Дружественный огонь

—...Чудо, что глаз цел, — услышала София. — И шрам, пожалуй, останется. Услышала — и заторможенно удивилась, отчего это прозвучали при ней слова, врезавшиеся ей в память ещё тогда — давно. …те, детские её дневники, в которых ещё не выцвели выведенные незатвердевшим почерком строки о драгоценных встречах, взглядах и разговорах… — Она приходит в себя. «Приходит в себя? Кто? Я?» — София? Ваше величество? Первый голос не был знаком ей, второй принадлежал… конечно же, Винсу. Винсенту Артсаю. Привычная вибрация от корабельных двигателей пронизывала всё. Не «Сильвана». Другой корабль. Но всё же знакомый. «Урбанус». Запах корабельного лазарета. Лазарета?.. «Что случилось?» …Она стояла, глядя на… Точно — сверху падали лепестки — шелковистые, цвета крови, точно в Анатоле обезглавили все алые розы во всех разом дворянских поместьях. Да и тогда их, наверное, не хватило бы. …А потом в вышине ударил гром, и на землю рухнуло небо… …Нет, не сразу — прямо перед тем, едва выровнявшись, едва не разбившись о красный камень Вершины Коронаций, вниз нырнул красный ваншип Татьяны, и Винсент, неуважительно схватив Софию за талию, с искаженным от напряжения лицом почти подбросил её вверх, прямо в руки Клаусу, и корона Анатоля, сброшенная с головы неловким движением… …Нет, как падает корона, она не заметила, оглянулась — и увидела, как катится по камням еще какой-то странный предмет… …Голова это была — с приметного, золотисто-каштанового цвета волосами и неровно сорванными с шеи лоскутами кожи… И только потом небо действительно упало, напоследок больно чиркнув ей по левому виску. — София, вернись к нам, пожалуйста, — серьёзно попросил её Винсент. Она открыла глаза. Один глаз — правый. Попыталась поднять левую руку, и её пронзило — наскозь — такой болью, что она вскрикнула. — У тебя рука сломана, — кусая губы, пробормотал Винсент. — Тот же осколок, что попал тебе по голове. Но ничего непоправимого. — Кто стрелял? — спросила она. — Гильдия? По его лицу пробежала тень, и губы коротко твердо сжались. — «Сильвана» стреляла по крейсеру Гильдии, — быстро проговорил он. — Крейсер вдребезги. Вершина Коронаций уничтожена упавшими обломками — Татьяна с Клаусом чудом успели выдернуть нас прямо из-под них. Остальное… станет яснее, когда мы уберем все фрагменты крейсера, — он помрачнел, но продолжил: — «Сильвана» послушно легла в дрейф. Гильдия отозвала силовые установки с «Конкордии», «Клайм Солайс» и ещё шести кораблей — наших и дизитских, — после чего всё прекратилось. Но я передал по всем судам приказ снизиться. София вздрогнула — ей стало одновременно жарко и холодно — от ужаса, отчаяния и ярости, точно прямо у её ног распахнулась черная пасть древнего ада, и она мысленно закричала туда изо всех сил имя. …То самое, которое с трепетом писала в тайных дневниках с девяти лет… — Дизитские суда подчиняются нам? — спросила она. Винсент кивнул. — Они ждут объяснений. — «Сильвана»? От имени её корабля странно загорчило во рту, но вместе с тем пришло отчаянное спокойствие. — Получено сообщение. Они знают, что вы живы, и готовы принять любое решение вашего величества. Она села, перебарывая мутное головокружение, и спустила ноги с постели. На ней всё ещё было нижнее белое платье, надетое утром под мантию, испорченное теперь кровавыми пятнами — да и рукав разрезали, чтобы освободить руку. — Ваше величество, пожалуйста, не вставайте, — проговорил врач, шагнув к ней, но, видно, не решился уложить её насильно, и она отмахнулась. — Принесите что-нибудь переодеться. Хоть матросскую робу. Потом полежу. И приготовьте транспортный ваншип. Я лечу на «Сильвану». — Не нужно, — кто-то вошел в лазарет, небрежно отстранив тех, кто попытался заступить ему дорогу. — Я отвезу вас быстрее. Дио стоял слева, и чтобы увидеть его, ей пришлось повернуть голову. Что-то в нём изменилось, и это было важно — Мариус не зря учил её различать символы и татуировки Гильдии. Ах да. Растрепанная коса была небрежно подхвачена тонким красным шнурком с кистями — замысловатым узлом. Маэстро или признанный наследник. София попыталась выпрямиться — со всем достоинством, которое только вообще могло быть у женщины с перевязанной головой в залитом кровью льняном балахоне. — Маэстро Дио? Он сощурился. Фыркнул, приподняв брови, так, точно