Ангел

Ангелы залиты лужами крови, Они в ней утонут, ты посмотри. Так и растает мир на ладони С ангельской болью где-то внутри. Они же тут все понимали, но покрывали Крыльями наши грехи, А мы с вами клали на нормы морали. Люди б не умирали, если б знали, как жить. Карие глаза смотрят в небо. Бескрайняя синь стелится до самого горизонта, она открыто для всех. Чистое и непорочное, небо притягивает к себе, манит в высь, туда, где воздушные потоки играют с пухом облаков, создавая причудливые фигуры. Оно всеобьемлющее и всепрощающее. Маленький мальчик с непослушными каштановыми волосами медленно поднимает руку вверх. Тонкие детские пальчики слегка сжимаются, словно стараясь осторожно потрогать солнечные лучи. Приятное тепло лёгким покалыванием разливается на кончиках пальцев, затем проходится по неврам, и так приятно, аж до мурашек. Золотые лучи причудливо играют на белых перышках ещё пока крохотных крыльев. Тонкие полупрозрачные перья слегка подрагивают под ласковым прикосновением теплого ветерка, отчего они завораживающе переливаются серебрисыми бликами. Дитя смотрит своим прямым и по-детски наивным взглядом в небесную синь. Рожденный на небесах, одаренный крыльями, Не знал, такое что страх. Вокруг его все любили, Ведь он был воспитан любовь всегда отдавать, И, как бы плохо не было там, летать в облаках. Добр, участив, услужлив и толерантен. Учили отпустить все, полностью доверять всем. И как бы не била судьба, все принимай, как есть: Как бы много ты не потерял - это все твой крест. -Никчемный! Никчемный! -Уходи, Никчемный! Мы не хотим с тобой играть! Маленький шатен на это лишь неловко улыбается и медленно встаёт с нагретой солнцем земли. Разбитые вкровь коленки ноют, а содраная на локте кожа щиплет, но мальчик совсем не обращает на это внимания. Он смотрит немного грустным, всепрощающим взглядом янтарных глаз и улыбается: чуть робко, но по-доброму, искренне. И протягивает ладонь. Тёплый ветерок теребит белый пушок, осторожно зарывается своими тонкими прозрачными пальцами в мягкие перья, ерошит непослушные каштановые волосы. И дитя улыбается. Его спустили на землю в качестве эксперимента. Скептики отвечали:"Все же без перемен там. Не менялась парадигма. Кто его породил там? Он же ведь там погибнет, у них же панацея". Он и представить не мог, что же там внизу. "Мне выдал крест мой Бог, я его сам несу." Он привык этот мир всегда делить пополам, Но, попав на землю, думал, что попал в Ад. Щуплый подросток с копной каштановых волос смотрит на стоящего перед ним маленького мальчика в костюме-тройке и фетровой шлапе с хамелеоном на плече. Малыш поджал губы, не сводя пристального взгляда с парня. Слишком добрый. Слишком наивный. Слишком всепрощающий. Слишком... Странный... А парень все смотрит, смотрит своими невозможными янтарными глазами и улыбается. Мягко, добродушно, немного по-детски. И сильнейший киллер чувствует: шатен не видит в нем ребёнка. Он чувствует терпкий металлический запах вокруг проклятого младенца, видит всю тьму его прошлого в чёрных глазах-бусинах. Он понимает. И продолжает улыбаться. Дитя чуть передергивает плечами. Небо все такое же ясное, но в воздухе витает влага, что оседает мелкими каплями на белоснежных перьях. Туман медленно расстилается по земле. Ангелы плачут, а ты посмотри, что станет с тобою В мире, погрязшем в луже крови, окольцованным болью. Ангелы плачут, а ты посмотри что станет с тобою В мире, погрязшем в луже крови, окольцованным болью. </b> Шатен медленно поднимает руку и осторожно, словно боясь причинить боль, зарывается в растрепанные темно-синие волосы, мягко перебирая пальцами. Сидящий перед ним парень удивленно посмотрел на подростка своими разноцветными глазами, но руку не убрал, вместо этого прижавшись ещё теснее. От тонкой кисти исходило приятное тепло, что медленно растекалось по телу приятной истомой. Иллюзионист каким-то шестым чувством чувствует на губах бывшего противника легкую улыбку и сам начинает невольно улыбаться. Дитя медленно вдыхает раскаленный воздух. Крылья слегка подрагивают от горячих воздушных потоков и все так же смотрит в небесную лазурь. Войны во имя Христа, войны во имя Кришны, Войны во