Второй шанс

В больницу они попали утром, а сейчас уже был вечер. Их не пускали в реанимацию, и им оставалось только ждать и смотреть на то, как врачи и медбратья ходят туда сюда. Лечащий врач им тоже не говорил ничего и все больше хмурился. Чимин и Хосок весь день сидели под дверью реанимации и ни разу не заговорили. Хосок замкнулся в себе, молча переживая за друга. Чимину тоже было тошно, и он сильно волновался за любимого. Оба они думали об одном и том же — легкомысленно отнеслись к здоровью Юнги, такого дорогого для них обоих человека. К ним подошли Тэхён и Шону. Чимин пожаловался им на то, что врачи так ничего и не сказали о том, что сейчас происходит с альфой и как его состояние. Тэхён обнял Чимина и поглаживал его по спине, а Шону скрылся в отделении реанимации, пообещав что-нибудь узнать. Вышел он минут через десять и по его виду все поняли, что новости неутешительные. У альфы диагностирована острая пневмония, осложненная курением и пока неизвестной инфекцией, которая не реагирует на антибиотики. Для того чтобы определить инфекцию, которая мешает лечению пневмонии, нужно время, но из-за температуры его просто нет. Высокая несбиваемая температура просто сжигает пациента изнутри, и врачи не в состоянии что-то сделать. Если бы пневмонию стали лечить вовремя или обратились бы раньше, еще можно было бы что-то сделать, но ослабленный организм даже не пытается бороться с инфекцией и не реагирует на лекарства. «Не может быть… этого просто не может быть… он не может умереть… как же так? Он не должен умирать…» — мысли Чимина метались в голове, как бабочки, и он сам не замечал, как слезы текли по щекам. Он не почувствовал родных объятий Тэхёна и поглаживания по спине. Не слышал, что друг ему говорил. Вообще не видел и не слышал, что происходило вокруг, как будто попал внутрь воздушного шара, который отгородил его от внешнего мира, сосредоточив внимание только на этих мыслях и неимоверной боли, которая стала разрастаться в груди. Очнулся он, когда почувствовал крепкую хватку на своих плечах — оказалось, что он стал падать, а Тэхён, обнимавший его за талию, с трудом удерживал друга, заваливаясь с ним, и за плечи старшего омегу схватил Шону, возвращая обоих в вертикальное положение. Чимин постепенно стал приходить в себя, стал слышать окружающие шумы, видеть белые стены и друзей. В его поле зрения попал Хосок, который сидел недалеко от них. Он с силой вцепился в свои рыжие волосы, поставив локти на широко расставленные колени, и смотрел в пол. У Чимина есть друзья и родные, которые его сейчас поддерживают и не дают впасть в отчаяние. А у Хосока единственный друг сейчас лежит при смерти и его некому успокоить. Чимин выбрался из объятий Тэхёна и направился к Хосоку, вытирая попутно слезы. Он сел перед ним на колени, заглядывая в лицо альфы, и взял его за запястья, вытаскивая руки из волос. Хосок дернулся в начале, пытаясь освободиться от хватки, но заглянув в глаза омеги, замер. Чимин осторожно выпустил запястья старшего и медленно потянулся ладошками к его шее, выпрямляясь на коленях и заключая его в объятия. Хосок в ответ обнял омегу, чувствуя его тепло и поддержку, и не выдержав, заплакал. Через некоторое время они отстранились друг от друга, и Чимин сел на соседний стул. К ним вышел лечащий врач и сказал, что Юнги пришел в себя и можно навестить его, но только по одному. Чимин и Хосок переглянулись и встали одновременно. Чимину хотелось бежать к Юнги, но он лишь кивнул Хосоку на дверь и сел обратно на стул, нервно сжимая кулачки на коленях. Хосок прошел к дверям в отделение реанимации и, открыв их, посмотрел на омегу: — Ты иди. Я после тебя. Чимина не надо было приглашать дважды. Он моментально встал и быстро прошел в