Пламя утренней звезды

      Уже которые сутки гигантский волк мчался по лесу, грациозно огибая деревья и кустарники. Он напряженно всматривался вдаль, вслушивался в природу, преследуя добычу. Волк несколько раз терял след, резко останавливался, раздраженно рыча, и устремлялся дальше, не желая упускать цель. Жертва была далеко, слишком далеко — ее следы терялись в зеленой траве, а запах давно развеял ветер. И все же чутье вело его.       На мгновение периферию сознания ослепила яркая вспышка незнакомой чистой силы. Любопытство было сильно, оно манило поддаться воле зова и свернуть с пути левее в чащу. Ветки хлестали по вытянутой морде, закрывая обзор и вынуждая идти наугад — куда влек его тот неожиданный ментальный всполох. Мохнатые бока вздымались, он бежал не разбирая дороги, но вскоре начал замедлять ход — звуки борьбы доносились неподалеку. Морду исказил грозный оскал — он надеялся, что инстинкт привел его к желанной добыче.       Неразборчивые крики и звон оружия интриговали. Тихими, мягкими шагами волк приблизился, выглядывая сквозь ветки кустарника.       Нет.       Он ошибся — чутье привело не к жертве. На поляне отряд орков наткнулся на эльфов, ему же нужны были люди.       Несколько громил теснили к широкому дереву эльфийку в дорожном костюме, пока остальные обыскивали трупы, снимая оружие и обыскивая дорожные сумки. Судя по всему, она осталась последней из небольшого отряда — неподалеку волк увидел двух синдар с перерезанным горлом, лежащих в луже собственной крови. Их глаза навеки застыли широко открытыми, рты зашлись в безмолвном крике, а руки были по локоть алыми. Вероятно, пытались прижать рану и сражаться. Глупцы. Рядом лежали орки, щедро утыканные стрелами. И парочка тел, пронзенных короткими эльфийскими кинжалами.       Зубастая морда оскалилась. Эльфы. Не те, кто ему был нужен, что ж, можно попытаться вновь напасть на след. Эльфийка обречена — ей, с раной в боку, не выстоять одной против шестерых орков. Да, вероятно, эти отродья позабавятся с ней после смерти — выпустят кишки, отрубят конечности, насадят голову на копье или, еще того хуже, надругаются над беззащитным девичьим телом. Как бы ни было отвратительно и гадко, но у него нет времени на благородство.       Он уже разворачивался, чтобы уйти, как та же яркая вспышка, что призвала его сюда, залила всю округу, заставляя резко обернуться. От обагренной кровью поднятой ладони лился свет, заставляя воинов ночи отшатнуться.       Интересно. И тут же возникло видение: высокая фигура эльфийки стояла посреди кровавого поля по колено в грязи, ее длинные волосы, заплетённые в косы, растрепались и светились в лучах восходящей зари. Светлые одежды состояли из лоскутов и замарались настолько, что походили на лохмотья. Вокруг было сплошное мясо: выдранные и отрубленные конечности, куски плоти и металлические доспехи заполоняли всю землю, что была бурой от крови. Никаких стонов раненых, вокруг только трупы с продавленными глазами и растерзанными животами. Месиво из костей и внутренностей склизкой жижей покрывало каждое тело, едкий тухлый запах разложения бил в ноздри, хотя по сути волк не должен был его чувствовать. А посреди этой гнили и боли... она сияла.       Прекрасно. Волк чувствовал мощь, заключённую в хрупком теле. Пускай потом они станут врагами, но сейчас... он не мог позволить невеждам погубить неограненный алмаз эльфийского рода.       Припав на передние лапы, он зарычал, привлекая к себе внимание орков. Все равно эти жертвы искаженного мира не заслуживали ничего, кроме презрения, смешанного с брезгливой жалостью.       Волчье тело вытянулось в прыжке, тут же меняя свои очертания, и на ноги перед воинами уже приземлился не зверь, но и не человек.       — Любой, кто того пожелает, еще может уйти, — насмешливо произнес Майрон, стряхивая с рукава невидимую пылинку и смеряя надменным взглядом стоящего перед ним орка, чье лицо было обезображено многочисленными нарывами и гнойниками.       В оранжевых глазах разгорались отсветы предвечного пламени. В конце концов, он был добрым правителем.       Остальные орки вскинулись, почувствовав запах новой добычи; будто пародируя настоящих хищных зверей, они шумно втягивали воздух разорванными ноздрями. Саурон стоял перед ними — безоружный, не защищенный доспехами. «Подданные» же, судя по всему, навешивали на себя все, что только удавалось найти: их главарь носил что-то, что было когда-то фрагментами трех-четырех комплектов эльфийской брони.       — Еще добыча, — прохрипел он, сплевывая под ноги и поднимая грубый, выкованный безо всякого понимания о кузнечном искусстве ятаган. — Налетай!       — Умри, — коротко бросил майа, скрещивая руки на груди.       Орк сделал шаг вперед — замер, запнувшись и глухо закашлявшись. Другие налетчики тоже остановились, с опаской косясь на своего предводителя. Тот медленно поднял руку, коснувшись грубо соединенных железными заклепками пластин брони на груди; с сипением втянул воздух — и захрипел.       Вместе с воздухом из его легких потянулся зловонный дымок.       Орк медленно, не понимая, что происходит, обернулся к своим подручным — и завопил, чувствуя, как становится невыносимым идущее откуда-то изнутри жжение. От его тела повалил дым, глаза лопнули, то, что от них осталось, закипело в глазницах, а плоть пошла пузырями по мере того, как зажженная Сауроном искорка первородного пламени пожирала искаженного бедолагу изнутри.       Пара секунд, и орк медленно упал на бок — прямо перед тем, как осыпаться невесомым пеплом, оставив почерневшие кости лежать в скорлупе из сплавившейся в единый панцирь брони.       — Понижен в звании, — меланхолично заметил Саурон, бросив безразличный взгляд на три обуглившихся эльфийских уха, заклепками прибитых к наплечнику павшего. Кажется, среди орков это означало право командовать отрядом до трех-четырех десятков этого отребья или вдвое большим числом гоблинов. Если их вообще кто-то считал, конечно.       Взревев, еще один орк бросился вперед, выставив вперед короткое копье с зазубренным железным наконечником. Казалось, он вот-вот достигнет цели — но майа в последний момент сделал еле заметный шаг вперед и легко, будто бы не вкладывая в это движение никакой силы, толкнул бегущего на него здоровяка ладонью в грудь, скорее обозначив касание, чем действительно дотронувшись до ржавого металла доспехов.       Раздался глухой звук — и копейщик отлетел назад, будто столкнувшись со стенобитным орудием, бесформенной кучей сползая на землю. Несколько смазанных движений на грани видимости — и на поляне остались лишь двое: Саурон, отряхивающий руки, и эльфийка, что прислонялась к дереву, уронив меч, и зажимала рукой рану.       Майа присел рядом с ней, осматривая кровавые пятна на одежде, желая убедиться, что ранение не смертельно.       — Кто ты, дивное дитя?       — Алатариэль, а как зовут моего спасителя?       Саурон не успел ответить, совсем рядом послышались голоса эльфов, явно ищущих пропавший отряд. Быстро выпрямившись, он весело ухмыльнулся.       — Я найду тебя, Алатариэль. А что до имени... Ты его знаешь, пусть и боишься произнести вслух. Мы еще встретимся. Но если до того момента я буду нужен — просто позови.