имя Ислама, да будь он проклят трижды! Войны во имя чего? Да уже похуй тем. Войны во имя наживы, секса и похоти. Этот бой был тяжёлым. Высокий смуглый брюнет безразлично смотрел глазами цвета рубина на сереющий небосвод. Как это ни странно, но ни гнева, ни злости, ни обиды он не чувствовал. Остались лишь умиротворение и покой. Шатен осторожно присел рядом с ним, на что брюнет только хмыкнул, но отодвигаться не стал, впитывая исходящее от подростка тепло. Теперь все встало на свои места. Дитя медленно расправляет молодые крылья, только готовящиеся узнать вкус полёта. Ещё немного. Совсем чуть-чуть. А небо ждало своего друга. Каждый крестовый поход - генерация боли. Да и к черту тот Бог, коль ради него столько крови, И сколько кошмарных страниц нужно просто высечь: Для жизни единиц необходимы смерти тысяч. </b> Высокий беловолосый юноша с фиалковыми глазами, стоя на коленях перед хлипким пареньком с копной каштановых волос, медленно выдохнул. Он проиграл. Проиграл, даже не начав бой. Проиграл, когда вздумал сражаться с хрупким шатеном, который без страха и упрека смотрел на него глазами цвета янтаря. Во взгляде не было ни презрения, ни жалости, ни ненависти. Лишь лёгкая грусть и всепрощение, что застыли на тонких губах, сложившись в улыбку. И, чувствуя, как оранжевое Пламя окутывает его с ног до головы, сам против воли улыбнулся. Ему больше не страшно. Тучи медленно закрывали собой небосвод, готовясь пролиться дождём. Дитя вдохнуло наполненный озоном воздух. Его резали, кололи, поджигали ему крылья. Он подставлял левую щеку, когда по правой били, Он прощал им ошибки и молился за них, Но однажды в итоге ангел просто погиб. Изнеможденный от боли, с потухшими глазами Он лежал в луже крови, но внезапно он замер, Увидев пред собой нечто огромное и страшное. -Кто же ты такой? - осторожно ангел спрашивал. Шатен пустыми глазами смотрит на белый лист, в очередной раз вчитываясь в буквы, выведенные аккуратным подчерком. Шесть трупов. Шесть друзей. Семья. Бледные руки откладывают листок на угол стола, затем достают из недр папки чистый лист и пишут. Быстро, резко, но аккуратно. Очередной приказ. И последний. Подошел кровавый закат Теневого мира. Резкий крик разрывает тишину. Тонкие дрожащие пальцы вырывают белоснежные перья, окрашивая крылья в алый. Янтарные глаза наливаются кровью, из горла рвётся хрип. И дитя хохочет, держа на руках осколки собственной души. Я тот, кто правит миром, клал на веру, враг, наверно, Тот, кто перемолол сотни голов, развеял прах по ветру. Я был таким же тут, но свои взгляды поменял. И ты запомни, друг, тут либо ты, либо тебя. Да, корыстный, инфантильный, да, я многих раздражаю. Мерзкий и невыносимый, бояться значит уважают. На вопрос "Как называть мне тебя?" вдруг получил ответ: - Предрассудки потеряв, мое имя Господь Гнев. Шатен медленно шел по коридору, сжимая в руке пистолет. Бывшие когда-то янтарными глаза потухли и стали практически чёрными. Пустыми. Бледной лицо с искривленными в безумном оскале губами застыло восковой маской, намертво вьевшись в кожу. Слева из бокового коридора несётся очередной головорез, сжимающив в руках нож и надеющийся достать парня. Шатен, даже не глядя, спускает курок, и очередной труп с дыркой во лбу падает на окровавленный пол. Парень хмыкнул. Сейчас, когда у него не осталось ничего, что он мог бы защищать, все эмоции просто исчезли, растворились в поглотившем сознание безумии. Ещё немного. Нужно ещё кое-что закончить. Окровавленные перья медленно опадают на обьятую пламенем землю. Ещё совсем юное дитя с глазами мертвеца заливается безумным смехом. А небо плачет кровью. За ошибки отцов будут отвечать сыновья. Так будет до конца концов, пока правлю Я. Дураков всегда будет достаточно, а это значит - Катаклизмами, болезненями я буду давать сдачи. Все это прекратится, когда каждый научится Ценить то, что имеет и детей своих научит сам. Когда иссякнет личина последнего дурака Как первопричина, а значит, что никогда. Шатен лежит на холодной сырой земле, безразлично смотря на плачущее небо. Вот и все. Янтарные глаза медленно закрываются, сердце медленно отбивает свой последний ритм. Тук-тук. Тук-тук. Тук...