Фаллен не в счет

Слава замолкает после третьего раунда, апатично жует печенье, не глядя в экран, допивает чай одним глотком и отворачивается к открытому окну. Ваня говорит: «Будешь?» — и протягивает бутылку. Слава, не раздумывая, берет и жадно пьет с горлышка — кадык ритмично дергается, натягивая кожу под шеей. Ему явно хочется накидаться до потери пульса и не вставать больше никогда. Но завтра вечером работа и совещание какое-то ебаное, пропустить никак нельзя, даже если тебе так грустно, что не можешь по квартире нормально передвигаться. «Да все нормас», — говорит Слава, когда Ваня коротко и максимально безучастно интересуется ощущениями после баттла. «Дай еще», — говорит Слава и допивает винище — дешевое, с горьким привкусом, — морщится и почти швыряет бутылку. Она долго катится по полу в полной тишине, и еще отчаяннее звучат в голове мысли о том, что было б неплохо застрелиться. «Давай еще покурим», — говорит Слава. Потом добавляет: «Все кул, чувак, давай-давай, не тормози, заправляй» и улыбается кривоватой, вымученной ухмылкой. Но Ваня не дурак, он все видит и понимает. Славик вообще человек простой на самом деле. Прочитать по лицу, что он нихуя не радостный, а подавленный и вообще в немой истерике — как два пальца обоссать. В квартире душно, но вместе с тем холодок по ногам бегает, и от этого двойственного ощущения становится очень неприятно. Ваня протягивает Славе косяк, потом натягивает на тонкие рваные носки совсем новые махровые, и долго смотрит, как Славик затягивается, задирает голову и выпускает дым кверху. Губы у него неестественно красные, чуть опухшие — Слава много раз за вечер их тер тыльной стороной ладони, он заметил. Ваня включает с телефона музычку, выкручивает звук до десяти процентов и собирается закурить. Слава вдруг оказывается напротив и хватает его за руки. Перед глазами немного плывет, когда его резко поднимают на ноги, и Ваня вцепляется в славино плечо, чтобы не упасть обратно на спину. Слава тихо смеется где-то над ухом, его непривычно горячие ладони скользят по пояснице, ложатся так аккуратно и нежно, будто Слава перепутал Фаллена с какой-то барышней, не иначе. Они неловко качаются в попытке имитировать танец, совершенно не попадая под приглушенные биты, и горизонт утекает немножко влево по диагонали. Слава держит крепко, чуть поглаживает большими пальцами, и у Вани на секунду мелькает шальная мысль, что надо бы, наверное, поговорить про Мирона серьезно, спросить, что да как. Наваждение проходит, когда Слава коротко вздыхает. Что-то в этом звуке заставляет насторожиться и отступить. «Сядь», — говорит Слава. Фаллен с облегчением опускается на диван. Ноги совсем не держат, хочется лежать и спать, совсем не хочется напрягаться. На лице Славы все оттенки отчаяния, по которым Ваня предсказывает приближающийся нервный срыв; он мысленно говорит себе, что забьет хер на работу, если хотя бы завтра к полудню Славяна не отпустит, пусть увольняют. Слава ничего не говорит, когда падает на колени. В этом движении так много картинной жертвенности, которая ему абсолютно не свойственна, что Фаллена передергивает. А потом Слава бесцеремонно ныряет рукой ему за кромку брюк, и все становится на свои места. Он явно не знает, с чего начать, и вообще выглядит менее уверенным, чем тогда на балконе, когда предложил Ване отсосать у него. В тот раз он был еще более пьяным, чем сейчас, и не таким охуенно расстроенным. Ваня опять думает, что, наверное, им стоит поговорить о ебаном Оксимироне, а не ждать молча, пока само забудется, ведь сейчас эта тема в воздухе практически осязаема, — но мысли выбивает будто ударом кулака под дых, когда Слава неуверенно обхватывает тремя пальцами его член. На секунду замолкает музыка — трек заканчивается, включается новый, звучит тихое интро, перетекающее в долбящие по ушам биты. Фаллен закрывает глаза и откидывает голову на спинку дивана. Ему бы сейчас собраться и что-то предпринять, а то Славик и дальше будет делать хер пойми что, лишь бы себя угробить. Но проблема как раз в том, что у Вани никогда не получалось его останавливать; все, что он умел — это прыгать в бездну вместе со Славой. Он, конечно, видел его диалоговое окошко в телеграме. Тогда Ваня подумал, что эта ебанутая одержимость Мироном перешла на новый уровень — теперь диалог с ним был у Славы закреплен, гордо возвышался первым в списке. Он заходил туда часто, но Ваня ни разу не видел, чтобы ему там писали. Последнее