нужную ему палату. Юнги казался маленьким на большой больничной койке. К его левой руке, которая лежала поверх одеяла, была подключена капельница. Как только Юнги услышал, что в палату кто-то зашел, он повернул к двери голову и смотрел на вошедшего лихорадочно блестящими глазами. Чимин подошел к любимому и взял его за горячую руку. Щеки Юнги были ярко красными, зато остальное лицо было бледным. Губы были обветренными и потрескавшимися. Альфа дышал хрипло и тяжело. Чимин одной рукой продолжал держать истинного за руку, а другой провел легонько по любимой щеке. Юнги дернулся от этого прикосновения, так как показалось, что прохладная ладошка любимого обожгла его щеку. Но моментально вернулся под ладошку омеги и тот, снова провел по его щеке рукой и убрал ее, догадавшись, что из-за температуры Юнги неприятны прикосновения. Юнги смотрел на Чимина и думал, что он идиот, так как не обратил внимание на то, что заболел, не лечился ничем, да еще и отказывался от врачей, когда предлагал его омега, вследствие чего теперь умирает. Юнги облизнул сухие губы шершавым языком и прошептал: — Пить… Чимин тут же налил стакан воды комнатной температуры и, поддерживая альфу под голову, напоил его. Несмотря на то, что Юнги выпил полный стакан воды, облегчения он не почувствовал — его все так же сушило. Чимин поставил стакан на столик и наклонился над Юнги с целью поцеловать его в губы. Но Юнги отвернул лицо, прошептав: — Нельзя, любимый…. Я могу быть заразным… Чимин взял лицо любимого в руки и, повернув к себе, посмотрел в его воспаленные глаза. — Мне все равно. Я соскучился по тебе. Чимин поцеловал горячие обветренные губы Юнги, легонько провел языком по его губам, снова целуя их. Он отгонял мысли, что это их последний поцелуй. Когда Чимин отстранился от своего альфы, тот сразу же открыл глаза, впитывая в себя образ любимого. Потом, собравшись с мыслями, он тихо заговорил: — Чиминни, послушай меня и не перебивай… мне сложно разговаривать… я знаю, что умираю. Прости меня, дурака, что я не берег себя и так по глупому запустил банальную простуду. Я люблю тебя, Чиминни, безумно люблю и не хочу оставлять тебя одного… не плачь, пожалуйста, а то мне еще хуже становится… — Чимин поспешил вытереть так не вовремя хлынувшие слезы. — Ты сильный, Чимин, ты очень сильный и легко переживешь мою смерть… — Чимин открыл рот, пытаясь возразить Юнги, но тот устало прикрыл глаза и хрипло вздохнув продолжил, — пожалуйста, я же просил… мне тяжело говорить… я чувствую это… уже ничего не изменить…. ты сильный… Хосок нет… он не переживет мою смерть… не бросай его, Чимин, прошу тебя… пообещай мне, что не бросишь его. Обещай! — Обещаю, Юнги. Я люблю тебя! Не умирай, пожалуйста, я не смогу жить без тебя! — Чимин снова прильнул к его губам, а потом уронил голову ему на грудь и заплакал. Юнги поглаживал любимого по волосам. — Солнышко, прости меня. Я виноват во всем… я так хотел провести всю свою жизнь с тобой… ты должен жить ради Чонгука и своих близких… и позаботься о Хосоке. Кто знает, может он полюбит тебя, и вы будете счастливы вместе. — Мне не нужен никто, кроме тебя, — упрямо помотал головой омега. — Не зацикливайся на мне после моей смерти, пожалуйста. Не делай так, как Хосок с Минхёком… Живи дальше, не хорони себя со мной… пожалуйста, Чимин, я не хочу, чтобы ты жил, как Хосок… пожалуйста… — Юнги заплакал, смотря на упрямого омегу. А тот, увидев плачущего любимого, готов был пообещать все, что угодно. Он согласно закивал, вытирая его слезы и вновь целуя любимые губы. — Не бросай Хосока… он сломается без поддержки … пообещай мне… — Я уже пообещал и обещаю еще раз: я не брошу Хосока и буду его поддерживать, только не плачь больше. Я люблю тебя… В палату зашел медбрат