Чем больше страданий и разочарований — тем лучше писатель. Я.П.Г.
Николай Васильевич Гоголь был прекрасно осведомлён, что работа следователя крайне опасна и трудна. Бессонные ночи за бумагами, сопоставление фактов, поиск истины, поимка преступников, которые порой оказывались довольно опасными. Многие следователи, с которыми Николаю приходилось работать в самом начале, хотели как можно скорее закрыть дело, чтобы вечером не опоздать на семейный ужин. И кто на самом деле является убийцей не имело особого значения, когда можно было просто написать «убийство при ограблении». Николай Васильевич Гоголь знал, что Яков Петрович Гуро - абсолютная противоположность всем знакомым Гоголю следователям. Яков Петрович был слишком умным и проницательным, умел замечать малейшие детали. Он отпускал саркастичные и язвительные комментарии, был в какой-то мере высокомерным и своевольным, для кого-то самовлюблённым и циничным. Для Николая он стал тем человеком, который не стал над ним насмехаться или закатывать глаза со словами «Николай Васильевич, ну что с Вами, опять?»; он стал первым, кто прислушался к молодому писарю и дал шанс проявить себя, защищал перед нападками остальных, которые считали Николая просто довольно впечатлительным и болезненным юношей. Яков Петрович дарил чувство защищённости и нужности; Николай чувствовал, что был безгранично любим кем-то помимо матери и сестёр. Гуро ласково называл его Никки и Коленькой, иногда барашком, когда волосы Николая завивались после снежной или дождливой погоды. Он всегда убирал волосы Николая назад, открывая лицо, приговаривая «не скрывай свои глаза, мальчик мой, они прекрасны». От Якова всегда пахло яблоками, крепким кофе, уличной прохладой и дорогим парфюмом; в его тёплых руках Николай всегда спал спокойно, редко просыпаясь от мучительных и болезненных кошмаров посреди ночи от собственных криков и обеспокоенного голоса следователя. Николай каждый раз завороженно смотрел в бездонные почти чёрные глаза Якова, про себя называя их бесовскими; называл Гуро Яшей, чтобы как-то выманить, когда тот сидел безвылазно в своём кабинете за очередным делом. Николай Васильевич Гоголь был прекрасно осведомлён, что работа следователя – крайне опасна и трудна. Но он никак не был готов к сообщению о смерти Якова в одну из холодных ночей. Гоголю сразу вспомнилась Диканька, когда на его глазах горел сарай, в котором находился Яков с Всадником. Только в тот раз Якову удалось выбраться из огня целым. Любимца двух императоров хоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Яков Петрович Гуро, будучи крещённым, не верил в Бога. Вот ведь как получилось, Яш: в Бога не верил, но отпевают в церкви, думал про себя Николай, представляя реакцию Якова на развернувшиеся действа: он бы закатил глаза и сказал что-нибудь колкое. Николая воротило от запаха ладана, речей сочувствующих и осознания того, что Якова с ним больше нет. -Отпусти меня, Никки, - говорит Яков, соскальзывая с соседнего кресла. – Пожалуйста, отпусти. Нам обоим легче станет. Коленька, - Яков шепчет, проводит сухой ладонью по бледной щеке, как и раньше убирает чёрные волосы назад. А Николай смотрит в чёрные глаза, на отблеск огня в них; жмурится от прикосновений. Внутри всё сжимается, щемит от тоски, что хочется волком выть на полную луну. Он не может отпустить. Просит каждый раз, чтобы Яков забрал с собой. Яков приходит каждую ночь, уходя с первыми оранжевыми лучами солнца и оставляя Николая одного до следующей ночи вот уже десять лет. Николай приходит каждый день к могиле Якова, приносит ему багряные розы, убирает сорняки вокруг незабудок у чёрной гранитной плиты, проводит пальцами по золочёным бронзовым буквам и читает «Мёртвые души», будто Яков стоит рядом, а не лежит под землёй.***
У Николая сердце стучит в самой глотке, в ушах шумит кровь, а перед собой он видит Якова. Двадцатилетнего Якова Гуро, портрет которого висит в комнате Николая над камином. Те же чёрные волосы с седыми висками, черты лица, огонёк в карих вишнях глаз. Николай замирает прямо на пороге, когда один его знакомый представляет ему Эраста Петровича Фандорина холодным февральским вечером 1852 года.