ID работы: 608458

Immortalis papilio (Бессмертная бабочка)

Гет
PG-13
Завершён
274
автор
Размер:
155 страниц, 26 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
274 Нравится 107 Отзывы 89 В сборник Скачать

Глава 5, в которой ведется и заканчивается наблюдение.

Настройки текста
Годы бегут по траве и по снегу, Словно по вечному расписанию. И только одно не подвластно их бегу: Наши воспоминания. И в детство, и в юность, и в зной, и в замять, По первому знаку, из мрака темени, Ко всем нашим датам домчит нас память, Быстрей, чем любая машина времени. Что хочешь - пожалуйста, воскрешай! И сразу же дни, что давно незримы, Как станции, словно промчатся мимо, Ну где только вздумаешь - вылезай! И есть ли на свете иное средство Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет, Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство, В каких-нибудь шесть или восемь лет? И друг, кого, может, и нет на свете, Восторженным смехом звеня своим, Кивком на речушку: а ну бежим! И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети! А вот полуночный упругий свет, Что жжет тебя, радуясь и ликуя, Молодость... Первые поцелуи... Бери же, как россыпь их золотую, Щедрее, чем память, богатства нет! Эдуард Асадов – «Воспоминания». - Пип-пип! Пип-пип! Пип-пип! Пииииииииии… Как и всегда настырный звон прерывает сон ровно в 7:00 – это включается сигнал, означающий то, что спать больше не получится. Заунывное пиликанье громкое, занудное, на него никак нельзя не обращать внимания, и, разумеется, его приходится отключить. Шорох ткани, глубокий, чуть недовольный вздох, и худая рука с тонким запястьем нашаривает будильник на тумбочке, после чего слегка ударяет по нему, давая понять, что в «тревоге» нет дальнейшей необходимости, и тот замолкает, объявляя бойкот до следующего утра. Где-то на краю сознания всплескивается слабым поползновением мысль: «Давно пора купить маятниковые часы…». Но на это почему-то вечно не хватает времени. Это даже смешно, ведь для нее время не ограничено условностями. Но все еще она дает себе еще пару минут для того, чтобы окончательно проснуться. «Так, пора вставать». Одеяло откинуто в сторону, но постель тут же аккуратно заправлена, едва она встает на ноги, единственная подушка прислонена к изголовью, синеватое покрывало бережно расстелено без единой складочки. От привычки наводить порядок трудно отвыкнуть, даже если на это дан не один век. От любви к некоторым цветам тоже не избавиться, и потому пижама, состоящая из футболки и мешковатых штанов, носит сиреневые оттенки, а интерьер составлен из теплых золотых, оранжевых и светло-фиолетовых тонов. Все совсем как дома. Только вот того дома давно уже нет, и никто о нем не помнит. Кроме нее. Она помнит всегда и всегда будет помнить. Она где-то слышала фразу: «Воспоминания - это волшебные одежды, которые от употребления не изнашиваются» [1]. И это верно. Волшебные одежды, которые могут поменять цвет или потускнеть, но ведь всегда можно освежить краски, заставить их снова стать ярче. От воспоминаний она может улыбнуться тайком или загрустить, со вздохом закрывая глаза, но она прекрасно знает, что без этих самых воспоминаний, таких дорогих, пускай и не всегда самых хороших, ее жизнь была бы пустой и безликой. Без этих самых воспоминаний она не была бы той, кто она есть сейчас, не было бы той, кем она была, и уж точно не той, кем однажды будет. Прошлое, пускай и ушедшее, минувшее, застывшее, все равно важно и дорого. Это укромный уютный крошечный уголок, куда она может сбежать, удрать от реальной жизни, когда бы ни пожелала. Но ей ясно, что злоупотреблять этой возможностью не следует. Хорошего понемножку. Нужно знать меру. Она поворачивает кран и, набрав в сложенные чашечкой ладони обжигавшей холодом воды, ополаскивает лицо, чувствуя, как эта свежесть расползается бодрящими ручейками по лицу, заставляя рефлекторно встряхнуться. Затем досуха вытирается полотенцем и смотрит на свое отражение. Она