Между нами, девочками

Зимой темнело очень рано, и день ложно казался короче, словно кто-то решил вычесть пару лишних часов из привычных суток, но этот природный фарс вынуждал посетителей, не желавших бродить в сумерках в столь тревожные времена, поторапливаться покинуть питейное заведение. Однако Гораций Слагхорн не спешил следовать примеру масс. Он был расслаблен, в меру хмелен, устроившись на высоком табурете за барной стойкой, и допивал третий стакан согревающего кровь напитка. Стемнело. Завсегдатаев "Кабаньей головы" поубавилось в разы, а престарелый преподаватель волшебной школы тщательно шпионил за одной небесприметной особой. Вульгарная красавица. Она была здесь частой гостьей, как и ее маленькая метресса, нередко опаздывавшая на свидания. Хотя зачастую они обе были пунктуальны, встречаясь в строго отведенный час — как раз после второй кружки профессорского эля. Роковая брюнетка с сияющими лоском волосами, ниспадающими из-под черного капюшона, всегда садилась за дальний столик у стены, положив ногу на ногу и задымливая длинную злодейскую папиросу, когда приходилось ждать. Как сегодня. Она мерно раскачивала стройной ножкой, обутой в кожаный сапог на плоской подошве, и холодно поглядывала на настенные часы. Она носила элегантные сапоги и непростительно облегающие платья с теплой дорогостоящей и отливающей атласом мантией, отороченной меховым воротом. В столь легкой одежде да при температурном минимуме она, по всей вероятности, укрывала себя согревающими чарами. Собственно, не в одном внешнем облике заключался весь изюм. Основную часть изюма привносила ее озорная спутница, темно-каштановая метресса со смугловатой кожей, лет осьмнадцати от роду. Она прибегала с раскрашенными морозом щеками, дышала на закоченевшие пальцы и подсаживалась к одинокой даме. Когда юная мисс опаздывала, присаживаясь рядом с глуповатой улыбкой, в глазах брюнетки мерцали прохладные звезды, а осуждающий взгляд местами граничил со свирепостью. Женщина, сохраняя прямую осанку, чуть склонялась к девице и шептала что-то на ухо, отчего прелестница трижды менялась в лице. И едва холеная госпожа, вполоборота глядя на нее, немного стушевавшуюся, но еще жаркую от мороза и бега, кривила губы в усмешке, на устах метрессы вновь обрисовывалась та же туповатенькая улыбочка. Она льнула к гордо развернутым плечам и спадала рукой на обнаженные женские бедра. Под таким-то столом все было отлично видно. В магическом сообществе возбранялись однополые контакты, но уединенные места, наподобие сего паба, вскрывали множества пошленьких фактов. "Кого только не встретишь в этом печально известном убежище? Странная, страстная парочка", — думал Слагхорн. Чем-то она сильно задевала его любопытство. Совсем скоро из посетителей остались только группа увлеченных игрой картежников, две бесстыдные подруги и профессор с барной прислугой. — Повторите-ка заказ, любезнейший, — молвил Слагхорн после трех пинт эля, совершенно не желая покидать насиженного места или хотя бы на секунду прервать свое похотливое, но отчаянно замаскированное наблюдение за двумя премиленькими девчонками. — Не хочется пускать крахом свой выходной вечер. Встретив пенсию, зельевар частенько ловил себя за подобным не слишком высокоморальным делом, и все же находил слежку за чужими пороками кое-чем до жути привлекательным и пикантным. Особенно если в поле его зрения попадали непотребные вещи, связанные с лесбийской дружбой. Две жаркие незнакомки сидели слишком тесно для того, чтобы отрицать наличие между ними интимной связи. Та, что помладше (Слагхорн готов поклясться, что выглядела она не старше студентки последнего курса, на вид уж больно знакомая), буквально плавилась воском, о чем-то шептала на ухо невозмутимой слушательнице, пока ладонь ее гладко скользила по внутренней стороне бедра. Профессору казалось, будто он сам чувствует пламенное напряжение этого жеста, в тот момент как ледяная королева с неким эфирным, пространным выражением в чертах являла собой натуральный кремень. Наконец та, что постарше, повернувшись к пылкой любовнице, обрисовав четкие, правильные, идеальные контуры профиля, не меняя портрета истиной невозмутимости, сжала пальцами подбородок девицы и заставила слушать себя. Нимфетка быстро сосредоточилась на сказанном, посмотрела в глаза своей темной леди, скользнула взглядом по столешнице, затем барной стойке, мельком глянула на зельевара. Слагхорну показалось, что его раскрыли, ибо слишком ненавязчиво было это внимание, явно ненавязчиво. Особенно после какой-то фразы "старшей". Профессор поспешил уставиться в свою кружку. Он так давно наблюдал за ними, почти с начала учебного года, что эти дамочки стали ему чуть ли не родными. Они часто ссорились, спорили. В основном "младшую" что-то не устраивало в их отношениях, и рядом с ними нередко бились бокалы, загорались икебаны у стены неподалеку от их столика, однажды даже стекла окон забегаловки затрещали от накала страстей. Тогда миледи выводила на воздух свою метрессу, и они исчезали. Однажды, правда, не исчезли. После их ухода из паба Слагхорн, насвистывая какой-то оперный мотивчик, шел по направлению школы. Проходя мимо ближнего переулка, он случайно наткнулся на этих двух загадочных брюнеток, агрессивно тискающихся за углом здания. И такая хладнокровная обычно госпожа теперь разве что не насиловала "студентку". "Это же надо так бесстыдно..." — мысленно возмущался бывший слизеринский декан, одновременно заглушая некое странное, не вполне обоснованное (в его-то почетные годы) душевное ликование. Он видел даже их, возможно, первую встречу среди лесных насаждений близ визжащей хижины. Юная волшебница размахивала руками, рьяно доказывая какие-то аксиомы бытия, а ее спутница безмолвно слушала, опершись спиной о ствол дерева. Профессор не мог подойти ближе и что-либо расслышать, иначе оказался бы рассекречен со своими слабенькими маскирующими чарами. Потом серьезная госпожа сдержанно поманила ее к себе и предложила свою изящную кисть, поднятую с высоким наклоном, и ждала, пресекая тем самым ругань взбалмошной особы. Младшая пассия долго размышляла, вид ее казался Горацию мучительней геенны огненной. Что ж, мытарства все же закончились тем, что девушка робко вложила свою руку в раскрытую ладонь. Миледи томно усмехнулась, легко приложив вверенные ей девичьи пальцы к своим губам в чопорно английской манере поцелуя. И они аппарировали. — Добрый вечер, профессор, — послышался за спиной мягкий, низкий голос, заставивший Слагхорна вздрогнуть от неожиданности. Красивая, статная женщина в мантии в пол, довольно высокая даже на плоской подошве скорее подплыла, чем подошла к его барной стойке и заинтересованно склонила голову набок. Он не смотрел на столик с девушками ровно две минуты, а они так неслышно подкрались. — Доброго и Вам вечера, мисс... — Она не представилась. — Прошу прощения за мою рассеянную старость, я не могу припомнить Вас, милейшая, за все годы преподавательской деятельности столько студентов сменилось, что память то и дело подводит ненароком. — Ох, ерунда. Это абсолютно неважно. Главное, что мы вас помним, профессор. Столько пройдено под одной крышей нашей... школы. — На последнем слове перламутровая улыбка покинула ее хищные губы. Тут же юная девица подхватила угасающую реплику, воспользовавшись замешательством зельевара: — Мы часто вас здесь видим, не могли не подойти. И, мерлинова борода, вы так допоздна засиживаетесь, сэр, сумерки-то уже сгустились. Прелестница окружила руками тело своей спутницы, стоя позади, и словно показательно положила подбородок даме на плечо, при этом глядя на мужчину. В ботинках на высокой танкетке они были одного роста с любовницей и с учителем, покинувшим стул. Теперь эти жгучие брюнетки казались ему знакомыми прямо до мистицизма. В полумраке трактира Слагхорн мог разглядеть уже вблизи лукавый изумруд радужек юной любовницы и старался не смотреть в бермудский треугольник черных глаз старшей колдуньи. Магическая энергетика дамы скрывала нечто древнее, пугающее. В ней все было сильное, мужское, строгое, вплоть до парфюма с нотками амбры и кедра. В ее веселой спутнице, напротив, больше бандитского, блядского, мальчукового. И эта игра контрастов на несколько секунд выбила профессора из реальности. — Да, и впрямь засиделся, — растерянно произнес Гораций. — Пожалуй, пойду. — Конечно-конечно, а то смутные времена, знаете ли, — с толикой издевки попрощалась девушка. — Приятно было познакомиться... — тихо проронил зельевар, но вспомнил, что никто с ним не знакомился, только когда был уже на полпути к выходу. Его будто загипнотизировали. В тот момент пассии слишком быстро удалились к лестнице второго этажа. Останавливать их Слагхорн не рискнул, однако отругал себя за то, что опешил, словно сопливый подросток. Нужно было отчитать чертовку, пусть на выпускном курсе все уже совершеннолетние и вправе сами распоряжаться своим личным временем, ну и всем остальным... личным. Следовало вернуть ее в школу, если, конечно, она еще являлась ученицей. Он не знал ничего о них, этих двух горячих, лесбийских волшебницах, кроме вызывающего поведения вследствие недержания страсти.

