилась, – жмет плечами Крид, продолжая улыбаться во все тридцать два зуба. — И поступила бы правильно, – хмуро выдаю ему в ответ, вспомнив тот вечер в Дубаях. Что за несправедливость? Как только начинаешь что-то забывать, оно сразу находит возможность напомнить о себе. – Отвези меня обратно в отель, пожалуйста. — Слушай, Мирослава, хватит раздувать проблему из ничего. Почему бы не забыть о том, что тебя беспокоит и просто расслабиться? – стянув с лица улыбку, взрывается парень. Видеть его таким гораздо привычнее и от этого мне становится немного спокойнее. Хотя бы теперь я знаю, что можно от него ожидать. – Чего ты боишься? — ... ничего я не боюсь, – ворчливо шепчу себе под нос. – Просто коньки – не моя стихия. — Это легко исправить, идём, – блондин протягивает мне руку, которую я принимаю не сразу, но в итоге все равно соглашаюсь. Булаткин переплетает между собой наши пальцы и ведёт меня к прокату, где один молодой человек, видимо знакомый Егора, отдаёт нам две пары коньков. Вообще, каток полностью пустует; в ангаре не видно даже работников. На мой вопрос, почему здесь так пусто, Егор отвечает, что рабочее время базы заканчивается в девять вечера, а его пропустили благодаря старым знакомым. Посчитав ответ исчерпывающим, сажусь на ближайшую лавку и снимаю свои сапоги, втискивая ноги в коньки. Егор опускается передо мной на одно колено и сам начинает зашнуровывать ботинки, иногда спрашивая, не туго ли он затянул. Парень первым выходит на лёд, но я не тороплюсь идти за ним, предпочитая стоять на ковровом покрытии, а не вырисовывать пируэты в падении. — Идёшь? – насмешливо произносит блондин. Смотрю на то, как он уверенно держится на льду и молча поражаюсь этому. Сделав глубокий вдох, нерешительно ставлю ногу с бортика на каток, но тут же подскальзываюсь и еле успеваю зацепиться за Егора, оказывающегося рядом в считанные секунды. Крид хрипло смеётся над моими неумелыми попытками встать ровно, однако когда до него доходит, что мне вовсе не смешно, пытается сделать более серьезное выражение лица. – Давай, хватайся. Блондин выставляет вперёд свои руки, и я хватаюсь за них, делая неуверенные шаги вперёд. Тепло ладоней парня согревает, несмотря на низкую температуру воздуха. Ноги расползаются в сторону, отчего я в последствии начинаю смеяться. Егор уверенно катится назад, не забывая придерживать меня, только очень скоро такой вид развлечений ему надоедает, поэтому он начинает показывать мне, как правильно ставить ноги, а потом и вовсе решает отпустить. — Нет, Егор, пожалуйста, – чуть ли не всхлипываю в попытках снова схватить блондина за какую-либо часть тела, но он специально отъезжает ещё дальше, будто насмехаясь надо мной. – Я сейчас упаду. — У тебя неплохо получается, – лыбится Булаткин, пародируя лунную дорожку Майкла Джексона. Сглотнув, стараюсь как можно дольше простоять на месте, но ноги все равно подкашиваются и секунду спустя все мое тело ударяется о холодную корку льда. Если бы не пуховик, синяков было бы не избежать, однако на локте завтра точно появится как минимум один. Крид разумеется, сразу спешит поднять меня на ноги, не забывая ляпнуть очередной подкол. Смерив его не самым приветливым взглядом, делаю несколько слабых попыток отъехать к выходу из корта, но Булаткин снова ловит меня на пол пути, больше не рискуя выпускать мою ладонь из своей. Остальное время мы просто катаемся по периметру льда, в основном, не произнося ни слова. Однако молчание не кажется напрягающим, наоборот – оно такое спокойное и правильное; на его фоне слова кажутся лишними. Даже из головы вылетают все мысли, оставив после себя лёгкую дымку. — Егор! – громогласный крик разрушает эту приятную тишину, вынудив нас обоих повернуть голову в сторону кричащего. – Через тридцать минут база закрывается, вас тоже тут быть не должно. — Окей, бро, – кивает блондин, после чего обращается ко мне. – Попробуешь поехать сама? — Только если ты не будешь уезжать