сообщение в переписке с Мироном было, конечно, от Славы. Поговорить обо всем этом нужно было давно, несколько недель назад, а лучше месяцев — сложно понять, когда дела окончательно пошли по пизде. Начинать читать лекции сейчас, когда Слава сидит на коленях и смотрит озлобленно, почти обиженно, снизу вверх, толку никакого. Ваня ласково гладит его по голове. — Завязывай с этой хуйней, — говорит он, не особо надеясь, что смысл слов дойдет до бухого и обдолбанного травой и своей ненавистью Славы. Он смотрит Ване в глаза, не моргая, и медленно водит кистью вверх-вниз, будто привыкает к новым ощущениям. На столе стоит початая бутылка водки, которую они взяли несколько дней назад, но так и не допили; хочется дотянуться до нее и вылакать в один заход, но Фаллен не может заставить себя даже дернуться, не то что сдвинуться с места. Слава неловко приподнимается, опираясь на ногу Вани, встает сначала на одно колено, потом на другое. Ваня сидит и смотрит на него, как дурак, с расстегнутыми штанами. Ситуация кажется сюрреалистичной, но они слишком давно знакомы, чтобы словами пояснять банальное: если это происходит, значит, так нужно. — Мне кажется, вполне себе постарался мужик, — говорит Слава себе под нос, как будто разговаривает сам с собой. — Охуенный баттл запилил же. Фаллен морщится. Одному богу известно, что должно произойти, чтобы Оксимирон ему понравился, чтобы хоть одно его действие не вызвало у Вани острого прилива раздражения, даже ненависти. В отличие от Славы, он не лукавит, ему действительно этот попсовик на зарплате не нравится. Слава пихает его в плечо, заставляя подвинуться, и садится рядом на диван, застывая в неуверенной позе, выдающей его сомнение. — Вот если б он так постарался на баттле с тобой, — говорит Фаллен, прекрасно зная, какую реакцию вызовут его слова. — Если бы посмотрел больше, чем только баттл с Эрнесто. Но Слава только шумно и устало выдыхает. Он наконец обхватывает ванин член рукой и резко ведет вниз. Ваня глухо всхлипывает. Прежде чем весь этот ебанутый процесс станет приятным хоть кому-то, пройдет, наверное, какое-то время, но Слава очень теплый, дышит ему в шею — эта часть доставляет толику удовольствия. — Да, грустно получилось, — отвечает Слава нарочито веселым голосом. Фаллен думает сказать, чтобы он оставил эту хуйню для трансляций и сториз в инстаграме, но Слава вдруг кусает его за шею, пресекая на корню попытки возразить. То, что Слава на пределе, что каждый нерв дрожит, едва не взрываясь, так очевидно, что Ване на какую-то долю секунды становится не по себе. Он видит его насквозь, но все равно не может ни предсказать дальнейшие действия, ни помочь толком. Он гладит его по волосам так нежно, как только получается слегка трясущейся неуверенной рукой. — Вы с ним разговаривали? — спрашивает и тут же жалеет. Слава вскидывается, убирает руку и смотрит Фаллену в глаза, выглядя при этом почти оскорбленным. Над переносицей сдвинуты брови, нижняя губа подергивается, как перед приступом гнева, и чтобы успокоиться, у него уходит полминуты, если не больше. Конечно, Ваня знает, что разговаривали. В курсе, что Мирон приходил в эту квартиру. Видел засосы на славиной шее и перемазанную спермой кофту, которая еще полнедели потом валялась в корзине с грязным бельем. Знает он все прекрасно, зачем только спрашивал? Наверное, хотел разговорить, вызвать на диалог о том, что действительно занимает Славу сейчас, но вышло коряво. Они никогда не вели душещипательные беседы — даже когда умер отец, когда ушла Саша, когда Слава накидался и плакал, цепляясь за его плечи. Они могли быть откровенны друг с другом только на балконе, будучи угашенными чуть ли не до коматозного состояния, чтобы наутро благополучно делать вид, что никто ничего не помнит. — Вань, сделай одолжение, — произносит Слава, с трудом выговаривая каждую букву, — заткнись и помоги мне. Фаллен кивает. Он знает, что сейчас слово «помоги» значит что угодно, кроме помощи, но делать нечего, это единственный способ угодить Славе. Поэтому он молча смотрит, как Слава опять опускается на колени у его раздвинутых ног и хватается за член с какой-то остервенелой решимостью, тут же пытается насадиться ртом и шумно неприятно давится. В плеере опять переключаются треки, на несколько секунд повисает тишина. Слава хлюпает ртом, втягивая щеки, явно пытается сделать, как в порно, и вцепляется Фаллену в бедра так сильно, что приходится сжать зубы от неожиданной боли. Еще