***

Всю неделю Гораций Слагхорн был погружен в раздумья, даже на занятиях прокручивая пленку минувших событий встречи в пабе. Он, как коллекционер выдающихся учеников с многолетним стажем, обязательно бы запомнил двух этих очаровательных ведьм, будь они выпускницами Хогвартса. А он должен был запомнить, так как льющаяся из них магия окутывала распутниц запредельным, просто зашкаливающим фоном, который чуть ли не хрустел на зубах от напряжения и вожделения. Он мог сравнить эти сильные ауры только с... "Нет-нет. Какие глупости!" В своих мысленных догадках можно дойти до чего-либо крайне безумного, поэтому профессор старался не осаждать ими свой разум. Но игнорирование было невыносимо! После еще одной недели брожения, Слагхорн, как хороший сидр, дошел до нужной консистенции. Он видел девушек-любовниц еще пару раз. В лесу, когда собирал ингредиенты для эликсира невидимости, который собрался варить. И еще в пабе, так же в воскресный вечер. Тогда же он проследил, какой номер они постоянно арендовали. Самый чистый и просторный из всех убогих вариантов люксовых каморок постоялого двора Аберфорта. Еще один немаловажный факт, добавивший масло в огонь сомнений зельевара: дамы обращались друг к другу исключительно как к личностям мужского пола. Слагхорн подслушал это невзначай на лестнице, ведущей из трактира на второй этаж. Следующая неделя выдалась как никогда загруженной, но профессор четко решил вести расследование. Собирая пиявки и водоросли для оборотного зелья, проклиная свой ранний склероз, ибо куда-то запропастились все его старые запасы, Слагхорн решал, чем заняться вечером в выходной. Одна заманчивая, равно как и сокрушительная идея посетила его сознание: первым прокрасться в комнату номер четыре, трансфигурировать себя, скажем, в кресло? Нет. Креслом он уже был. Прикинуться шкафом! Стоять себе мебелью и ждать прихода таинственных фавориток, так походивших на двух его студентов. Предполагать он боялся, но ауры, манеры, голоса, тембр речи... он отличал великолепно. Спустя более чем полгода с возвращения карьеры и преподавания у гриффиндорцев (столько же времени он наблюдал за роковыми брюнетками) Слагхорн мог бы опознать человека, то бишь ученика, под любыми маскирующими чарами.