услышал что-то очень забавное. — Ваш капитан взорвал корабль моей сестры, так что мне тут пришлось кое-кого убеждать не отзывать все ваши установки. — Нам ещё придётся о многом поговорить, — сказала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать от радости, благодаря всех богов — известных и неизвестных — разом. Хотя бы за то, что Дио в нужный момент оказался рядом. — Конечно, но у вас на корабле бардак, — тот вновь хмыкнул, покачнувшись с каблука на носок. — Капитан заперся у себя в каюте и не открывает, механики грозятся выломать дверь, второй помощник в лазарете, потому что ещё до отлета из Горизонтальной Пещеры неудачно перешел дорогу какому-то дизитцу. Рессиус попросил меня доставить вас туда, если вы хоть немного живы. Винсент шагнул ко входу и принял у кого-то из-за приоткрытой двери белый сверток. — К сожалению, мы не сможем найти здесь приличествующие вам знаки различия, но этот мундир должен подойти по размеру. София коротко кивнула и велела: — Выйдите все. Врач шагнул вперед: — Я помогу вам одеться и надену перевязь, ваше величество. Она вновь кивнула. Рубашка оказалась слегка тесна в груди, но рукава — и рубашки, и кителя — удалось натянуть на гипсовую повязку, не надрезая. Как ни странно, в хозяйстве у Винсента нашлись даже сапоги по размеру — позаимствованные, должно быть, у какого-нибудь юнги. Не иначе, Винс заранее подготовился к тому, что она встанет, если сможет, едва открыв глаза. Всё-таки он хорошо её знал. А она слишком хорошо знала другого… София вновь отогнала шевельнувшееся пониже груди тяжелое беспокойство и шагнула за дверь, стараясь держаться прямо. Винсент быстро накинул ей на плечи зеленый плащ. — Едва успели. Должны же на что-то годиться и порванные мантии, — быстро шепнул он ей на ухо, застегивая пряжку и расправляя полотнище так, чтобы прикрыть руку и перевязь.

***

Дио вёз её неожиданно осторожно и… медленно? Не успела она удивиться тому, что он, против обыкновения, не попытался заложить даже небольшой вираж, как Дио заговорил, словно бы нехотя: — Я могу попросить вас об одном одолжении, госпожа София? «О чём угодно!» — едва не воскликнула она, но выразилась всё же осторожнее: — Всё, что в моих силах. «И в разумных пределах». — Прежде, чем меня признают, как маэстро, мне нужно будет… так скажем, кое-что предпринять, и я хотел бы, чтобы Рессиус отправился со мной и помог настроить… одну машину. Я обещаю, что с ним ничего не случится. Он произнес всё это так серьёзно и осторожно, что она спросила: — Всё хорошо, Дио? — А? — он удивлённо приподнял брови, с улыбкой превращаясь вновь в себя-прежнего. — Ничего, всё прекрасно, госпожа София! Но она поверила всё же не до конца. Когда Люсиола, осторожно поддерживая, помог ей спуститься с ваншипа, взлетная палуба «Сильваны» отозвалась её шагам так привычно, словно она никуда и не улетала. Однако виноватые взгляды собравшихся — а собрались здесь все, кроме вахтенных и почему-то механиков, даже кок, — свидетельствовали, что это не так. Дружественный огонь — так это всегда называлось. Во имя древнего ада, как это могло случиться! Её привествовали, отдавая честь, прижимая руку к сердцу. — Вольно. Где капитан? — перешла она сразу к делу, не тратя время на прочие знаки почтения. — Мы решили, что следует всё же сломать дверь, ваше величество, — быстро ответила Алисия. — Гейл, Годвин и Костави как раз… …она уже почти бежала к лифту, шагнула в него — почти влетела, — и пошатнулась — неожиданно подогнулись колени. Она упала бы, если бы Люсиола не подставил ей плечо. «Только бы не…» — что именно «не», додумывать ей совершенно не хотелось. — Спасибо, — пробормотала она. — Приказ господина Дио, — коротко вполголоса уточнил Люсиола. Ещё издали до неё донеслось приглушенное ругательство и короткий металлический лязг. — Ага, вот так! — громко сказал кто-то — кажется, Годвин… — Прошу про… — начал Костави и осекся, оглядываясь с как-то слишком неправдоподбно проступившей сквозь загар бледностью на лице. — Старший офицер! — воскликнул он, заметив её. — Не вхо… Но она вошла, решительно, повелительно отстранив его здоровым плечом, и в первое мгновение ей показалось, что по полу возле кресла, под широким иллюминатором, рассыпаны всё те же красные невянущие лепестки. Но пахло не розами — кровью. Она