и поменял пустой пакет для капельницы на новый. Юнги сжал ладошку истинного. Он чувствовал, что ему становится хуже — дышать с каждым разом становилось труднее, разговаривать тоже, в ушах шумело и движения давались с трудом. Альфа попросил еще воды и Чимин, вылив остатки воды из графина в стакан, напоил любимого. Потом Юнги попросил омегу позвать Хосока. Чимин поцеловав истинного, взял пустой графин и постоянно озираясь, вышел из палаты. Совсем скоро в палату влетел взъерошенный Хосок. Он был бледный, губы искусаны в кровь, взгляд отчаянный и жалобный. Дрожащими крупной дрожью руками, он взял руку Юнги и сжал ее. — Хён…хён… хён… ты же обещал, что не бросишь меня никогда, а сам… хён… я не смогу без тебя… хён… хён, — рыдал Хосок в плечо Юнги. Старший с трудом поднял руку и положил ее на плечо младшего, легонько толкая в него, так как сил вообще не было. Хосок оторвался от плеча друга и посмотрел на него, снова взяв его руку в свои. — Хосок-а… прости меня… — Юнги все труднее давались слова, он произносил их долго и тихо. Он чувствовал, что времени у него осталось мало, но он очень хотел сказать Хосоку главное. Он не хотел, чтобы его любимые и самые дорогие ему люди погрязли в трауре по нему. Поэтому собрав последние силы, он заговорил: — Хосок-а, я виноват, прости меня. Я не сдержал свое обещание. Но, пожалуйста, пообещай мне кое-что и выполни свое обещание… — Да, да, хён, я обещаю… я выполню все, что ты попросишь… — Юнги с трудом улыбнулся такой горячности друга. — Хм… ты как всегда… даже не выслушал меня… Хосок, я не хочу, чтобы ты горевал по мне так же, как ты все это время горюешь по Минхёку… не хочу этого. Перестань жить прошлым, оглянись, твое счастье бродит рядом с тобой… перестань смотреть на фотографии и посмотри на живого омегу… Нет, нет, подожди… — он увидел, как Хосок недовольно нахмурился и сжал его руку сильнее. — Пожалуйста, мне некогда с тобой спорить… у меня мало времени… Я не прошу тебя забыть Минхёка и меня… достаточно лишь помнить о нас, не завешивая все стены фотографиями. Я не хочу, чтобы мои фото висели у тебя в каждом углу… не хочу этого… И еще… позаботься о Чимине… не бросай его, пожалуйста… вы самые мои любимые люди… Хосок… пообещай… — последние слова Юнги уже шептал, так как сил у него совсем не осталось. Он стал задыхаться, в глазах стало темнеть. — Хосок… — Я обещаю, хён, обещаю. Я люблю тебя. — Юнги тоже хотел ему это сказать, но уже не мог. Дышать удавалось через силу, он стал хрипеть, по телу прошла крупная дрожь. Он почувствовал запах сирени и как любимые руки гладят его по лицу. Чимин вернулся с полным графином воды и увидел, что Юнги стало совсем плохо. Хосок бросился звать на помощь врача. Тот осмотрел пациента и лишь покачал отрицательно головой. Альфа умирал. Каждый его вдох мог оказаться последним. Хосок держал Юнги за левую руку, от которой уже была отсоединена капельница, а Чимин за правую. Он наклонился к Юнги и поцеловал его. Потом Чимин прижался к его лбу, поглаживая его волосы. Альфа судорожно вздохнул пару раз, а потом затих. Тишина. Пустота. Оглушающая пустота… Как сквозь толщу воды Чимин и Хосок услышали, как врач назвал время смерти пациента. Нет! Не может быть! Этого не может быть! Еще вчера альфа улыбался и шутил, а уже сегодня его нет. Они оба смотрели на замершего альфу и не могли осознать, что его больше нет. Хосок вздрогнул от громкого жалобного крика. Это кричал Чимин. Он заторможено наблюдал, как тот упал на тело альфы, плакал и кричал. Смотрел, как его друзья пытаются его успокоить, смотрел на то, как Чимин потерял сознание и на то, как вокруг него засуетились врачи, а потом вынесли его из палаты. Хосок перевел взгляд на неподвижного друга. Он также держал его