***

Пробил решающий час. Слагхорн обратился в дубовый шкаф, просочившись невидимкой в обычные обветшалые апартаменты "Кабаньей головы". В комнате царила гробовая тишина, только размеренное тиканье часов, как обратный отсчет до неминуемого взрыва, разрушало минуты молчаливого ожидания. Вскоре же молчаливым оно быть перестало, и в коридоре послышался приглушенный говор. — Если бы ты видел свое лицо, точно разразился истерикой. Ты никогда не краснеешь, бессовестный лжец? — щебетал юношеский голос. — Никогда не краснеешь, — монотонно повторил совсем не женский баритон. — И что они подумают теперь? — Наплевать уже, что кто подумает. Разве нет? — От лестницы к двери близились чьи-то неуклюжие, шаркающие шажки, ее спутница шла неслышно. — Не знаю. — Сам виноват. Мог бы до постели дотерпеть. Слагхорн отвесил бы челюсть, не будь он шкафом! Его пронзило воспоминание того, где он слышал этот голос — тот был всем широко известен. Какая курьеза! Они застряли где-то в коридоре. Много проклятий спустя юная нимфетка с растрепанными волосами, как манна небесная, буквально ввалилась в гостиничный номер. — К твоему сведению. Эти твои фантазии в моей голове терпеть совершенно невыносимо! — негодовала зеленоглазая фрейлина в плотно запахнутой мантии. — Между нами, девочками, говоря, порядочные люди в такое время на встречи не являются или предупреждают об отмене заблаговременно. Разве мог Слагхорн спутать с кем-то этот голос, даже будучи его обладатель завернут в ослепительную личину аристократки чистых кровей? Этот всплывший в памяти голос соотносился с ужасной ошибкой, к обработке которой профессор старался не возвращаться. — Чертов Филч... — только и успела пробубнить аманта, тут же схваченная за шею и волосы, прежде чем погрузилась в глубокий поцелуй без предупреждения. Ядовитая брюнетка в полной мере наслаждалась поцелуем, будто выпивая жизнь своей непутевой пассии, управляя ее покорными губами при помощи рук, держащих и вращающих голову под тем или иным выгодным ей углом. Когда она сделала с ее ртом все, что хотела, резко отняла раскрытые губы от своих, потянув юную волшебницу за волосы. Аманта сладко задыхалась после дикого поцелуя под аспидным взглядом любовницы, угрожающе прищурившейся, и вскоре попала под град камней. Она стиснула предплечье "младшей" и понесла на свою несобранную подружку целую тираду вопиющих ругательств, едва переступив порог. — Ты как вообще смеешь заставлять меня ждать? Я что должен думать? Ты опоздал в который раз? Напомни. Свечи в двойном канделябре на каминной полке затрепетали тусклыми огоньками. — Я? Мм... в последний. — Девчонка, в принципе, не спешила оправдываться, занятая раздиранием молнии на черном облегающем платье, видом кружевного бюстье, дерзкой прозрачностью нижнего белья одинаковой цветовой гаммы, умопомрачительно красной, на полтона светлей переспело-вишневой помады. — Неслучайные провокации, — ведьма порывисто сорвала с нее мантию, ехидно ухмыляясь и оценочно осматривая юное тело. — Намеренные опоздания, — она скользила нижней губой от косточки ключицы к уху, скрупулезно принюхиваясь. — Грязнокровкин вонючий одеколон. Несмотря на все предостережения. Все это наводит меня на мысль, что ты планируешь получить сегодня еще больше страданий и унижений, — стервозно осклабилась. Моментально завладела ее лицом, сжав щеки в ладонях, развратно растирала свою красную помаду по губам гриффиндорской подруги и сразу слизывала ее, чтобы тут же обратно протиснуться в рот языком. Не дала сказать мисс ни слова в свою защиту. А гриффиндорской потому, что под мантией не оказалось ничего кроме красно-золотого галстука, бежевого лифчика, белых трусов и чулок со множеством стрелок. — Еще… больше… — пропищала зазноба, будто прося милостыню у сатаны, за что и получила качественную пощечину. — Сейчас не время для столь сильных эмоции. У меня есть расписание твоих оргазмов. И только я решаю, когда ты будешь их получать. Это понятно? Уже нагло кусаясь и трахая рот языком, жилистая, бледная мегера толкала беззащитную девочку к креслу около камина и больно тискала все доступные части тела, попадающиеся под руки. — Еще одно опоздание. Поверь, твое пристрастие к школьной символике и ролевым играм может сыграть с тобой злую шутку, и однажды галстук стянется на твоей шее непростительно туго, — прошептала госпожа на ухо своей изнывающей фрейлине, которая уже жалобно стонала, плавилась и растекалась в крепких руках. — И превратится в удавку, — потянула хлястик, затягивая петлю. От этого недоудушения волшебница почти уронила голову навзничь, эротично охнув, но алчные ладони уже спустились от галстука и мяли полные груди, задевая сквозь тонкую ткань лифчика торчащие соски. Роскошный бюст откровенно вываливался из маленьких чашек явно не по размеру, и вскоре верхняя часть белья была жестко сорвана. Сдернутая вещица обнажила большие и упругие, как квоффлы, налитые кровью девичьи груди, которыми тот час завладела агрессивная колдунья. Впиваясь ногтями в мякоть до кровоточивых следов, "старшая" аманта перегнула девку поперек спинки кресла, надавив на шею, и склонилась, чтобы всосать одну из эрегированных вершинок. Старый деревянный шкаф в углу неодобрительно треснул. Слагхорн пожалел, что не выбрал проверенный способ обращения в кресло! Она обрисовала контур острым языком вокруг пикообразных сосков, затем, обхватив один губами, проделала тоже самое и беспощадно прикусила его, в тот же миг ударив тыльную сторону запястья юной шкодницы, едва она успела незаметно просунуть руку себе в трусы. Удар и укус вырвали мятежный стон: — Больно! — Кричи, умоляй, плачь. Какое разнообразие твоим действиям, Гарри, — дернула ее за волосы вперед, и губы снова принялись поедать рот завороженной нимфы, властно втираясь и пронизывая полость языком чуть ли не до самых гланд. Дверца шкафа шокировано приоткрылась от прозвучавшего имени. Он не поверил своим ушам (хотя откуда им взяться у мебели?) и повнимательней прислушался. "Младшая" позволила себе бережно утопить пальцы в черных локонах, взамен отдаваясь подчинительному, крепкому поцелую, лишь шире размыкая челюсти в ответном пожирательстве чужого рта. Через минуту подруга призывно раскачивалась тазом навстречу бедрам своей партнерши, крайне изголодавшейся и бесцеремонно тискающей ягодицы одной рукой, одновременно прокручивая затвердевший сосок девчонки пальцами свободной руки. Поцелуй прервался для судорожного глотания кислорода и львиного, нетерпеливого рычания. — Еще… хочу боли и секса… коснись меня! Коснись изнутри? — соблазнительно покусывая губы и дрожа в предвкушении. — Прошу… коснись. Я хочу… — Терпи, — чуть покривив уголок губ в хищной улыбке, спокойно сказала женщина, одновременно примеряясь, с какой стороны лучше укусить шею любовницы, немало щекоча той нервы. Уперев зад в спинку кресла, обняв спутницу согнутой ногой, которая тут же была перехвачена в коленном изгибе (поза была крайне травмоопасной, да и мебель довольно дряхлой), дева ощутила, как головокружительно клыки продавливали нежную кожу около сонной артерии, как тонкие пальцы прошлись по соску. Обвивая ногами талию своей темной госпожи, она нырнула пальцами в трусы и успела прощупать клитор, пока снова не получила по руке. — Я кому говорил не лазить туда ручонками, Гарри? Сейчас ты выстрадаешь за всю неделю непослушания, обещаю, — прошептала миледи и сомкнула челюсть на мочке, продолжив цепочку таких же укусов от хрящика уха к скуле, щеке, губам. В то время, когда изящная кисть прокатилась по влажной промежности не срывая трусиков, она сцепила зубы на нижней губе девушки. И подушечки пальцев еще несколько раз медленно прошлись вверх и вниз по мокрой ткани белых полупрозрачных стрингов. Метресса взглянула абсолютно безумно, но не могла сфокусироваться размытым страстью взором и разглядеть хоть что-то, даже столпись тут вся школа