какое-то время Слава привыкает, надевается ртом до самого конца, застывает в таком положении на пару мгновений, а потом выпускает член полностью, глотая ртом воздух. Фаллен смотрит на него, пытаясь найти для них обоих какое-то оправдание, но мысли идут в голове нечетким строем, нихера не получается систематизировать. Он перехватывает умоляющий взгляд Славы, мимолетом глядит на блестящие приоткрытые губы и крепко зажимает в кулаке его волосы, фиксируя хватку. Часы вдруг начинают тикать слишком громко, кровь отдает пульсом тот же ритм в висках, и Слава чуть дергает головой, намекая, чтобы не отвлекался. Ваня кивает и еще раз вглядывается в него сверху вниз. Слава сидит на коленях в максимально покорной позе, смотрит открытым, прямым взглядом, от которого скручиваются в узел внутренности, и этот взгляд просит помощи куда более явственно, чем сам Слава с его многозначительными фразами. Фаллен не удерживается от вздоха. В этот раз все иначе, чем на том гребаном балконе. Тогда была шутка, которая перетекла в вызов и которую получилось забыть так же быстро, как придумать. Сейчас — акт психологической помощи, которого не было бы, не будь Слава таким больным ублюдком, или не будь Мирону настолько на него похуй. Фаллен думает лишь о том, как ненавидит этого жида, когда второй рукой обхватывает свой член и вгоняет Славе в рот. Главное — перетерпеть несколько секунд, попытаться не обращать внимания на жалобные звуки и игнорировать руку Славы, которой он принимается лупить Ваню по ноге. Потом станет лучше. Фаллен вынимает почти до конца, с интересом смотрит, как головка члена замирает на мокрых губах, как Слава ошарашенно распахивает глаза и быстро-быстро моргает, смахивая ресницами слезы. Не давая опомниться, Фаллен въезжает снова, прижимает рукой сильнее, и слышит, как Слава протяжно стонет. От этого звука наконец прошивает волной позвоночник, и Ваня выгибается до предела. Как всегда не вовремя в сознании вспыхивают несуществующие фотографии, на которых Мирон целует Славу в губы, нежно придерживая за подбородок. Фаллен так резко открывает глаза, что погруженная в полумрак комната проходится неприятной рябью. Наверное, это он кукухой поехал, если представляет подобные вещи, и стоит лишь допустить одну-единственную ебанутую мысль, как за ней тянется вереница других непрошенных образов: Мирон трогает Славу, а тот стонет в ответ и довольно улыбается, и на его лице нет болезненной гримасы или недовольной кривой ухмылки. Реального в них так мало, что Ваню натурально передергивает. Он знает не хуже Славика, что великому Оксимирону похуй на них всех даже сильнее, чем можно себе вообразить. Фаллен трясет головой, чтобы вернуться в реальность окончательно, но череп все равно будто трещит по швам, а мир перед глазами по-прежнему расплывается. Четким остается лишь силуэт Славы: тот все еще сидит на коленях, но теперь держится рукой за его член и надевается сам, все так же неумело и быстро, не принимая до конца, но уже не давится и не пытается вырваться. Ваня делает глубокий вдох, перехватывает его под челюсть поудобнее, крепко сжимает волосы на затылке и принимается ебать быстро, не давая возможности отстраниться. Ощущения охуенные, совершенно новые и неописуемые, особенно когда Фаллен ощущает на члене его язык и горячее горло. — Дыши носом, — наклонившись, говорит Славе, а потом повторяет еще раз, не уверенный, что его услышали. Взгляд у Славы расфокусированный, глаза влажные, он часто смаргивает. Он выглядит жалко и печально, хочется его не в рот ебать, а по башке глупой погладить, но Слава ясно дал понять, что сейчас ему нужно именно это. Фаллен сильнее сжимает зубы; проступающий где-то на подкорке оргазм мешает думать, но на мысли о Мироне ему хватает сил. Он думает, что при первой же встрече даст ему по роже, потому что нельзя высосать из человека полжизни и остаться не при делах. Слава уже несколько месяцев выглядит так, словно из него выкачали все эмоции, и Окси во всем этом пиздеце явно сыграл не последнюю роль. Слава тянется к его члену сам, подается вперед и касается ртом головки. У него все лицо в слюне и смазке, на лбу беспорядочно лежит мокрая челка, он все еще выглядит пострадавшим, когда прикрывает глаза и с наслаждением стонет, втягивая щеки. Фаллен наконец отпускает его волосы и нежно гладит, как долбаного ребенка. Слава интуитивно подставляется под прикосновения и одновременно с этим пытается взять глубже, но ему