за руку и не хотел ее выпускать. Он прижался к горячей руке губами и заплакал крупными горючими слезами. Он плакал, прижимался своей щекой к тыльной стороне ладони Юнги и смотрел на друга. Казалось, что он спал. Только вот пунцовые еще совсем недавно щеки, сейчас постепенно бледнеют. Хосока никто не трогал, давая возможность оплакивать друга. Хосок не знал, сколько уже прошло времени, когда он почувствовал ласковые руки, которые пытались его поднять. Он выпустил ладонь друга из своих и позволил увести себя из палаты. Находясь в прострации, Хосок тем не менее чувствовал, как его усадили куда-то и стали влажным полотенцем протирать лицо. Он почувствовал запах вишни и мысли лениво завертелись в голове. Вишневый омега ведь друг Чимина, так почему он сейчас не с ним, а пристает к альфе со своей заботой? Хосоку захотелось оттолкнуть заботливого омегу, но у него не хватило сил. Он почувствовал, как его уложили на что-то твердое, подложив под голову подушку. Глаза сами закрылись, и альфа провалился в сон без сновидений. Похоронами занялись поверенные семьи Мин. Только им пришлось организовывать не только похороны альфы, но и его отца, который не выдержал новости о смерти сына. Чимин на похоронах не плакал. Он сухими глазами смотрел на то, как его любимого опускают в могилу и засыпают землей. Хосок стоял рядом и находился в прострации с момента смерти друга, он не реагировал на окружающий мир, замкнувшись в себе. Рядом с ним стояли две крупные беты — охранники, которые были приставлены к альфе его отцом, чтобы они оберегали его от необдуманных поступков, и те глаз с него не спускали. После похорон, его увезли домой. Шону забрал Чонгука и Чангюна к себе, чтобы они не видели убитого горем Чимина. Верный Тэхён не отходил ни на шаг от друга. Он вместе с Чимином оплакивал альфу, выслушивал все, что говорил ему Чимин, давал возможность выплакаться, вытирал его слезы и всячески его поддерживал. Через неделю, а может больше, когда Чимин немного пришел в себя и перестал лить слезы только при упоминании имени альфы, он попросил Тэхёна узнать как дела у Хосока. Номер его был отключен и дозвониться до него Чимин не мог. Тэхён поехал к альфе домой, но его там не было. Омега, который занимался домом в отсутствие хозяина, сказал, что его забрал отец в свой дом. Омега не хотел давать адрес, но Тэхён упросил его, и тот сдался. Приехав по указанному адресу, Тэхён наткнулся на неприступную охрану, которые даже не открыли ему ворота, поговорив с ним через домофон. И Тэхён ни с чем вернулся к Чимину. Он на всякий случай оставил координаты и номер телефона Чимина, сообщив, что тот истинный Мин Юнги, но Чимину не стал об этом говорить. Через пару дней Чимину позвонил папа Хосока. Омега очень удивился этому звонку. Тот сообщил ему, что его номер взял у охраны и поведал Чимину, что Чон держит сына под присмотром и не выпускает из дома. Но Хосок снова запил. На резонный вопрос омеги, почему отец разрешает Хосоку пить, старший омега рассказал, что Хосок пригрозил убить себя любым ему доступным способом, если тот не даст ему алкоголь. И старший из двух зол выбрал меньшее, ведь охранники контролировали количество выпитого алкоголя. Чимин поинтересовался, откуда старший омега все это знает, если он отлучен от дома, и тот загадочно ответил, что у него там есть свои глаза и уши. И еще он попросил спасти его сына. Чимин ответил, что сейчас ничем не может ему помочь, ведь его и на порог даже не пустят. Чимин продолжал тосковать по Юнги. Пошла третья неделя после смерти альфы и Чимин уже не плакал постоянно, лишь иногда, когда ему не удавалось сразу заснуть, он с тоской вспоминал нежные объятия любимого, его голос и его глаза, которые с любовью смотрели на