и наблюдай за происходящим, потому что в следующий миг пальцы отодвинули ткань белья, все же оставляя наперсницу топлес, и сбоку коснулись горячих складок плоти. Потом эти же чудовищные пальцы слишком лениво разворачивали внешние половые губы, перелистывали складки внутренних как страницы. — Ты будешь сегодня пай-девочкой, Поттер. Затопишь здесь все и без боли. Конечно, ты у нас знатная потаскушка, но сегодня ты не будешь ни ею, ни пацанкой, ни мученицей. Только хорошей, послушной девочкой. А страдать будешь лишь в ожидании оргазма, — произнесла "старшая", тем временем водя пальцем вокруг конвульсирующей, сочащейся дырочки. — Сбрось иллюзию! — Вижу, ты и так течешь по мне, Гарри Поттер. Думал, ты и до спальни не доживешь, — перехватывая запястье, так как примерная девочка уже сама прошмыгнула к источнику страсти, вовсю терла клитор, сжимая второй рукой свою аппетитную грудь, и еле сдерживала крик. — Не трогай себя, пока я не позволю. Иначе тебе придется самому развлекаться здесь. Понятно? "Сбросить иллюзию?" — подумал шкаф. Гарри Поттер и эта лесбиянка? Шкаф хотел протереть глаза, но не мог, поскольку наблюдал за всем этим безрассудством из зеркала фанерной дверцы, которое мыли в прошлом столетии, не раньше. — Всунь их… засунь их в меня… — на автомате повторяла юница в похотливом припадке, на что ведьма лишь улыбалась, шипя и даже немного успокаивая ее: — Умоляй, — прошептала, наконец, разглаживая розовые складочки вдоль, придавив ногтем венчик клитора. — Умоляй, я подумаю. — Пожалуйста… — аманта закрыла глаза и чуть отвернулась, будто ей стыдно. — Пожалуйста, проткни меня ч-чем-нибудь… — Госпожа только скучающе вздохнула. — Сжалься… — простонала она. — Что за глупости? — она мяла между пальцев набухший бугорок, удерживала бедра и дразняще уводила пальцы, когда девчонка то и дело пыталась самостоятельно насадиться на них. Дьявольские пальцы продолжали свою игру, щекотали, гладили, лавировали в промежности по какой-то особой, неизвестной пыточной схеме, почти заставив маленькую волшебницу терять сознание. Но после очередных стенаний, тело охватила блаженная вибрация, из влагалищной щели схлынула порция бесцветной жидкости. Нахмурив брови, колдунья провела рукой, растирая влагу по филеям бедер. — Разве я разрешал брызгаться гормонами, Гарри?.. — "старшая" схватила ее за подбородок и удостоила еще одной оплеухи. — Теперь ты и кончать будешь без спросу? Девочка по имени «Гарри» убрала упавшие на лицо волосы, посмотрела с толикой раскаяния, но больше со злобой. Начальница как раз сняла с себя ошметки надорванного платья, те просто растворились в пространстве, мантию же она бросила на кровать. Теперь ничто не мешало разглядывать ее тело и иллюзорное белье; частью этого вымысла была красная подвязка у основания бедра, служившая держателем для палочки и продолговатой колбочки. Тощая и гибкая, как ламия, она без слов потянула руку своей малолетней любовницы, толкнула ее в кресло и сама быстро переметнулась вниз, поднимая над головой безвольную ногу и подтягивая за коленки на себя. Взгляд "младшей" вновь загорелся вожделением. Брюнетка присела на колени подле кресла и оказалась у нее между ног. Стройная ножка подруги лежала на плече. "Ламия" провела острым кончиком языка по гладкой коже бедра, и гриффиндорская пассия пластично прогнулась, с приглушенным стоном поддавшись вперед. — Еще… — откинулась на спинку кресла, пружины неодобрительно заскрежетали. — Хочешь еще? — змеиные пальцы заползли под трусы сбоку, коснувшись мягкой плоти, влажной и пульсирующей желанием. — Д-да... Ведьма достала палочку, испарила стринги, обнажив гладкую кожу с открытой, блестящей от влаги красной вульвой, провела рукой по разрезу, что заставило пассию, жалобно ахнув, дернуться навстречу, почти сползая задницей с сидения. В ответ на этот импульс ладонь больно сжала промежность, чуть ли не в кулак смяв половые губы. — Еще раз дернешься — знаешь, что будет. Малышка промычала что-то бессвязное, ноги ее пришлось зафиксировать ступнями на краюшке кресла рядом с подлокотниками, колени растянуть по сторонам, максимально расширив площадь дозволенного. Только тогда жгучий язык коснулся мягких складок вульвы, полоснув снизу доверху, соединяя две влаги, слюны и смазки, бесконечно выделяющейся из отверстия. Он блуждал вдоль и поперек, меняя скорость слизывания, вдавливая клинок клитора в лобковую кость, мелко порхая у самого входа в вагину, заставляя мышцы сжиматься до невозможности, прижимаясь губами и покусывая выделенный отросток уретры, заставляя девчонку будто впадать в транс, панически хвататься за подлокотники, умоляюще кривиться, напрягать брюшной пресс и мышцы бедер, задерживать дыхание на выдохе. Просто исходить в загрань все ее существо. — Можно? — заорала она, глотая колючую слюну. — Умоляю, можно? Ночь обсидиановых глаз внимательно воззрилась на отроковицу, веки положительно моргнули. Сразу после дозволения яркий оргазм пробрал нимфетку до кости. Казалось, каждый нерв связало узлом, а мускулы влагалища способились выжать лимон, засунь его туда. В довершение миледи похлопала плоской ладонью по оргазмирующей промежности, разгоняя по венам волны искрящегося блаженства. — Никакого терпения и выдержки, — причитала партнерша, поднявшись на ноги. — Спасибо говорить тебя не учили? — отходя к камину, с фальшивой обреченностью качала она головой. — Ах, да. Кто же тебя воспитывал. — Еще… - хрипло просилась ненасытная любодейка. — Еще, говорит? — Злодейка не прятала глумливых взглядов, наблюдая это грешно раскинувшееся тело на кресле. — Чем же на сей раз прикажешь себя трахать? — поинтересовалась она, задумчиво-неторопливо расхаживая перед камином. Девушка не реагировала, что-то бормотала, иногда извиваясь и дрожа в остаточных приливах. "Старшая" вдруг остановилась, разглядывая канделябр на полке, потушила пальцами одну свечу (как ни странно, в этом сыром притоне свечи менялись регулярно, эти были совершенно новые). Она дотронулась палочкой потушенной свечи, которая мигом преобразилась в латексный фаллос той же формы, сужающейся кверху, что и свечка. — Нет. Не тот материал, — немного разочаровалась колдунья, стукнув палочкой искусственное изделие, вновь меняя фактуру, кажется, на граненую керамику. — Какой из них выбрать? Ты громче кончаешь от хрусталя и эбонита. Хотя в рождественский заплыв ты прямо-таки рыдал от обычной елочной игрушки. Простая стекляшка. — Она была рельефная. — Вот оно что, — сюрпризно выгнув брови, беря с каминной полки весь подсвечник и приближаясь к девчонке. — Твой рекордный марафон под Рождество нам побить не удастся. Времени мало. Может быть, когда тебе будет семнадцать, — убрала с подлокотника девичью руку, присаживаясь на то место полубоком. — Следуя твоей логике, когда мне будет тридцать, ты заставишь меня кончить тридцать раз за ночь? — Гарри, ты же не думаешь, что я позволю тебе жить так долго? Керамический страпон слетел с подсвечника, сидящая перехватила его налету, несмотря на свое шоково-эрегированное состояние, коротко пояснила: — Рефлексы… — Бесполезные, — сумрачно улыбнулась брюнетка, капнув жидким воском второй, еще целой свечи на обнаженную грудь своей фаворитки. Та прогнулась в пояснице, ловя следующие капельки раскаленного воска, окропляющие ее пышные железы, соски, вздрагивающий живот и бедра. — Нравится? — Д-да… — выдохнула протяжным шепотом "младшая", когда плавленые крупинки застывали на коже, новая серия обжигающих бусинок упала на раскрытую промежность. Госпожа закрепила ее руки над головой на спинке кресла фиксирующим заклятием, понимая, что они вряд ли поддадутся иному контролю. Она опять сместилась в прежнее положение меж раскинутых лодочкой колен, оставила подсвечник и фаллос в покое и приступила к операции. Раздвинув вилкой из двух пальцев внешние половые губы, "ламия" терла языком влажную, блестевшую, припухшую