Полотно обыденности со стразами "катастрофы"

Ранним утром Тим проснулся раньше будильника: от криков соседей снизу, решивших выяснить отношения, пока все нормальные люди спали. Кажется, мужик лет сорока упрекал свою молодую жену в измене. Тимофей перевернулся на бок, сунул голову под подушку, но это не особо помогло, и он все еще мог слышать вопли супругов. Тишина наступила нескоро, а когда стало тихо, Тим не успел обрадоваться: прозвенел будильник. Недовольно выпростав руку из-под одеяла, Тим быстро схватил телефон и отключил будильник. Следующий сигнал должен был сработать через десять минут — для верности, если он заснет, так как вставать не хотелось. В квартире царил холод — отопление еще не дали, — и он спал под тяжелым одеялом в пижамных штанах и футболке, которые пришлось купить совсем недавно, чтобы не стучать во сне зубами. Это была первая осень в съемной квартире, и Тим не был к ней готов так, как следовало. Он все-таки задремал и проснулся под вопль будильника, набрал в легкие воздуха и быстро откинул в сторону одеяло, вскочил с кровати, вырубил будильник и, потирая ладонями плечи, побежал на небольшую кухню. Тим поставил чайник на огонь и сунул нос в холодильник, сделал два бутерброда с колбасой и, не дождавшись, когда закипит вода в чайнике, выключил газ и плеснул в кружку воды, уже достаточно горячей, чтобы обжечься. Тим поморщился и, отставив кружку и бутерброды, устремился в туалет, а потом в ванную. Теплее не становилось, но это заставляло двигаться быстрее, и Тимофей в рекордные сроки привел себя в порядок и собрался на работу, прежде чем вернуться на кухню и в два укуса проглотить один бутерброд, запивая его теплой водой. Второй бутерброд он жевал на ходу, захлопывая входную дверь и забрасывая на плечо лямку рюкзака. На улице фонари разгоняли мрак, а холод щипал за нос и кусал за ноги: Тим в очередной раз подумал, что хотел бы вернуться в прошлое, когда он без зазрений носил колготки под брюками и ходил под стол пешком. Куртка грела, и Тим нырнул носом в воротник, глядя себе под ноги. Шесть минут до автобусной остановки, сорок минут на маршрутке, будучи зажатым между тремя девушками, благоухающими разными духами, и пятнадцать минут пешком до здания работы по оживленной улице. — Тима! — раздался оклик справа, и Тимофей запнулся, обернулся на знакомый голос. Леонид — высокий шатен с сумкой через плечо — открыто улыбнулся ему. — Доброе утро! — Да, да, доброе, — откликнулся Тимофей, не останавливаясь ни на минуту, махнул рукой. — Извини, спешу. — Заглянешь на огонек сегодня? — крикнул Лёня, не двигаясь с места. — Не знаю, сроки горят! — Вчера ты говорил то же самое! Тим пожал плечами, влетел в нужное здание и почти бегом направился на нужный этаж к офису. Таймер запустился в тот момент, как он усадил свой зад на стул перед компьютером. Следующие девять часов, не считая обеда, ему предстояло вкалывать как проклятому. Если, конечно, ему не подкинут еще работы. В итоге четверть проделанной работы оказалась пустой тратой времени, а пятая часть оставшегося полетела в тартарары: электричество отключилось точно по щелчку за долю секунды до нажатия на иконку сохранения файла. У Тимофея все внутри оборвалось. Он сидел в большом зале, разделенном на ячейки — рабочие места со столами и техникой, — и был совсем один в темноте и безмолвии. Он не знал, что делать, что думать, как дышать. Огромная часть проделанной работы в мгновение ока отправилась псу под хвост. Тимофей вскинулся, снял трубку стационарного телефона, вызвонил техподдержку, знающую, казалось, ответы на все вопросы, и, едва сдерживая волнение, спросил, что произошло. Легла подстанция, квартал остался без света — пришел ему ответ от тараторящего и запинающегося парня. Резерв тоже лег, до утра сделать ничего нельзя. Трубка вернулась на место, Тимофей встал, придвинул стул к столу, на ощупь нашел рюкзак на полу и телефон на крышке стола и, подсвечивая себе путь фонариком, покинул офис, забрал из соседнего кабинета, использующегося как гардеробная, куртку, забросил лямки рюкзака на плечи и покинул здание, попрощавшись с охранником Василием. Тим постоял в расстегнутой куртке и устало прикрыл глаза. На улице уже было темно, теперь совсем — фонари не работали, — и холод пробирал до костей, окончание рабочего дня отпечаталось внутри горьким осадком и лихорадочным, полубезумным стремлением мысленно выстроить план по исправлению ситуации. Ничего в голову не приходило. Тимофей застегнул куртку и, подсвечивая себе дорогу, быстро пошел к автобусной остановке. Он так задумался, что споткнулся, едва не вписался в чью-то машину, припаркованную на обочине, и остановился. Взгляд Тима упал на его собственное отражение в лобовом стекле автомобиля — темный силуэт с взъерошенными на макушке волосами — результат нервотрепки. Однако то, что было у него за плечами, оказалось непривычным и притягательным. Тим выпрямился и запрокинул голову, устремив взгляд в небо. Он замер и благоговейно выдохнул: — Ох! Темный бархат ночного неба был усеян крохотными стразами-бриллиантами звезд, неподвижными и сложенными в созвездия — редкое зрелище для жителя города, в котором светло круглые сутки. У Тимофея все мысли вышибло из головы, он стоял посреди тротуара и смотрел в небо широко распахнутыми глазами, приоткрыв рот и опустив руки, позабыв обо всем на свете, кроме холода, космоса и одиночества. Тим моргнул, вспомнив о приглашении Лёни, и подумал, что отвергал его уже неделю, уткнувшись в работу и носом роя землю, чтобы сдать материал до дедлайна. Опустив взгляд на телефон, Тим покачал головой, потер глаза и, развернувшись, припустил в противоположную остановке сторону; до места назначения ему придется пройти по другому маршруту: сначала на автобусе минут пятнадцать, а потом полчаса в гору, бегом и пешком, задыхаясь и внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться среди деревьев в насаждении, выходящему к уступу с полянкой. Там, на жухлой траве, в приглушенном белом свете переносного фонаря стояли два складных деревянных стула с пледами на каждом, сумка-термос и телескоп, рядом с которым стоял Лёня в толстовке вместо куртки, набросив капюшон на голову. Он обернулся, когда Тим ступил на освещенную часть полянки, и улыбнулся. Темные его глаза блеснули весельем, на щеках появились ямочки, а у глаз — морщины-лучики от яркой улыбки. У Тимофея, запыхавшегося и хрипящего из-за нагрузки, екнуло и так частившее сердце. Одиночество отступило перед теплом, и Тим улыбнулся в ответ краешком рта. Лёня чуть склонил голову к плечу, глазами показывая на телескоп, и Тимофей подошел ближе, поймал взгляд каре-зеленых глаз и негромко, чуть сипло произнес: — Привет. Ответом ему был лукавый прищур. — Я принес термос с чаем, — сказал Лёня. — С малиной? — С малиной. Тимофей улыбнулся — теперь по-настоящему — и отдался моменту, оставив все проблемы за гранью пятна света со звездами, горячим чаем и терпеливым Лёней в объятиях холода осени.