омегу. Юнги часто снился Чимину, и тот после ярких снов целыми днями улыбался, вспоминая раз за разом свои сны. Чимин заметил, что метка истинного никуда не пропала и его мятный запах омега часто чувствовал. Он спросил у родителей, что это значит, но те не могли ничего ему ответить. Шону был именно сейчас на долгой и сложной операции и отвлекать его Чимин не мог, поэтому он полез в интернет за необходимой ему информацией. Перелопатив кучу сайтов, в которых была противоречивая информация и толком ничего не говорилось о том, что бывает с меткой истинного, если тот умирает, Чимин нашел одну маленькую заметку, после которой у него сильно забилось сердце. Он побежал к Джину и спросил, есть ли у него тест на беременность. Тот удивился, но ничего не сказав, достал из тумбочки пару тестов. Чимин закрылся в туалете и долго оттуда не выходил. Джин с беспокойством бродил под дверью, прислушиваясь к происходящему в туалете, но там была тишина. Он стал стучать и звать сына, но тот не открывал. Подошел Намджун и Джин ему все рассказал, после чего альфа тоже стал уговаривать сына выйти. Когда он пригрозил, что дверь сейчас выломает, раздался щелчок и в дверях показался ошарашенный Чимин с горящими глазами и яркой улыбкой, которую родители уже давно не видели у своего сына. — Я беременный, — выдохнул Чимин. Потом стал говорить громче и громче, в конце уже громко крича и кружась от радости на месте. — Я беременный. Я беременный! Юнги не умер! Его малыш живет во мне! Отец, папа, я так счастлив! — Чимин обнял родителей и расцеловал их. Он побежал в свою комнату, нашел телефон и, набрав номер Тэхёна, сообщил ему радостную весть. Он слушал, как друг его рыдает в трубку, радуясь этой новости, а сам попеременно с любовью гладил то плоский живот, то метку любимого, которая пока еще напоминала о нем. На следующий день Чимин с Джином пошли в больницу. Врачи подтвердили беременность и указали сроки — второй месяц. Чимин забеременел в первую их сцепку, когда Юнги поставил метку. Он очень хотел ребенка и был бы хорошим отцом. Чимин не заметил, как слезы покатились по щекам, он не заметил, как Джин их вытер — он продолжал думать о своем любимом истинном. Лежа ночью в кровати, Чимин продолжал думать о растущем в нем малыше. Ему было все равно, кто у него там растет — альфа, омега или даже бета. Он будет рад любому малышу. Главное, что он ребенок Юнги и запах у него, судя по всему, будет тоже мятный. А может у него будет другой запах или вообще его не будет, если малыш окажется бетой, и мятный запах истинного держится только из-за ребенка? От этих мыслей омегу отвлек тихий скрип. Чимин увидел, как медленно стала открываться его дверь. У него волосы зашевелились от страха, когда он вспомнил просмотренные ужастики. Но это оказался Чонгук, который несмело прошел в комнату и остановился возле кровати папы, не решаясь залезть к нему. Чимин поднялся на локте, откидывая одеяло и приглашая ребенка к себе: — Котёнок, иди ко мне. — Чонгук нырнул под папин бок, прижимаясь к нему всем телом и вдыхая его запах с нотками мяты. Омега обнял сына, целуя его в лоб, и прижался потом ко лбу ребенка своей щекой. — Папочка, классный хён умер? — Да, котёнок. — Почему? Ведь он такой молодой? — Так случается в жизни, Гуки. Люди умирают в любом возрасте. — Чимин услышал, как заплакал ребёнок. — Ты чего, Гуки? Что такое? — Я не хочу, чтобы ты умер. Не хочу… — ребёнок плакал навзрыд, вцепившись в футболку папы. Чимин целовал и укачивал его, шепча, что не собирается он умирать в ближайшее время, пока не выполнит обещания данные Юнги и не вырастит своих детей. Чонгук, наплакавшись и успокоившись, заснул, а Чимин долго еще гладил его по волосам и думал об обещаниях, которые дал