вульву, кусала, посасывала, оттягивала кожицу, подолгу мучила тягучими поцелуями, потом с захватывающей дух неожиданностью приникала взасос к самой интимной дырочке. И одержимая экстазом девчонка дергалась чуть ли не плача, когда тонкий язык проникал в лоно и устраивал глубокую борьбу. Когда же язык смещался к клитору, входом овладевали белые длинные пальцы, вторгаясь поочередно, вращались внутри, прощупывая стенки влагалища, выходили наружу и вновь повторяли то же действо. — Даа... прошу... еще... — закатывая глаза, туманные от возбуждения, малышка, сцепив зубы до скрежета, источала породистый, животный магнетизм. — Твое бестолковое либидо уже должно идти на спад, — виртуозно танцуя пальцами внутри, "старшая" второй рукой дотянулась до подсвечника. — В тебе так жарко. Растопишь воск? — задув огонек, любовница просунула свечу в вагину. Волшебница кричала во весь голос, пока свеча медленно трахала ее. Она билась в термальной агония жара и озноба, плавно входя в состояние фантастически приятного коллапса. Оргазм все длился и длился, хоть и свеча уже покинула обливающееся смазкой вместилище. Шкаф уже думал броситься на помощь! Но вовремя опомнился! Немного подождав, миледи протянула своей мокрой грешнице руку, галантно и старомодно. Девушка схватилась за запястье, прошла несколько несмелых шагов на ватных ногах и оказалась швырком отправлена в полет до постели. Гриффиндорка приземлилась на мантию, простеленную вдоль застиранных гостиничных простыней, и пока тело нежилось в ласковом аду шелковой ткани, масляный взор наблюдал за повелительной особой. «Старшая» метресса взяла забытый на кресле сфабрикованный чарами мужской орган, достала из набедренной ленты ту странную колбочку и, пролив содержащуюся в ней жидкость на член, перевела взгляд на подсвечник: — Фаянс. Дешевый, — сказала она с толикой издевки. — Как и все здесь. — Очистив предмет магией, чуть расширив его, разлила то же зелье и на переделанный подсвечник. — Кроме меня, — добавила юная мисс. — Да? — подняла брови. — Да, ты не фаянсовый, — она присела на край кровати, девица тут же широко раскинула бедра и подалась вперед. — Проверка фригидности, — похлопала ладошкой по промежности, вздрагивающей от каждого хлопка. — Ох… Еще! Пожалуйста… — Кто бы сомневался, — длинные пальцы мелко щекотали разворот нежного естества, так доверчиво раскрытого для проникновения, а дева тряслась в судорожной эйфории. — Чем тебя трахнуть? М? Фаянс? Керамика? — Пальцы с усиленным нажимом погрузились в девичье лоно. В словах, кажется, уже никто не нуждался. Указательный палец маневренно извлекал остатки спермы из одного отверстия, в то время как большой палец той же руки протолкнулся в анус, растягивая собранный вокруг входа узелок мышц. Пальцы протиснулись глубже в обе дырочки; пассия исступленно барахталась в шелке мантии, стонала и вибрировала вожделением. Женщина склонилась над ее лицом, не нарушая композицию из двух пальцев, ей пришлось буквально охотиться за губами напротив. В конце концов схватив зубами подбородок, брюнетка больно укусила его, и нимфе пришлось поднять взор: — Я задал вопрос, чем тебя трахать. Оглох? — Собой… трахни собой… — Нет, я спросил: керамический член тебя сегодня устроит? — Но в момент вопроса злодейка уже вставила имитатор мужского достоинства в эпицентр желания своей «младшей» партнерши. Девушка широко распахнула глаза, встретившись с чернотой огромного зрачка напротив, и раскрыла рот в немом крике, стоило изобретенному магией агрегату задвигаться в ней. Через энное количество толчков ее взгляд снова стал пространно предоргазменным. Она извивалась, подставляя таз, сжимала в кулаках мантию под собой, орала, хваталась за свою госпожу, которая вдруг вынула фаллическое изваяние, когда выражение лица малышки сделалось каким-то потерянным и особо страдающим. — Нельзя, — холодно приказала брюнетка, закинув лодыжку порочной нимфоманки себе на плечо. Отшвырнула член, положила ладонь на затертую красную щелочку, повторила: — Нельзя. — О! Нет… я не могу сдерживаться… — Ты слышал. Я сказал нет. — Девчонка, жалобно мыча, сцепила челюсти, впившись ногтями в свою грудь и оттягивая сосок, проскулила: — Кожаный… хочу кожаный. «Старшая» потянулась за палочкой. Легкое мановение, и раздвоенный подсвечник обтянулся черной матовой кожей. Разделенный на две части свечной держатель идеально подходил для двойного проникновения. Подтянув девчонку к краю кровати, она придержала талию навесу, чтобы примерить и подогнать расстояние, подставив два конца к вагинальному и анальному входу, и наконец начала пронизывать обе дырочки до упора. Предмет неспешно заскользил. — Змеиной кожи… — охрипшим голоском затребовала наперсница. — Твоей… — И так кончишь. Пара, похожих на мужские пенисы, держателей для свеч внедрялась осторожно, вскоре вынимая дозированными порциями жидкость молочного цвета из верхней дырочки на каждый поступательный толчок. Брюнетка грубо подняла «младшую» за предплечье, придержав ягодицы, и поставила ее на колени на поверхности ложа. Парящая где-то на границе слияния блаженства и боли, она, задыхаясь, беспорядочно обвивала руками, обнимала, хватала свою госпожу, будто моля оставить ее в этом мире. — Можно? — последовал односложный кивок, и гриффиндорская распутница почти сразу разразилась слезами, бессовестно истекая эякулянтом. Откинувшись на постели, она лежала на согнутых локтях, а темная аманта сидела рядом, подогнув ногу, словно так и заведено. — Тебя, — спустя передышку опять начала ненасытная маленькая извращенка. — Тебя, Том. Сбрось иллюзию! Полностью! — Зачем полностью? — Я хочу. — Ты опять испугаешься. Будешь долго волноваться. — Ну и что? Раньше тебя это не заботило, Том! Шкаф, кажется, вспотел древесным клеем! «Мерлин меня дери!» — думал он. Лучше бы его догадки оказались старческим маразмом, в самом-то деле. — Раньше больше нет. — Что-то изменилось? — «Младшая» быстро воспрянула, хоть и мгновение назад казалось, что не сможет двигаться без костылей или вообще существовать без аппарата жизнеобеспечения. — Изменилось. —Что? — она сложила ноги на сидящую подле колдунью, которую назвала почему-то «Томом». — Что именно ты хочешь услышать, Гарри? Что ты постоянно хочешь слышать от меня? — раздражалась так же быстро, как и метресса приходила в себя после ужасного оргазма. — Правду. — Ты сам. — Догадаться? — Изменился. — И как это понимать? То, что я хочу тебя в истинном облике, — прямо глобальные изменения? Ты имеешь в виду то, что я буду чувствовать в этот момент? Или что? Что я уже чувствую? Разве не логично, что при подобном контакте я рано или поздно захотел бы тебя. Не закрывай мне рот! Я хочу тебя таким, какой ты есть. — Раз уж ты затронул эту тему. Нам нужно расстаться. На время. — Совсем одурел? Что, черт подери? — На время. Примерно на 182 дня. 183. — Что это за числа? — Так надо, — тощая «ламия» облокотилась о стену у изголовья, глядя на девчонку в печальном раздумье, заняла свои руки бессмысленным сгибанием волшебной палочки. — Да ладно? Это все твои комплексы с привязкой. Мы оба знаем, что никто не выдержит так долго, — «Гарри» провела рукой вдоль женских бедер. — Мне надоели искусственные члены. Убери это. — Ведьма еле взмахнула палочкой. Нижнее белье исчезло. Под бюстье вскрылись крошечные груди, а в области паха только причудливый продольный разрез без внешнего строения. — Это что за недоработанная иллюзия? — скривилась «Гарри», улыбнувшись, и прощупала пальцами таинственную щель. — Ты стал слишком спокоен. Кризис? Или ты выпил какое-то зелье доброты? — Это ты выпил зелье дурноты. — Ладно, раз ты по каким-то причинам не хочешь меня истязать, давай просто потрахаемся и я пойду, потому что эффект оборотного вот-вот кончится. — Кисть ее руки проникла в отверстие, не имеющее привычных очертаний вагины и — о, кошмар — вынула оттуда настоящий