далеко, – сообщаю с лёгкой полуулыбкой и первой отпускаю руку блондина. Егор согласно качает головой, отъезжая на несколько метров назад. Закрыв глаза, чтобы было не так страшно, делаю первую попытку и с удивлением понимаю, что у меня получается. Крид, кажется, тоже радуется моей маленькой победе, о чем говорит его расслабленная, добрая ухмылка. Позволяю себе немного разогнаться, потому что вижу, что парень намерено делает движения назад, но переоцениваю свои возможности и запнувшись, лечу прямо на артиста. Он не успевает сориентироваться, из-за чего мы оба падаем со звонким грохотом, при этом, Егор оказывается лежащим подо мной. — Черт! – шипит Булаткин, пока я смотрю на него, прикусив губу. Блондин поднимает на меня свои голубые глаза, собираясь что-то сказать, но едва певец замечает мой жест, то вместо слов, он притягивает мое лицо к себе и накрывает мои губы своими, сливая их в нежном поцелуе. Егор аккуратно наваливается на меня сверху, подминая под себя, и становится хозяином положения. Я зарываюсь руками в его мягкие волосы, чувствуя нереальный кайф от происходящего. Его язык сплетается с моим, вырисовывая во рту нереальные пируэты, отчего мне буквально сносит крышу; а его пальцы очерчивают черты моего лица. Это самое лучшее чувство из всех мною испытываемых. Когда воздух в наших лёгких заканчивается, Егору приходится оторваться от меня и лечь рядом. От эйфории хочется закрыть глаза или громко-громко закричать. Наше тяжёлое дыхание наверное слышит каждый житель Пензы, но нам абсолютно на это плевать. Однако, ощущение спокойствия неожиданно прекращается, из-за возвращения терзающих мыслей. Голос разума снова пытается доказать, что все это неправильно, и совесть активно в этом ему помогает. Когда, черт возьми, все это закончится? — Мира, – неожиданно зовёт меня парень. Вопросительно поднимаю голову, затыкая мысли, гуляющие в голове. — Что? — Я хочу быть с тобой, – прямо заявляет Егор, вставая на ноги. Смотрю на него хлопая глазами, с мыслью о том, что мне послышалось. Он же не мог такого сказать, правда? Вдруг, во всем помещении отключается свет. Тихо ойкнув, слышу стук металлического лезвия о лёд, однако не могу сложить весь пазл воедино. Меня пугает непредсказуемость действий; я правда не знаю, чего следует ожидать в следующую секунду. Поднявшись, хочу двинуться к выходу, но очень скоро догадываюсь, что в темноте мне вряд ли это удастся. Свет включается так же резко, как и отключился, но теперь его источником является не большая лампа посреди потолка, а гирлянды, висящие на стенах. Передо мной появляется Егор, держащий в руках большой букет алых роз, с очень сосредоточенным взглядом. Недоуменно смотрю то на парня, то на стены, ожидая найти хоть какие-нибудь ответы, но все попытки проваливаются с треском. Наконец, Булаткин начинает говорить, а я слушаю его с придыханием. – Ты же не против быть моей девушкой? От шока исчезает дар речи. В глазах стоят слезы, но впервые за долгое время, они возникли не от горечи. Тысячи бабочек устраивают фейверк у меня внутри, и я с трудом выдавливаю из себя слова: — А с каких пор ты спрашиваешь мое согласие? — Это был не вопрос. Я утверждал, – улыбаясь как Чеширский кот, Егор притягивает меня в свои объятия, а я кладу свою голову ему на плечо. Честное слово, в мире нету места лучше, чем его руки, и он доказывает это каждый раз. Впервые за долгое время я чувствую себя такой счастливой, и очень надеюсь, что это ощущение продлится надолго....несколько часов назад в одной из Пензенских многоэтажек...