долго искала такое зеркало, но в конце концов все же нашла его в одном магазинчике, где по невысокой цене продавали антиквариат. Его уже как три месяца закрыли, и помещения все еще пустуют, но, если она проходит мимо этого места, то всегда тихо улыбается. Все-таки стоит радоваться маленьким радостям простой (почти всегда) жизни. Зеркало – прямоугольной формы и с рисунком в верхнем левом углу, рисунком, изображающим солнечные цветы, прорисованные с такой тщательностью и упорством, что невозможно не восхититься мастерством того, кто это сделал. Рама из темного металла не отличается какими-либо особенными украшениями, всего-навсего узор из распустившихся бутонов, переплетающихся между собой в причудливом танце. Иногда пальцы сами по себе тянутся к ним, проводя по кончикам неживых, но все равно красивых лепестков. Она смотрит на свое отражение и видит там ту же девушку, которую видела давным-давно, через несколько месяцев после Того дня. То же лицо, те же губы, та же кожа, не потемневшая от загара стран, в которых пришлось побывать, те же брови. Даже волосы те же, те же волны притухшего золота, которые могут в любой момент превратиться в водопад жидкого света. Длинные… Сегодня ночью они отросли больше, чем раньше, и щекочут выпирающие косточки на лодыжках. Придется их обстричь, ничего личного, просто коса должна быть только до пояса. Две дочери Германа в кондитерской, где она работает, необидно посмеиваются, шутливо спрашивая: «Для кого такую красоту бережешь?». Она не отвечает вслух никогда, либо пожимая плечами, либо меняя тему, либо отходя к покупателям. Но мысленно она отвечает всегда: «Больше не для кого». И это правда. Горькая, суровая, но все равно правда, как ни крути. Да, все то же, и фигура, и шея. Разве что она теперь более худая, жилистая, однако сильная, привыкшая к трудностям. И на ногах много времени проводит, редко стоит на одном месте, и если выдается не дождливая и не слишком холодная ночь, то через чердак всегда выбирается наружу и просто бродит по крышам, перепрыгивая через пролеты или ходя по парапетам, раскинув в стороны руки, с детским ребячеством испытывая судьбу. Лезвия ножниц смыкаются и расходятся снова и снова, отсекая медовые локоны, которые сразу же темнеют, тогда как остальные пряди тускнеют лишь на мгновение, а затем опять светлеют. Убрав парикмахерские принадлежности в шкафчик, она, не торопясь, заплетает косу и, стянув оставшуюся свободной кисточку белой резинкой, опять смотрит в зеркало. Да, она все та же. Только глаза у нее сейчас совсем-совсем другие – это глаза старого и умудренного годами жизни человека у еще молодой (для окружающих) девушки. В них много всего: много радости и боли, восторгов и огорчений, много грусти и небольшая толика любопытства, сохранившаяся с былых времен. Иногда ей кажется, что на свете вряд ли найдется что-то, что сможет ее по-новому поразить. Но надежда тем не менее остается. Пора выходить. На улице апрель, более теплый, чем обычно, но она так и так редко мерзнет. Внутри нее вечно горит тепло, постоянно согревающее ее, от него не избавиться. Она мимолетом глядит на свою левую руку. На безымянном пальце блестит тонкий ободок изящного золотого кольца, обручального, инкрустированного россыпью бриллиантов – еще одна память о дорогих ей временах. Это колечко при ней постоянно. Другое, тоже золотое, но без украшений, всегда неизменно висит на цепочке под одеждой, поближе к сердцу, и мысли об этом вызывают улыбку. И она улыбается. Куртка на плечи, узлы на обувке, легкий стук шагов по полу, щелчок открывающегося замка и лестничная площадка. Светловолосая девушка с длинной косой и сумкой-почтальонкой через плечо идет по улице, направляясь к булочной, и кивает в ответ на обращенное к ней приветствие жительницы соседнего дома, приветствие, в котором фигурирует другое имя, потому что ее настоящее имя уже никто не знает, и она сама себя так уже давно не называет. - Утро доброе, Кризанта!