детородный орган, мужской и достаточно возбужденный. Член чудесным образом выходил из ведьминого нутра, и шкаф догадался, что этот фрагмент тела уже не являлся частью иллюзии, но девицу, кажется, это ничуть не смущало. Она принялась водить кулачком по упругому стволу, увеличивая его в размерах. Он прятался в кожицу и вновь раскрывал головку под чутким руководством вальяжной ладони, а единственным признаком неравнодушия к процессу служило лишь сбившееся дыхание госпожи. — Почему ты меня жалеешь? Это так необычно, — чертовка наклонилась и провела языком от корня к кончику, дерзко скользнув по вершинке. — Да. — Ты меня пугаешь, — продолжая дрочить, — мне страшно подумать, что если бы ты мог… — Я ответил «да» как одобрение тому, что ты собрался делать, а не разводить болтовню. — Ладно! — девица пересела верхом. — Все равно когда-нибудь это скажешь. Озорная малышка с наскоку впустила в себя член и активно задвигалась, немного наклонив корпус туловища вперед, чтобы «любовница» сумела дотянуться к прыгающим соскам. Но миледи, недолго терпя чужое доминирование, перевернула сладко извивающееся тельце подруги на спину и вторглась в нее под другим углом. — Тебе только дай погарцевать, — прошелестела она желчно. — Лежи смирно и я, возможно, покормлю тебя сегодня, — сковала девичьи руки хваткой над головой, прижимая их к простыне. Госпожа начала враждебно вторгаться, вламываться, проникать раз за разом. Ее стройный и длинный, такой же, как и тело, член то выходил, задерживая лишь головку в лоне нимфетки, то вкручивался почти весь. Девчонка и впрямь лежала покорно, потому что… Шкаф хотел тотчас унестись прочь из номера на своих кривых деревянных ножках… Потому что черные, атласом отливающие волосы брюнетки таяли, вся она будто таяла, смыкая веки в истоме и открывая глаза с уже кровавыми радужными оболочками. Волшебница снизу как-то чересчур страдальчески всхлипывала и старалась дышать через нос. Колдунья вынула свое хозяйство, дернула «младшую» за локоть, разворачивая к стене лицом. — Нет! Пожалуйста… я хочу… — противилась та. — Развернись, — жестче крутанула ее в сторону противница, шлепнув очень громко, наверное, очень больно по оголенной ягодице, тут же надавив рукой на копчик, заставив выгнуться, второй рукой, собрав волосы прелестницы цепкой пятерней. — Я хочу видеть… — Успеешь насмотреться, — намотав локоны на кулак, лишая возможности вращать головой, «старшая» опять вошла, только уже сзади. И это была уже не миледи… Миражность призрачного образа канула. «Тот-Кого-Нельзя-Называть?» — шкаф чуть не прыснул фанерной стружкой! Это какой-то безумный сон? Том? Том Рэддл? Слишком красиво и старательно вколачивающийся в эту юную лесбиянку по имени «Гарри» — это же попахивает психическим расстройством. У магов бывают подобные отклонения? Барабанов с фанфарами только не хватает… — Можно? — рыдала «младшая», царапая ногтями стену, отставляя задницу. — Еще нет, — прошипел над ухом Лорд, натянув ее волосы, прижав затылком к своему плечу, покинул девичью плоть, давая ощущениям чуть схлынуть. Тонкие, узловатые пальцы размяли анальное колечко девчушки. Раздвинув ягодицы, Он втиснулся в задний проход, преодолевая сопротивление сфинктеров. Член входил сначала туго, затем свободней. Скоро Он принялся экспрессивно прошивать анус несчастной «девицы» на полную мощность. В однообразных фрикциях туда и обратно, четко, как механический монстр, Он не допускал никаких лишних движений только цель и финал. Одна Его костлявая рука еще держала волосы юной любовницы, которая приникла спиной к Его груди, и все в ней стало омерзительно ласковым, едва она терлась о страшное трахающее ее тело. Наверное, не более осознанно, чем шкаф сейчас воспринимал все это. — Гарри? — Голос его звучал как и много лет назад. «Она» не сразу поняла, что к «ней» обратились. Была на грани кульминации, когда Он, жонглируя подушками пальцев клитор и внутренние лепестки губ, варьировал проникновения тех же пальцев во влагалище, пока дрожь в конечностях не стала уже нестерпимой. — Да… можно, — сказала она утвердительно и изнеможенно, будто чувствуя пульсацию собственной жизни где-то между ног. — И тебе. Ошеломительный выброс энергий рождал некий вакуум вокруг. Она, девушка-недевушка-нимфа-призрак-сущность, уносящаяся из человеческого измерения в астральные высоты балансируя на пике наслаждения около минуты, прежде чем стремительным потоком высвободиться, опустошиться, слететь вниз, выплескивая заряд страсти, машинально опустилась и с закрытыми глазами нашла член, чтобы дососать остатки семени. Девочка «Гарри» улеглась на спину в произвольной позе удовлетворенной физиологии, раскинув бедра, украшенные брызгами росы, выставив еще сокращающуюся дырочку, дышащую или захлебывающуюся в своих же соках, в судорожном дежавю своего восторга... — Ты ничего не чувствуешь? — спросила она умиротворенно, а после подползла, не открывая глаз, и улеглась на Его ребра затылком. — Как будто мы не одни. — Посмотри. Девушка взглянула полусонно. Под потолком. Несколько неведомых флюидящих штуковин. Это были загадочные сферы. Они дрейфовали в невесомости. Свитые из светящихся линий, плавающие призрачные солнца, рожденные квинтэссенцией двух единовременных оргазмов. Этот мощный выброс заставил шкаф качнуться к стене и тоже засмотреться. «Какая красивая магия». Дальше шкаф слышал диалог как из глухого погреба. — Они опять появились… Почему… шаровые молнии? — девчонка с трудом собирала слова в предложения. — А какие тебе нужны? — Ну, могли быть… обычные. Привычней же? — Похожи на твои нимбы. Лови их. — М… У меня уже есть одна, спасибо. Зачем мне еще и шаровая? — дотянувшись до чужой палочки, которая послушалась гриффиндорку, произнесла: — Нокс. — И сферы рассыпались светлой пыльцой. — Я все еще не понимаю! Насчет паузы в наших отношениях. Это же шутка? Вновь почувствовав силы, вернувшиеся после безудержной эротической войны, молодая фрейлина приподнялась на постели. Опершись на локоть, она взглянула впервые после оргазма на змеиную оболочку Того, кто на самом деле являлся поставщиком ее оргазмов. Девушка получила ответ на языке из одних шипящих. Она немного отстранилась, выпрямив согнутую руку, тоже что-то ответила с обиженной приставкой «Том» в конце однотипной реплики. Стало ясно: они общались на языке, доступном только им двоим. Общение дополнялось некой пафосностью в жестикуляции, наперсница пару раз была притянута за галстук, однако не то что не спешила набрасываться поцелуем на Своего «госпожу?», но даже отворачивалась и увиливала от прямого зрительного контакта. — Почему мы не можем хоть раз нормально расстаться? Почему я не могу уйти без ссоры хоть раз? — вспылила девчонка. Покинув спальное место, она призвала манящими чарами свою мантию, выпорхнувшую откуда-то из-за кресла. Координация ее движений казалась нарушенной, но волшебница не спешила униматься. Они снова вступили в шипящий диалог. Шкаф, к сожалению, не сведущ в языке ползучих рептилий, или к счастью. Угадывать смысл по их крайне выразительной мимике и так было достаточно. Ребята поругались на парселтанге. — Неужели ты не чувствуешь, Том? — девочка-которую-звали-Гарри прицелилась палочкой куда-то в центр комнаты, потом обошла кровать, заглянула под низ. Шипящий голос что-то прокомментировал. — Нет, не проверяю наличие монстров. У меня есть уже. Он меня трахает. Тут шкаф забеспокоился. Ежели это действительно тот Гарри (тень сомнения еще оставалась, как подобие надежды, что это не он), то он знаком с некоторыми особенностями перевоплощения мебели! — После соития ты становишься весьма претензиозен. Уходи сейчас. Иначе я закрою ментальный портал, и ты умрешь от скуки на уроках. — Ты совершенно невыносим! — зарычала на прощанье гриффиндорка. — На время? Почему на 182 дня, а не на 700 лет? — Плотно запахнула мантию. — Мне плевать! — И выбежала прочь.