— Сыночек! Привет родной, – светловолосая женщина с улыбкой обнимает такого же светловолосого молодого человека, одетого во все чёрное. — Привет мам, – усмехается парень, выпуская Марину Петровну из объятий. Сняв модные кросовки, певец проходит на кухню, где все так же, как в детстве пахнет его любимым лимонным пирогом. – А где папа? — На работе; там что-то случилось и без него с этим разобраться никто не может. Ну, ты же знаешь своего отца... — Его-о-орка! – в комнату вдруг забегает счастливая блондинка, которая тут же кидается на шею к артисту и крепко сжимает его в своих руках. – Я так соскучилась! — Я тоже скучал, Поль, – улыбается Булаткин, взъерошивая кудри сестры. Та наигранно дуется, но охотно поддается брату. Все таки, они видятся крайне редко, а эти жесты возвращают их на несколько лет назад. – Не знал, что ты тоже дома. — Да вот, пока работы нет, появилась возможность слетать домой, – девушка садится на соседний стул, и Марина Петровна ставит перед детьми их любимый чай с запахом апельсина и корицы, каждому отрезая по кусочку пирога. – Тем более, на новый год мне не удастся приехать к вам. — Съёмки? – спрашивает Егор, откусывая внушительную часть десерта. Полина просто кивает, повторяя действия брата. – М-м, мам, очень вкусно. — Кушай ещё, совсем худой стал, – недовольно причитает женщина, отбрасывая назад выскочившую из прически прядь золотистых волос. – Твоя Аня тебя там голодом морит? Подавившись от неожиданности, Булаткин младший закашливается и разом допивает горячий напиток, обжигая язык. — Мы с ней расстались, – холодно отрезает парень. Марина Петровна по взгляду понимает, что задела не желательную для сына тему, поэтому спешит перевести разговор на его успехи в карьере. Через час энергичного общения, чета Булаткиных единым строем покидают квартиру, ибо Марину Петровну вызывают на работу, а Полина и Егор решают заехать к отцу и передать ему его обед. — Ну и кто она? – спрашивает Поля, когда мама покидает автомобиль, поцеловав обоих детей в щеку. Крид вжимает педаль газа до упора, выезжая на трассу, ведущую к офису Николая Борисовича. — Ты о ком? — О той самой девушке, про которую ты думаешь всю дорогу. Я ведь не слепая, Егор. Булаткин хмыкает, удивляясь проницательности своей сестры. Он никогда не понимал, как ей удается читать его так просто. — Там все слишком сложно, Поль. Я не готов сейчас начинать новые отношения, и тем более, не хочу делать ей больно. — С чего ты решил, что сделаешь ей больно? – непонимающе восклицает блондинка, пытаясь заглянуть в его глаза. — Потому что я разучился любить, – жмет плечами Крид, намерено не поворачивая головы к Полине. Он терпеть не может такие разговоры, несмотря на то, что сестра всегда даёт дельные советы. – А ей нужен человек, который готов постоянно говорить о своих чувствах. — Она сама тебе об этом сказала? Булаткин, я что-то не припомню, чтобы тебя роняли в детстве, тогда почему ты такой болван? – раздражённо произносит актриса, сдерживая внутри себя желание дать блондину подзатыльник. – С каких пор ты залелался в трусы? — Поль, не в этом дело... — Нет, Егор, именно в этом. Ты боишься снова обжечься, что тебе снова сделают больно, как поступила та же Шурочкина, однако из-за этого ты вообще рискуешь остаться один, – выпаливает Полина на одном дыхании, с твердым намерением достучаться до Крида. – Ты сам себе противоречишь: говоришь, что разучился любить, но при этом продолжаешь думать о ней каждую свободную секунду. Что это, если не любовь? Егор задумчиво смотрит в лобовое стекло, в голове ещё раз прокручивая слова Булаткиной-младшей. Он понимает, что сестра как никогда права, но не может себе в этом признаться. В какой момент случилось так, что такая маленькая, хрупкая девушка, как Мира, смогла занять все его мысли; а ее слова, или правильнее сказать, признание в чувствах, могло вызвать в нем такую бурю эмоций? Певец вдруг начинает осознавать, что если не сделает шаг ей навстречу, то их пути могут разойтись навсегда и ему снова придется вернуться в общество лживых моделей, которые не умеют делать ничего, кроме как играть на публику. — Окей, ты права. Что мне нужно сделать, чтобы не потерять ее? — Сказать правду? – смеётся блондинка, но едва натыкается на хмурый взгляд Егора, резко замолкает. – Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.