Одинокий остров

Люди шагали по Тол-Эрэссэа. Высокие люди с темными волосами, такими же, как у тех, кто звал себя нолдор, и глазами серыми, как море. Люди в тяжелой броне, с огромными стальными луками. — Беги, — сказала мне мать. Мне скоро уже исполнялось сто лет — почти взрослая женщина. Я могла стрелять, могла сражаться, могла идти под парусом. Я не хотела бежать. Я побежала. До Альквалондэ на западе было полдня бегом; полдня при хорошей погоде. Теперь лил дождь, тяжелый дождь, превративший местность за городом в грязь. Мне понадобилось почти два дня, чтобы добраться до западного побережья — два дня, когда меня преследовали вражеские разведчики, два дня, когда, оборачиваясь, я видела, как горит наш любимый остров, и слышала грохот несчетного числа тяжелых сапог у себя за спиной. Я сказала бы, что вовремя успела предупредить город, единственный наш укрепленный город; это была бы ложь. Я ввалилась в городские ворота на закате, перепуганная почти до истерики и вся в грязи. Позже я узнала, что во мне подозревали орка или какую-то еще хитрость смертных — по крайней мере, до тех пор, пока я не открыла рот и не простонала неразборчивые мольбы. В конечном счете, это не стало утешительным концом моего неутешительного путешествия. Все мы ютились там, в Альквалондэ, почти неделю, пока Люди Запада осаждали нас. Было некуда больше идти. Даже если бы гавань не была запечатана, нуменорские корабли стояли в засаде неподалеку, и их орудия могли разнести любое наше судно одним лишь залпом. Мы не были глупцами. На третий день нуменорские жрецы-колдуны пытались обрушить песней наши стены. Мы слышали их песнь, и целый день, а за ним и ночь, отгоняли собственным пением их проклятые слова, покуда они не прекратили пытаться. Не у всякого есть силы на то, чтобы петь так долго. На пятый день их корабли попробовали прорваться за укрепления гавани. Мы пожертвовали частью наших собственных кораблей, чтобы сжечь их. Защита гавани была пробита, но враги не предприняли больше новых попыток. На шестой день они отыскали свои пушки и вытащили их на берег. Они палили часами. Грубая сила сделала то, чего не сумело нечестивое знание: Альквалондэ пала. Вновь. Город был прекрасен: белый камень и перламутр, сверкающее морское стекло и тонкие башни, точно изваянные из песка. Он был прекрасен, даже когда горел, освещенный изнутри оттенками алого и янтарного, затянутый темным, пахнущим мэллорнами дымом, закрывающим восходящие звёзды. Мать предпочла сгореть с ним вместе; многие сделали этот выбор. Мне было страшно умирать. Я бежала вновь; нуменорцы преследовали нас и всех, кого могли, захватывали живыми. Я не знала, зачем; я не хотела знать. Но ребёнком я играла в морских пещерах на берегу Тол Эрэссэа. Я знала скрытые расщелины, что ведут к скрытым гротам, и знала, в каких из них воды хватит до конца времен, а в каких водятся мелкие рыбешки и креветки, никогда не видевшие света. Бесконечно долгое время прошло, прежде чем я выбралась наружу и увидела, что нуменорцы уплыли. Наш остров был сожжен — кроме тех его областей, которые люди обобрали на топливо для своих боевых машин. Мертвые лежали повсюду. Я не хочу вспоминать об этом. Я раздумывала над тем, не бежать ли дальше на Запад, в надежде найти там помощь. Но из пещер меня прогнала дрожь земли, и когда я повернулась к востоку, то увидела, как падают звезды. Одна за одной они срывались с неба, яростно пылая и обрушиваясь в океан. С каждым ударом вздымались огромные волны, и восток уже начинал сдаваться морю. Землетрясения делались всё сильнее, до тех пор, пока я не могла уже больше стоять, и великие Орлы явились с небес, чтобы подобрать немногих выживших. И тогда я подняла лицо к небу. Звезды Варды, великие созвездия, по которым мы прокладывали путь, исчезли.