Снег

Стыдно сказать, раньше она никогда не видела снега. Родившаяся и выросшая рядом с Невервинтером, Ориана лишь читала о снеге - в огромной библиотеке Дэйгана было достаточно книг, чтобы узнать обо всем и чуть больше. Но увидеть, почувствовать, ощутить на коже настоящий снег - совсем не то, что о нем читать. - Ох, великая Мистра, снег такой... холодный! - восклицает Ориана и хватается за ветку ясеня; снег сыплется, блестя, падает за шиворот, оседает на ресницах. Ганн, грациозно раскинувшийся на другой большой ветке, смотрит, молчит (как нетипично для этой трещотки) и улыбается. У него странная улыбка - каким-то нездешним безумием от нее веет; слишком большой и яркий рот, слишком белые, чуть неровные зубы. Лукавое ведьмино отродье, никогда не поймешь, о чем он думает. Может, насмехается? Он и сам весь в снегу - снег серебристой короной лежит на темно-русых волосах, галунами спускается по рыжему лисьему полушубку; он не пытается стряхнуть снег. Ганну не холодно. Ганну никогда не холодно, такой уж он. - Снег еще и сладкий, - коварно говорит он, и Ориана укоризненно поджимает губы. - Не веришь? Попробуй. - Опять смеешься, - недоверчиво отвечает она, но соблазн слишком велик, и Ориана украдкой отправляет палец в рот. Снежинки и правда сладкие - или ей так кажется? Низкий мелодичный смех Ганна разносится по всему Эшенвуду, и Ориана с обидой хмурит брови - вечно он над ней насмехается! А и все равно - им нельзя не любоваться в эти минуты. Глаза, один из которых чуть-чуть к виску косит, зеленью невозможной расцветают, недаром ведь он ведьмак; в жизни Ориана не видала более красивых глаз. В таких не утонешь даже, а растворишься и сгинешь без остатка, как в непролазных северных чащобах. Ориана и рада бы - раствориться. Да только кто ж ей даст?.. Встретиться бы им раньше - когда б не мучил Ориану этот мистический голод и тоска по тому, кто погиб, спасая ее друзей в разрушенном Мерделейне; встретиться бы им раньше - и не устоять бы Ориане перед блеском колдовских зеленых глаз. Но не сейчас, но не теперь. Они словно декабрь и июнь, север и юг, дерево и железо - леди Ориана, сеньора Крепости-на-Перекрестке, ученая магесса, манеры и отточенная стать; и Ганн-из-Грез, дитя леса, шаман и друг всех лесных жителей. Он понимает язык медведей и лис, прокладывает дорогу по звездам и мшистым деревьям; она - читает на мертвых языках и стирает пыль со старых фолиантов. Разные они. - Я видел твои сны, - Ганн обрывает смех, и голос его серьезен. - В них - твое детство, твоя юность. Я знаю, с кем ты дружила, видел, как ты подбрасывала пауков в волосы задирам Моссфелдам и как делилась с подругой тайнами. Я знаю, что ты любишь неспелые яблоки и вставать на рассвете летом. Я знаю... - он сглатывает. - Я видел лицо человека, которого ты любишь. Несчастный гордый мальчишка, думает Ориана с грустью. Не на радость они встретились, ой не на радость... - Теперь в моих снах будет много снега, - говорит она, улыбаясь. - Даже когда я вернусь домой, я всегда буду помнить снег. "И тебя", - думает она, накручивая на запястье длинную красновато-рыжую прядь; запрокинув голову, она встречается взглядом с темно-зелеными глазами. - А знаешь что? - тянет он, и его лицо, лицо с резкими четкими чертами, выражает какую-то неясную, но определенно шальную мысль. Он молниеносно нагибается - и вот Ориана тоже на ветке, крепко обхваченная длинными крепкими руками. - Здесь, наверху, еще больше снега. Так много, что тебе на всю оставшуюся жизнь хватит. Где б ты там ни решила ее провести. Жизнь эту. Ориана вздрагивает, и, не сдержавшись, утыкается лбом в его плечо. Слишком тяжко, слишком больно, слишком грустно тащить все это самой - многое, многое она отдаст, чтобы хотя бы ненадолго перестать быть одинокой... Снег кружится, холодными иголками оседая на шее, и Ориана вскидывает голову. На фоне темной коры и светлого зимнего неба Ганн странно, мучительно прекрасен - словно осколок разноцветного церковного витража в снегу; Ориане хочется разрыдаться. - Ты на зимний костер похожа, - тихо говорит он, глядя куда-то мимо нее. - Только тебя никаким снегом не загасишь. Как бы мне хотелось тебя полюбить, думает Ориана. Как бы хотелось... но я не могу, не могу... Слишком изломана, слишком вымерзла изнутри. Будто вместе с осколком из нее саму ее душу вырезали. Нет больше мечтательной рыжей девчонки с болот. Умерла рыжая девчонка - погибла в Мерделейне вместе с тем, кого... Он молчит, но его молчание столь оглушительно, что она перестает слышать собственные мысли. Странный парень - никогда не поймешь, что он такое, что за чудные мысли пляшут под этими растрепанными волосами. А впрочем, может ли быть другим ведьмак?.. Ориана отворачивается. Эшенвуд бел и холоден - снежное покрывало простирается до самого горизонта; полупрозрачные телторы-зайцы пугливо скачут между деревьями, мелькают красные хвосты лис; вот величаво прошелся, покачивая ветвистыми рогами, красавец-олень. Красиво тут. Аж сердце сжимается, как красиво... - Спасибо тебе. Снежинки стекают по ее разгоряченным щекам, словно слезы.