шагнула раз, другой, осторожно обходя кровавые пятна, и склонилась над креслом, ухватившись за спинку, чтобы удержать равновесие. — Ох, — коротко выдохнул Дио у неё за спиной. Тело сползло с кресла — должно быть, в предсмертной судороге, — и голова запрокинулась на испятнанный кровью подлокотник. Тёмные пряди длинной чёлки, неизменно закрывавшие лицо, упали назад, больше уже не прятали старый шрам — словно нарочно пересекающий новую рану: неровное отверстие, кроваво-красное, с почерневшим опаленным краем. И София пошевелиться не могла — только смотреть на его лицо, на губы, разомкнутые в странной пародии на улыбку, и чуть удивленно открытые, не успевшие еще помутнеть глаза, — и только чувствовала, как внутри поднимается неуместная, должно быть, злость. «Ты этого хотел?! — могла бы закричать она, останься у неё силы и голос. — Бессмысленно убить меня, маэстро, столько людей… и себя!? Это всё? Всё!?» София поняла, что почти не может дышать, точно грудь стянуло обручем от ярости, но она терпеливо заставила себя медленно вдохнуть и ровно выдохнуть. Попыталась отступить — и незамеченный ею на полу у кресла пистолет, поддетый носком её сапога, скользнул в сторону. От неожиданности она неосторожно оперлась коленом о подлокотник — чувствуя, видя, как намокает красным белая штанина над сапогом. Картинка, дрогнув, туманно поблекла по краям. И тут же чьи-то руки осторожно охватили её за талию и здоровое плечо. Деликатно, словно готовясь переставить с места на место какую-то очень ценную вещь. — Люсиола, — с удивлением услышала она откуда-то издалека свой собственный голос, — возьми мой плащ и накрой его. — Слушаюсь, — невозмутимо отозвался гард маэстро, легко опуская её в придвинутое к письменному столу кресло. — Сюда, госпожа София. Он невесомо коснулся её плеч, снимая с них бархатную тяжесть, а она уставилась в поверхность стола, пытаясь разглядеть что-то сквозь туман, застилавший глаза, судорожно нащупывая рукой ящик, где — она знала — иногда оказывалась бутылка виски. Это могло помочь. «Он думал, что убил меня, и поэтому…» Пальцы наугад скользнули по чему-то металлическому и прохладному, а следом — по гладкому стеклу. София решительно поставила ополовиненную бутыль на стол и, открутив пальцами крышку, отхлебнула. Горло обожгло, дыхание вновь перехватило, и она закашлялась, прикрывая рот запястьем, но в голове и вправду слегка прояснилось. «Мне не придётся судить его. Искать унизительные для обоих лазейки и удовлетворительное для всех наказание. Хотя бы это…» И с этой мыслью она вдруг поняла, что щёки у неё мокрые — кажется, уже несколько минут, как. — Лави, нет! — услышала она от дверей. — Держи Аль…! Раздался звон и блеянье игрушечной козы, которую в очередной раз уронили. Впору бы засмеяться, если бы после этого она не опасалась заплакать вновь. Она перевела взгляд на дверь — ни Лави, ни Аль не было видно из-за спин механиков, а бледный до зелени Костави перегораживал вход, опираясь о косяк рукой. Ей было теперь… мучительно тягостно — наконец подобрала она слова. И только. И всё. Она вытерла слёзы рукавом белой формы, в которой сидела у стола Алекса, точно чужая, точно захватчик, оглянулась на тело, которое Люсиола успел настолько аккуратно, как только мог, уложить на пол под императорской мантией, и неожиданно поймала взгляд Дио, который смотрел на неё, прислонившись к стене, — так, словно терпеливо чего-то ждал, но терпение у него уже кончалось. Да, верно. Кроме бутыли в ящике лежало ещё что-то, металлическое и округлое… И теперь София вдруг поняла, что: запечатанный почтовый футляр. Догадка уже забрезжила в её разуме, когда она вновь опустила руку в ящик. И, уверенная, что оказалась права, она положила футляр на стол перед собой и прижала запястьем, чтобы удобнее было сломать печать. Четыре короткие фразы, переписанные для удобства на один лист, быстрыми росчерками, точно Алекс торопился, а в конце четвертой перо дрогнуло, порвав бумагу и оставив кляксу. София окинула написанное единственным быстрым взглядом — а затем сразу же сложила листок и сунула его в карман. — Это подождёт, — решительно сказала она Дио. Тот коротко кивнул, понимая. Каждому дню — свои беды. Неведомый Экзайл и впрямь ждал их невесть сколько и наверняка простит ещё одно небольшое промедление.