Юнги. Хосок думал, что ему больше не для кого жить, но Чимин был уверен, что он захочет жить ради того, чтобы иметь возможность воспитывать ребенка Юнги. Хотя бы стоит попробовать. Утром он узнал у Тэхёна адрес резиденции Чонов и направился к ним. Чон, когда узнал о смерти Минов, сразу же поручил ухаживать, читай следить и надзирать, за Хосоком доверенным людям. Он каждый день просматривал однообразные отчеты о прошедших днях сына. «Ночью плохо спал. Постоянно кричит и плачет, иногда воет. Постоянно зовет то Минхёка, то Юнги и просит их забрать его с собой. Требует алкоголь. Напившись, буянит и всех материт. Сегодня избил охранника, который вылил бутылку виски в раковину. Не получив желаемое, становится агрессивным. Ничего не ест.» Чон полторы недели читал такие отчеты. Он боялся встретиться с сыном, поэтому прикрываясь работой, продолжал читать их, надеясь на чудо. Потом ему доложили о приходе омеги, который требовал встречи с Хосоком и оставил номер телефона. Чон подумал, что, возможно, истинный Юнги и есть то чудо, которое он так ждет уже давно. Он оставил все свои дела на заместителей и вернулся в дом, в котором был сущий ад. Альфа увидел пьяного Хосока, который устроил очередной погром и ломал те вещи, которые еще не успел сломать. Отец смотрел на агрессивного сына, и ему стало больно от того, что он не обращал раньше внимание на состояние своего сына. Слуги в страхе попрятались по углам, охранники стояли в стороне и не мешали младшему хозяину громить комнату. Чон прошел к сыну и, схватив его за руку и за загривок, поволок в ближайшую ванную. Закинув упирающегося сына в ванну, он включил холодную воду и поливал его, пока тот не перестал сопротивляться. Затем настроив теплую воду, он стал мыть сына, который за все это время посещал ванную комнату только по нужде. Охранники помогали хозяину раздевать и мыть затихшего альфу. Потом они вытерли его и одели в чистую одежду. Чон провел сына на кухню и попросил повара дать что-нибудь жидкое. Хосок вначале отказывался, но Чон дал ему подзатыльник и грозно сказал «Ешь!», и сын послушно съел всю тарелку. Затем отвел его в спальню и, уложив спать, сел рядом в кресло и наблюдал за тем, как сын ворочается в кровати, тяжело вздыхая. Через полчаса бесконечных метаний сына, Чон не выдержал. Он подошел и сел на край кровати. Хосок сразу же поднялся и принял полусидячее положение, опираясь на подушки, и не поднимал глаз от своих сцепленных в замок пальцев, которые лежали на его животе. — Хосок-а, я любил Юнги, как сына, и мне больно от его потери. Он был замечательным человеком, но прошлого не изменишь. Остается только жить с этим. Но и тут у тебя есть выбор, как с этим жить: заливать горе алкоголем, постепенно спиваясь и забывая о любимых, как живых, так и мертвых, либо, жить дальше и хранить память о них, ведь умершие живы до тех пор, пока о них помнят. Я знаю, как тебе плохо, и я никак не могу облегчить твою боль от потери близкого человека. Но я всегда буду рядом с тобой и всегда могу тебя выслушать. Я люблю тебя, сын. Хосок молчал, упрямо сжимая губы в тонкую линию. А потом заговорил. Он стал рассказывать отцу всю историю дружбы с Юнги, каждую мелочь, каждое незначительное событие, которое пережил вместе с другом. И хоть альфа многое знал, он молча слушал исповедь сына, узнавая интересные подробности. По мере того, как Хосок вел свой рассказ, ему становилось легче. Он никому никогда, кроме Юнги и Минхёка, не рассказывал о своих чувствах и переживаниях, и вначале ему сложно было о них говорить, и он пересказывал только события. Увидев поддержку в глазах отца, он вернулся к рассказанному и поделился своими чувствами, которые переживал в тот или иной момент. Когда он дошел до смерти