Мститель

«Попроси, попроси. Хорошенько попроси, можешь на колени встать! Можешь даже отсосать мне, я не против. Но скрижаль я тебе все равно не отдам, тупица». Всё это проносится у сэра Ланселота в голове, когда он смотрит в лицо Ларри Дэйли. Тот встревожен, явно встревожен: ночь на исходе, луна за облаками, а скрижаль — почти вся уже покрытая какой-то зелёной дрянью! — у Ланселота в руках. Он все-таки сумел, да. И он ее не отдаст. Потому что месть — доблесть рыцаря. И он отомстит. Вокруг все такие дураки, верят его россказням про Гвиневру. Да, Гвиневра — это прекрасно, этим в глазах людей всегда можно было оправдать что угодно. Но на самом деле сэру Ланселоту больше нравятся мужчины. И давно у него так не ухало сердце под доспехами, когда он увидел... Да. Он увидел. Он попал на крючок. А этот... этот... Наступила бы эра Камунра, того самого, в тунике и короне: от его властного голоса у Ланселота по спине пробегали мурашки. Глаза тёмные, глубокие, сразу хотелось отдаться... на милость правителя, в смысле. Где-то в глубине души это всё-таки было у Ланселота: отдаваться правителям. Ещё с королём Артуром было, но тот не оценил, к сожалению. А этот — египтянин. Этот бы оценил. Какие руки, ммм. Открытые, мускулистые. Ланселот закрывал глаза и представлял, как этими руками Камунра надавит ему на плечи и заставит опуститься на колени: прочь доспехи, и рубаху прочь, и всё остальное, сэр Ланселот будет стоять обнажённым на коленях перед египетским царём, готовый ко всему, покорный и преданный. Сердце будет ухать и катиться куда-то вниз, и когда Камунра одной рукой возьмёт его за подбородок, а другой начнёт развязывать пояс... О-о-о! И этот дурень, похожий на шута, всё испортил. Убил фараона Камунра. Отправил назад в царство мёртвых. Он, Ланселот, хранился в архиве Смитсоновского института в Вашингтоне, прежде чем его увезли в Британский музей. Лучше бы его увезли раньше! А так он всё видел. И никогда уже не сможет забыть. Но есть средство всё вернуть. Вот эта скрижаль, над которой они так трясутся. И Ланселот знает, почему: если скрижаль погаснет навсегда — они все пропадут. Кроме этого, шута горохового. Все пропадут, и в первую очередь тот, из-за которого у него такая перекошенная физиономия. Младший братик фараона Камунра, мальчишка, не доросший даже до оруженосца. Получивший власть не в свою очередь. Он тоже во всём виноват. Всё из-за него. И да, Ланселот понимает Камунра, который прирезал ночью своего младшего братца, не дав тому поцарствовать и месяца. Куда ему! Из него правитель — как из Ланселота менестрель. Только и знает, что хлопать глазами и таскаться следом за этим своим... шутом. В обмороки падает ему на руки! Правитель, пёс его задери. Ну, ничего. Сейчас. Ещё немножко — и всё закончится. Все пропадут. Они говорят, что и Ланселот тоже пропадёт — а и ладно, и все равно, и не надо больше ничего. Или надо?.. Если Ланселот пропадёт, он не сможет вернуть Камунра. И если Ланселот пропадёт — значит, пропадёт и скрижаль, а значит, Камунра не вернётся из царства мёртвых. Так что, может быть... Он же рыцарь, он должен действовать напрямую? Но, дьявол, в этот раз напрямую не получается. Ланселот останавливается и протягивает скрижаль шуту. А так радостно было видеть, как его мальчишка в своём золотом плаще превращается в мумию! Жалко, не удалось досмотреть до конца. Но если досмотреть — значит, Камунра точно не удастся вернуть. А так хотя бы есть надежда. Он потом что-нибудь придумает, непременно. Ведь если сэр Ланселот чего-то хочет — это непременно должно сбыться. Иначе он не играет.