* * *

- Ты не передаешь мне воды? Бартон и Романофф с самого утра находились во взятой напрокат машине, припаркованной напротив кондитерской «У Германа» и внимательно следили за той, ради кого их переправили на другой конец земного шарика. Наташа, проголодавшись, купила себе еды из китайского ресторанчика на вынос и теперь мучилась от того, что блюдо оказалось слишком острым. Клинт, расположившись рядом с напарницей, застыл в неподвижности, положив руки на руль и оперев подбородок о сжатые в кулак пальцы. Он выжидал. Просьба Романофф заставила его пошевелиться и достать из бумажного пакета бутылку минералки. - Спасибо, – она сделала несколько больших глотков и выдохнула. – Ну какой же дурак додумался положить сюда соус чили, а? - Ты, – невозмутимым тоном ответил Клинт, не поворачивая к ней головы. – Сама попросила, цитирую: «Добавьте мне перчика». - Я что, правда такое сказала? - Да. - Значит, я была не в себе. Очевидно, это влияние смены часовых поясов, – Наташа отставила в сторону белую коробку и, стащив с заднего сидения папку с досье, открыла страницу, к которой была прикреплены две фотографии: одна с дальнего расстояния, другая – с ближнего ракурса. И на первой, и на второй была изображена одна и та же девушка. – Длинные волосы это вообще удобно? – Клинт неопределенно пожал плечами. – Это был риторический вопрос, – на сей раз никакой реакции не последовало. Соколиный Глаз застыл в некоем оцепенении и пристально наблюдал за Рапунцель, которая ныне, конечно же, носила совсем другое имя. Не знай он, что эта блондинка уже отжила несколько веков, он бы не увидел в ней ничего примечательного или выдающегося. Девушка казалась совершенно обычной, даже обыденной, и была одета в черную блузку милитари, рукава которой были закатаны до локтей, серые джинсы-дудочки и бежевые конверсы. Если основываться на размерах, то из висевших на вешалке курток (Клинт мог хорошо различить их через стекло витрины) ей принадлежала крайняя справа – коричневая бомбер. - Забавно, – это были мысли вслух. Клинт сказал это скорее себе, чем Наташе, но та все равно уточнила. - Что именно? - Ее имя, – лучник говорил медленно, неторопливо. - И что же с ним не так? – Романофф перелистнула страницу. - По документам она сейчас Кризанта. Кризанта Анна Литтл. - И? - Кризанта - это редкое английское имя. Означает «золотой цветок». - Согласно, звучит поэтично, но дальше-то что? - Не знаю. - Здесь написано, что владелец кондитерской, Герман Стюарт, шестьдесят семь лет, и две его дочери, Марта и Гарриет Стюарт, чаще называют ее Анной, – Наташа снова и снова просматривала информацию в байндере. – Этот агент в отставке плотно потрудился. Тут все есть, вплоть до того, какими маршрутами наша Рапунцель возвращается домой и во сколько ложится спать. - Качественная работа? - Спрашиваешь! Ты что, не читал? - Доверюсь твоим словам. - Ладно. Наушник Романофф оживился, и агент коротко ответила: - Нет, мы ждем, – а затем обратилась к Клинту: – Место все то же - ее… - Да. - Я еще не закончила. - Все равно да. Мы уже это решили. - Они хотят уточнить. Клинт что-то хмыкнул себе под нос, после чего выпрямился, отводя назад плечи и переходя из состояния временного «спящего режима» в состояние «активно». В этот момент Кризанта как раз покидала кондитерскую – заканчивался рабочий день. Судя по отчетам, сейчас она должна была провести следующие полтора часа, бесцельно прохаживаясь по улицам Лондона. А это значило, что жилище на четвертом этаже, чьи окна выходили на южную сторону, будет пустовать и что никто не помешает осуществить задуманный план. Задачей Романофф было незаметно следовать за Кризантой на протяжении всей ее прогулки, а задачей Бартона – проникнуть в квартиру и дожидаться Рапунцель там. Все предельно просто. Исключая тот факт, что хрупкая с виду девушка совершенно точно знала, как за себя постоять. Вряд ли она просто возьмет и сдастся без боя.