***

Когда ужас всея магического мира аппарировал, предварительно применив ряд заклятий, стирающих все следы, буквально сразу после побега метрессы, створки старого шкафа заскрежетали. Из страдальческой древесины, как Пиноккио, выстругался профессор Слагхорн. Он отряхнул пиджак от опилок, однако не мог отряхнуться от страха, непонимания, абсурдности и мысли о суициде… Мужчину до сих пор пробивала мелкая дрожь, он боялся, что Тот-Кого-Нельзя-Называть, что-то забыв, неожиданно вернется. Зельевар приговорил залпом завалящий в кармане пузырек успокоительной настойки. Он присел в то самое кресло у камина. От тряпичной обивки разило примитивным сексом, или это от того, что профессор знал о непростительных вещах, творившихся здесь. Он не хотел сейчас думать о том, как преподнесет эту весть директору. Думал лишь о том, что его чуть не раскрыли, а тогда сложно было представить на какие части разделали бы его дряхлую тушку. Совсем некстати Слагхорн ощутил пятой точкой некий дискомфорт, будто упреждающий последствия его дальнейших рассказов об увиденном, мол, свидетели долго не живут. А профессор планировал дожить свой век без нервных напряжений. Впрочем, эти мечты уже развеялись. Абсурдные любовники уничтожили все улики, точнее Тот-кто-уходил-последним. Подсвечник стал опять подсвечником, а не трахательным аппаратом, свечи из страпонов обернулись в прежний вид, исчезло все, что не являлось частью наносной иллюзии. Вот только… одна продолговатая колбочка давила преподавательскую задницу, когда он присел на нее безо всякого внимания. Значит, эта пробирка не была частью иллюзии? Уборщица улик из Томаса так себе. Профессиональный нос принюхался к колбе. Гораций Слагхорн готов клясться на колдовской конституции, что распознал этот редкий запах. Это не обычная смазка! Зелье было узконаправленного свойства и в основном использовалось для выращивания плаценты.

***

Неделю спустя. Хогвартс. Спальни факультета «Гриффиндор». Рональд Уизли потянулся на кровати, благословив Мерлина за то, что в столь ранний предрассветный час можно было подремать еще немного, а не лететь галопом на занятия. Внезапно рыжего разбудил какой-то неопознанный треск извне, который в полудреме звучал пугающе, словно смыкающиеся на чьих-то костях жвалы гигантского паука-людоеда. Не успел Рональд опомниться, как потусторонний хруст был дополнен голосом вполне сторонним, прямо из соседней кровати, если уж быть точным. — Гарри, не мог бы ты потише это делать? Дай нам всем поспать перед уроком. Рон приоткрыл задернутый полог над кроватью, дабы разведать обстановку. — Конечно, Симус. Спи на здоровье, — сказал Гарри, сидя на своей постели и запихиваясь сдобной сушкой, собственно, ей же он и хрустел, разламывая в ладони очередной бублик. — Эй! — недовольно и малость ущемлено вмешался Невилл. — Пожалуйста, Гарри, перестань жевать… — Да, хорошо, сейчас, — промямлил жуя и укладываясь под одеяло. Уже лежа на подушке, он закрыл глаза, но продолжал жевать. — Пожалуйста, ты мешаешь нам доспать этот блаженный час. — Ладно, Невилл, прости меня, — жуя извинился Гарри. — Ты в порядке, Гарри? — спросил окончательно разбуженный товарищ. — Да, Рон, в полном. Я же извинился. Все слышали? Простите меня все. — Кто-то кинул подушку в кровать Гарри.