друга, то зашелся в рыданиях. Отец обнимал сына за трясущиеся плечи и укачивал, слушая его слова. Когда Хосок выговорился, он почувствовал, что ему стало намного легче. Он лежал, как в детстве, в объятиях отца и чувствовал себя защищенным. И впервые со смерти друга, Хосок спокойно заснул и проспал до самого утра. Чон всю ночь обнимал сына и охранял его сон, и ушел только утром, укрыв его одеялом. Три дня прошли спокойно. Отец с сыном провели эти дни вместе, постоянно разговаривая. Хосок не пил все это время алкоголь, борясь с желанием выпить, ел все, что ему накладывали на тарелку и не отходил от отца ни на шаг. Он думал, что отец, как и обещал, не бросит его, но тот вновь уехал на работу, оставив сына на слуг. Хосок полдня пытался себя чем-либо занять, борясь с желанием выпить, а потом не удержался и напился. Он вел себя тихо, поэтому слуги и охрана не сразу заметили, что он пьян. Ох, и влетит им от старшего хозяина за то, что не доглядели. Все слуги вновь попрятались от страха, боясь попасть под тяжелую руку пьяного младшего хозяина. Но тот не выходил из своей комнаты, допивая бутылку виски. Утром Хосок шатаясь, спустился в бар за новой бутылкой и наорал на нерасторопного омегу, у которого началась так не вовремя течка, от запаха которого Хосока стало мутить. Он с трудом добрался до туалета и вовремя, так как его стошнило. Он долго сидел в обнимку с белым другом, прислушиваясь к организму. Хосок умылся и почистил зубы, потом прошел в комнату Юнги и стал перебирать его вещи. Он провел за этим занятием весь день и всю ночь, а утром опять напился и кричал на охранников, которые пытались отобрать у него бутылку. Чон только сейчас зашел в дом и услышал крики сына. Он отозвал охрану и слушал отчет о том, чем занимался его сын все это время. Отец двинулся на верх, когда ему доложили, что пришел Ким Чимин. Чон очень обрадовался этому визиту, но виду не показал. Он смотрел на омегу, которого раньше видел только на фото и заметил, что тот сильно похудел, осунулся и побледнел. Омега поклонился альфе и заговорил: — Здравствуйте, господин Чон. Я Ким Чимин… — Я знаю, кто ты. Зачем пришел? — Я хочу поговорить с Хосок-хёном. Альфа открыл рот, но прежде чем он успел издать хоть звук, сверху донеслась громкая пьяная ругань, затем громкий хлопок дверью и звон разбившегося стекла. По лестнице пробежал испуганный рыдающий омежка в форме слуги. Он замер перед хозяином, а затем поклонился ему и гостю. — В чем дело? Что на этот раз? Омега заикаясь стал объяснять, что зашел в комнату младшего хозяина, так как думал, что тот в комнате Юнги, чтобы забрать грязное белье, а тот оказался у себя и выгнал его, напугав до смерти, появившись за спиной омеги. Чон отпустил перепуганного слугу и тяжело вздохнул. — Господин Чон, вы пустите меня к сыну? — Тебе жить разве надоело? Он сейчас пьяный, его лучше не трогать. Приходи завтра. — Нет, я хочу именно сейчас. Потом может быть уже поздно. Я дал обещание Юнги, что не брошу Хосока и намерен выполнить его с вашего согласия или без него. — С чего ты решил, что Хосок тебя послушает? Чимин тепло улыбнулся, и альфа замер от того, каким омега стал красивым, всего лишь улыбнувшись. — Я не уверен на все сто процентов, что это подействует, но попробовать все же стоит. Так что? Чон смотрел на хрупкого и маленького омегу, такого уверенного в себе и начал уважать его. Он совсем недавно потерял истинного, но не сломался, как его сын, а стоит тут и желает ему помочь. Чон кивнул ему и направился к лестнице, ведя омегу к комнате сына. Чимин постучался в дверь и услышал поток ругани, среди которых были приличными только такие слова: — Пошли вон, сволочи! Оставьте меня в покое! Не хочу никого видеть! Чимин открыл дверь