* * *

Сорок минут ушло на то, чтобы добраться до дома №345 на Спрингфилд-роуд, еще семь секунд на то, чтобы взломать замок. Бесшумно войдя в прихожую, Клинт прикрыл за собой дверь и огляделся. Из небольшой прихожей коридор вел в гостиную, смежную с кухней. Обстановка была простой и незамысловатой, мало стульев, столов и комодов, совсем никаких ковров. Зато было много книжных шкафов и полок, заставленных разнообразными произведениями литературы от стихов и поэм до романов и автобиографий. «Артистичная личность», – вспомнил Клинт выдержку из досье. Однако каких-либо набросков на бумаге не наблюдалось. Впрочем, их с лихвой заменяли красочные рисунки на стенах, полу и даже кое-где на потолке. В большинстве своем это были цветы, целое море цветов, ветви могучего дерева, и фигурка босой танцовщицы с золотыми волнами волос и в сиреневом платье. Комната самой Кризанты была меблирована так же скромно, как и вся остальная квартира. Единственное, что отличало ее от других помещений, это наличие многочисленных балочных перекрытий, шедших спиралью по направлению к крыше. Оно и понятно – фактически чердачное помещение, да еще и этот угол дома был увенчан эркером, плавно перетекавшим в красивую башню, нижнюю часть которой и занимала спальня. Мельком бросив взгляд наверх, туда, где царил полумрак, Клинт нащупал в кармане шприц, заполненный снотворным. Потом осмотрелся снова и, обратив внимание на приколотый кнопкой над невысокой деревянной тумбочкой лист бумаги с портретом неизвестного мужчины, он подошел поближе, стараясь различить в сумеречной комнате черты этого человека. Это помешало ему вовремя услышать еле заметный скрип половиц за спиной, как будто кто-то неосторожно наступил на дощатое перекрытие, и почувствовать вперившийся ему в затылок явно недоброжелательный взгляд. Резко обернувшись, Клинт увидел за собой знакомый силуэт девушки из кондитерской, правая рука которой неоднозначно сжимала кухонный нож. «Пряталась под потолком в темноте», – догадался лучник прежде, чем Кризанта чуть пригнулась и рывком кинулась к нему. Опасения подтвердились – она действительно прекрасно владела боевыми искусствами, и ее ходы совершались с точностью и меткостью мастера, тонко знающего свое дело. Два противника сцепились между собой на небольшом пространстве, которое лишало их обоих и маневренности, и свободы передвижений, и борьба была не шуточной. Уклонившись от серии метких бросков по его душу, Клинт сам напал и, удачно заломив Кризанте руку за спину, попытался вонзить ей в шею шприц, но соперница со всей силы наступила ему на ногу, после чего с размаху ударила его в живот локтем и, развернувшись и сжав временно дезориентированному бойцу шею, опрокинула его на пол, прижимая лезвие ножа к горлу. Это могло бы закончиться очень плачевно, принимая в расчет то, что Рапунцель ни за что бы не сдалась по доброй воле и то, что она, разозленная на то, что за ней весь день следили, захотела преподать урок тем, кто за этим стоял. После ухода с работы ей удалось ускользнуть от наблюдения и по крышам быстро добраться до квартиры, где она едва успела забраться на перекрытия, когда объявился незваный гость. Понимая, что вот-вот к ней нагрянут остальные «шпионы», она собиралась быстро разделаться с этим и сбежать до того, как ее настигнут. Но все пошло не так. На улице проехала пожарная машина, озаряя светом фар комнату, и Кризанта, уже готовая перерезать горло агенту Щ.И.Т.а, застыла, четко разглядев его лицо. Бартон увидел, как в больших зеленых глазах, секунду назад полных яростного гнева и жажды убить, вдруг потухла всякая ненависть, сменяясь явственной болью и неверием. - Невозможно… – дрожащим голосом прошептала она, отодвигаясь или даже отшатываясь назад. – Этого не может быть… Клинт не успел воспользоваться подвернувшимся ему шансом. Растерянность Кризанты уже спустя мгновение исчезла бесследно, и она вырубила его ударом кулака. «Все, пора сваливать отсюда. Тут больше не безопасно». Но подняться Кризанте уже не удалось. Когда на пороге появилась незнакомая ей женщина и наткнулась взглядом на лежащего без движения Бартона, ей хватило доли секунды, чтобы выхватить из-за пояса пистолет и выстрелить, попав дротиком с транквилизатором в плечо девушки, от которого она, замешкавшись, не уклонилась. Морфин начал действовать незамедлительно, и, покачнувшись, она рухнула на колени, все еще стараясь удержаться на ногах, но сознание стремительно меркло, и предпоследним, что она запомнила, был холодный голос, произнесший: - Цель захвачена. Потом упал мрак, преследуя самую последнюю в тот день мысль: «Слишком похож… но не он». [1] Цитата шотландского писателя и поэта Роберта Льюиса Стивенсона.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.