***

Две недели спустя. Хогвартс. Общий зал. Слагхорн как-то настороженно попивал свой травяной чай, искоса поглядывая на стол красно-золотых, о чем-то тревожном вещал Дамблдору, который только односложно кивал. Странно, раньше зельевар старался избегать разговоров о чем-либо серьезном и тяжелом, но сейчас явно сам инициировал архиважную беседу. Трое друзей обедали молча, иногда бросая взоры то друг на друга, то на учительский стол. — А пока мы едим, я могу прочитать вам конспект, который вы не писали, чтобы вы потом по памяти законспектировали его себе, — нарушила тишину Гермиона. — Раз уж ты читаешь, Гермиона, вижу ветчина с помидорами тебе уже не нужны, — сказал Гарри, пододвигая к себе отставленную подругой тарелку. — Ты так сильно проголодался, Гарри? — хмуря брови, уточнила она. — Я как будто вообще не ел, — с недоуменным видом жевал Гарри. Всезнайка пожала плечами и посмотрела на пожимающего плечами Рона. — Смотрю, пудинг ты тоже не хочешь. Не успела девушка зачитать абзац, как Гарри запустил свою ложку в пудинг. — Вообще-то, десерт я бы съела. — Что? — не расслышал Гарри. — Гарри, с тобой все в порядке? — растерянно спросила Гермиона. — Допустим, я не в порядке от вопросов: «все ли со мной в порядке»… — сказал юноша, уже расправившись с большей долей сладости. — А еще… этот карамельный сироп, кажется, испортился. — Это же карамельный сироп, — перебил Рональд Уизли. — Как же он мог испортиться? — Думаешь, я каждый день варю сиропы, Рон? Откуда мне знать. Но этот точно не свежий. — Гарри встал из-за стола с видом бедолаги, купившегося на фокус с «блевательными батончиками». — Я скоро вернусь, — сказал он, быстро покидая друзей.

***

Еще неделю спустя. Отпрыск рыжего семейства Уизли рано поутру, раздирая рот в зевке, направился в туалет для мальчиков из спален своего факультета. — Гарри? — мигом проснулся Рон, увидев приятеля около раковины с включенной водой, опустошающего содержимое скрученного тюбика. — Что ты делаешь? — Ничего. — Ты ешь зубную пасту? — Черт, Рон! Да. Она очень вкусная. Хочешь? — вежливо предложил друг. — Нет, спасибо, Гарри, я пока не дошел до таких изысков в еде. — Зря. В ней много кальция. — С тобой что-то не то, Гарри, тебе надо наведаться в больничное крыло. — Мадам Помфри выпишет мне есть зубную пасту, что тогда? Вы все успокоитесь? — немного вспылил Гарри.

***

Синева сумерек украсила окрестные леса и холмы, вечер прокрался в замок и в общую гостиную гриффиндорцев. Гермиона Грейнджер сидела у камина с раскрытым на коленях толстенным фолиантом. — Я всю библиотеку вверх дном перевернула. Ничего! Правда, нашла кое-что в справочнике юного колдомедика. Там говорится об отравлении, но в симптомах указано, что аппетит полостью пропадает, тошнота может длиться целую неделю. — Меня тошнит, — скривился Гарри. — Герм, твой одеколон и правда слишком резкий, фу, боже… — закрыл рот ладонью. — Кажется, это имбирь и лимон? Лимон, цитрусовые… ох, меня сейчас вырвет... — выбежал в ванную комнату Гарри.

***

Спустя месяц. Один солнечный воскресный день. После пропущенной тренировки вследствие совершенно невыносимого головокружения, Гарри расслабленно сидел на перилах школьной коридорной мансарды, что-то жевал, даже не замечая, что Слагхорн вместе с директором наблюдают за ним из-за угла. Бывший декан «Слизерина», профессор Гораций Слагхорн, наконец понял, под чьим фоном энергетики он сумел спрятаться в ту злосчастную ночь наблюдения за «лесбийской» парой. Вид Гарри еще никогда не был таким иконостасно-умиленным, пока он наблюдал за расцветающей весенней природой вокруг. Гермиона первой подошла к другу, Рональд же сослался на то, что Гарри слишком раздражителен в последнее время и абстрагировался. Ну а девушка, сочувственно переживая всю боль и тяготы такого длительного отравления, всячески пыталась скрасить компанию скучающего приятеля вместе со справочником волшебных болезней. — Привет, — сказала она впопыхах. — Я тут вычитала еще кое-что. — О, Гермиона! Ты случайно не взяла чего-нибудь перекусить? Я дико хочу есть. Кстати, у тех, кто беременеет в декабре рождаются львы? Посчитай. Правильно, ведь? — Что до других симптомов… — осеклась справочная энциклопедия. — Что? — и выронила из рук книжку. — Я хотел сказать, — спрыгнул с перил Гарри не совсем ловко, — помнишь, Крауч провел своего сына из тюрьмы под видом миссис Крауч? Так вот. Что, если бы, допустим, — приподнял руки вверх юноша, — просто допустим, что он вдруг пьяный, не важно какой, случайно воспользовался Барти-младшим, ну перепутал с женой, что поделаешь, забылся. — Гарри, что ты несешь? — смотрела глазами навыкате Гермиона. — Чисто теоретически, Герм. Мне интересно, мог бы Барти-младший залететь под оборотным зельем? — Практика не указывает, но и не исключает такие случаи, Гарри… — еле шевеля губами проронила подруга. — И, знаешь, между нами, девочками, говоря, открою тебе секрет. Ребенок не торчит в организме где попало. Для него должно быть специальное место. У женщин это место предусмотрено строением. — Вот и я о том же. — Все где-то и кем-то уже предусмотрено за нас, — появились из-за угла профессора. — Погода-то какая чудесная. — Да, — подтвердил Гарри. — Добрый день, профессор Слагхорн, профессор Дамблдор. — Гарри, — приветственно склонил голову тот. — Я вас покину, если вы не против. Хочу прогуляться в одиночестве, поразмышлять. — О, конечно, Гарри. — Отлично. Спасибо. — Гриффиндорец зашагал по зеленеющему газону, пересекая школьный двор. Недавние собеседники тепло смотрели ему вслед, пока директор, потирая подбородок не вбросил вопрос к обсуждению: — Как вы думаете, кого же нам ожидать? — К своему стыду, не развил я в себе многообещающих навыков провидца, Альбус, — как бы хихикнул Слагхорн. — О чем вы говорите? — с легкой нервозностью спросила Гермиона, все еще отказываясь применить логику. Впервые в жизни отказываясь. — Гарри больше предпочитает мясные блюда, мисс Грейнджер, вы не замечали странных особенностей в его рационе? — Ну… — припоминала ученица. — Кажется, вчера он собирался идти на озеро и ловить устриц, потом потребовал соленого шоколада, а потом хотел запеченную рыбу-фугу, хобот тапира и икру тарантула, но вполне удовлетворился мятной зубной пастой… — В таком случае, я совершенно не подозреваю кого нам ожидать… В этот момент Гарри, остановившись где-то на середине зеленой площадки, резко упал в упор лежа. Увидев ринувшихся к нему профессора, директора и подругу, он чуть привстал и с глуповатой и виноватой улыбкой пояснил: — Все в порядке! Просто… трава так приятно пахнет… Сердобольные помощники понимающе закивали головами. — Но змеиного, кажется, больше… — постарался как можно безучастней произнести Слагхорн. — Не будем делать поспешных выводов, друг мой, — философски отозвался директор.