неудобно. Ваня придвигается чуть ближе, снова берет за подбородок и входит резко и сильно в последний раз, чувствуя, как утыкается головкой ему в горло. Он долго кончает, дергаясь всем телом, когда Слава давится и хрипит, все еще надетый ртом на его член. — Тшшшш, — говорит Ваня с полузакрытыми глазами, убирая руки, и как будто через стенку слышит, как Слава начинает надрывно кашлять. Он наощупь спускается с дивана и валит Славу на пол, опрокидывая и ложась сверху. Тот почти не сопротивляется, только рефлекторно дергается пару раз, а потом так охуенно выгибается, когда Фаллен накрывает рукой его член. — Ваня, слушай… — зачем-то начинает говорить своим охрипшим голосом, и Ваня неловко тычется ему губами в рот. У Славы все еще мокрое лицо, и в другой ситуации это могло быть, наверное, мерзким, но сейчас Фаллен без малейшего отвращения гладит его по щекам, второй рукой залезая Славе в штаны. На полу неудобно и наверняка больно, Слава мотает головой, как безумный, а Ваня пытается его поцеловать, лишь бы тот заткнулся; когда все-таки получается, Слава стонет ему прямо в рот и кончает через пару мгновений. Приехали, блядь. Ваня откатывается от него сразу же, еще несколько секунд слушает, как тот кашляет и всхлипывает. Ему не стыдно и не грустно, не хорошо и не плохо — ему никак. Где-то на периферии сознания, где встречаются нежелательные ассоциации и реальные ощущения, он думает, что Славе, наверное, сейчас ну просто пиздец как ебано, но хочется верить, что эта хуйня ему помогла. «Интересно, что в Мироне такого», — зло думает Фаллен, глядя в облупленный кусками извести потолок. Что в нем могло зацепить его Славика настолько, что он натурально с ума сходит? Невеселые мысли роятся в голове беспокойным строем, пока Ваня не осознает, что Слава все еще кашляет. Он поворачивается и видит, как тот свернулся на полу и трясется, будто от холода. — Слав, ты как? — неуверенно спрашивает Ваня и тянет руку, чтобы потрогать. После того, что было несколько минут назад, даже странно бояться к нему притронуться, но реальность бьет под дых всегда не там, где ожидаешь удара. — Слав, ты извини… — говорит Фаллен и осекается. Звуки не прекращаются, только громче и сильнее наполняют комнату. Ваня чувствует, как страх, едва ли не первобытный ужас сковывает все тело, когда осознает простую вещь: Слава плачет. Всхлипывает так сильно, что трясутся плечи и спина, громко и надрывно; это приступ истерики, оттого эти конвульсии, которые так просто не остановить. Ваня с трудом поднимается на ноги и плетется на кухню на ватных ногах, делает чай, с тянущим в груди чувством думая, что же стоит предпринять. Слава в комнате все еще плачет, когда он возвращается с теплой кружкой, но уже сидит, привалившись к дивану спиной. Плачет прямо как в детстве, упрямо смотрит в одну точку, обхватив свои несуразно длинные ноги. — Слав, выпей, пожалуйста, — начинает Фаллен, готовясь к тому, что его сейчас пошлют куда подальше. Он не испытывает вину, только сильное беспокойство и жгучую ненависть, стоит лишь в мыслях появиться слову «Оксимирон». Слава берет трясущейся рукой чай и пьет короткими глотками, постепенно успокаиваясь. Запихнуть себя в душ он так и не дает, но спать ложится на диване — хоть на том спасибо. Фаллен заваливается рядом, утыкаясь носом Славе в лопатки, и слушает, как тот неровно дышит, что-то бормоча во сне. Никаких вопросов, никаких ответов, все проще некуда, если подумать. Утром Слава просыпается и первым делом говорит, что бросает пить, хотя бы на время. Фаллен лишь пожимает плечами — хрен знает, на сколько его хватит, но попытка в любом случае благородная. Под глазами у Славы покрасневшие от слез мешки, вид не самый свежий, но взгляд какой-то более осмысленный, ясный, что ли. На тему прошедшей ночи они не разговаривают, и Слава уходит на работу, оставляя ключи, а уже за порогом говорит с улыбкой, что вечером нужно будет пересмотреть говнобаттл с русскими сабами, чтобы хоть троллить жида с пониманием дела. Фаллен улыбается в ответ и кивает, ничего другого вроде бы и не остается. На второй день Слава приходит к Ване домой и долго мнется сначала в дверях, потом на кухне за кружкой чая, чешет Гришу за ушком, приговаривая какой-то бессмысленный бред. Фаллен не выдерживает и спрашивает прямо: — Он написал? Слава не пытается разыгрывать драму, на том спасибо. Он смотрит ему в глаза долго, не моргая, потом просто говорит: — Написал. Сердце как будто ухает в пятки.