и, переступив осколки и лужу на полу перед дверью, вошел в комнату. Чон стоял в дверях, готовый в любую секунду прийти на помощь, но по просьбе омеги близко не подходил. Хосок сидел на полу перед кроватью, опираясь на нее спиной, обнимал колени, положив щеку на бутылку, которая лежала у него на коленях. Альфа выглядел ужасно. Он сильно похудел, хотя казалось больше некуда ему худеть, и так одни кожа да кости. Цвет лица его был серым, волосы тусклыми, черные длинные отросшие у корней волосы не придавали красоты альфе, делая его еще больше неопрятным. Чимин присел перед ним на колени и положил свою теплую ладонь, на холодные руки альфы. Тот нехотя поднял голову, уставившись на омегу тусклым взглядом. Белки его глаз были красными, сами глаза были воспаленными. В общем, это был не тот альфа, которого полюбил Чимин. Этого альфу омега совсем не знал. Потрескавшиеся губы Хосока растянулись в улыбке, и он пьяно заговорил: — Ух ты! Это же омега моего лучшего друга. А ты неплохо выглядишь для того, кто вчера потерял истинного. Прям цветешь и пахнешь! Или не так сильно любил моего Юнги, как ему говорил? А может ты уже нашел себе нового альфу? Или ко мне пришел именно за этим? Ну, так извини, я сейчас не в состоянии, да и шлюхи меня не привлекают. А знаешь, ведь Юнги… Чимин не стал дальше выслушивать пьяный бред альфы и влепил ему звонкую пощечину. Голова Хосока дернулась назад, а потом вернулась в прежнее положение. Альфа ехидно улыбнулся, облизывая разбитую губу. Чимин снова ударил Хосока, а потом еще раз. Хосок перестал улыбаться, а взгляд его стал немного осмысленным. Он приложил ладони к горящим щекам, а потом пожав плечами, взял бутылку в руки. Чимин вырвал бутылку из его рук и отставил руку с ней в сторону. — Выслушай то, что я хочу тебе сказать. Я очень сильно любил Юнги, до сих пор люблю, и буду любить всегда. Я тебе это говорю всего лишь один раз и больше не собираюсь ничего доказывать. Он был важным для нас обоих человеком. Тебе повезло больше, и ты дружил с ним с детства. Я же общался с ним недавно и влюбившись, мы вместе провели катастрофически мало времени. Но я всю жизнь буду помнить эти дни, проведенные с Юнги. А сейчас слушай внимательно. Юнги оставил мне подарок, который я буду хранить и оберегать всю свою оставшуюся жизнь. Смотри сюда, — Чимин отодвинул воротник толстовки и показал обалдевшему Хосоку метку, которая совсем не побледнела за это время. — Я беременный. И если ты сейчас спросишь, чей это ребенок, я двину тебе по морде бутылкой. Я знаю, что Юнги перед смертью просил тебя присмотреть за мной, и я совсем не против. Мне не нужен альфа в качестве любовника, я навсегда останусь в этом плане верным Юнги. Но ребенку Юнги нужен отец и я хочу, чтобы ты занялся его воспитанием и был всегда рядом с ним, с нами. Но только трезвый. Теперь выбор за тобой: будешь продолжать заливаться алкоголем или же воспитывать ребенка своего друга, который, я уверен, будет очень похожим на него. Выбирай. Чимин поставил бутылку перед альфой и, не оглядываясь, вышел из комнаты, а потом и из дома. Чимина трясло от нервного возбуждения, которое накатило на него, как только он вышел из дома. Он пытался дышать глубже и успокоить бешеное сердцебиение. К нему подъехал автомобиль и водитель сказал, что ему приказано отвезти омегу домой. Чимин сел в машину и погрузился в размышления. Он не был уверен в своём поступке, он прокручивал свою речь и хотел много сказанного исправить или дополнить, чтобы убедительнее дошло до альфы. Но сделанного уже не воротишь, и остается только ждать. Чимин волновался за Хосока, ему было больно видеть его в таком состоянии, и надеялся, что тот всё же выберет ребёнка Юнги. Остаётся только ждать решения альфы.