Компромисс

Это был долгий день. Уже покончив с делами, Гермиона вышла в коридор департамента Магического Права и направилась в сторону лифтов. Сегодня она устала, и единственное, о чем могла сейчас думать, это бокал прохладного Совиньон Блан, который волшебница собиралась выпить, наслаждаясь горячей расслабляющей ванной. Она уже почти повернула к спасительному подъемнику, отчаянно пытаясь поскорее избежать мрачной и потому тягостной атмосферы министерских коридоров. — Гермиона! Раздавшийся за спиной знакомый голос Кингсли Шеклболта заставил остановиться. Внутри появилось противное предчувствие, что возращение домой откладывается. Но… министра магии игнорировать не стоило. Шаги его приближались, и (растянув губы в гримасе, отдаленно напоминающей улыбку) Гермиона обернулась. — У тебя есть минутка? — поинтересовался тот. — Кингсли, на самом деле нет. — Поверь, это очень важно. Там ко мне пришел кое-кто, кому очень нужно увидеться с тобой, чтобы поговорить о новом законе, контролирующем хранение темных артефактов. Я знаю, что ты и сама хочешь поскорее завершить работу над ним, а этот человек как раз может помочь, — министр взял Гермиону под локоток и попытался направить ее по коридору в направлении своего кабинета, но получалось у него плохо: та вполне ощутимо сопротивлялась. — А встречу нельзя перенести на понедельник? Я не хотела бы задерживаться сегодня допоздна. — О-о… это не займет много времени, поверь, — Шеклболт настойчиво тянул Гермиону назад, и она с внутренним негодованием обнаружила, что подчиняется ему. «Вот же эксплуататор несчастный! Мне не в ту сторону, я домой хочу!» — Пойми, — на ходу продолжал увещевать министр. — У этого человека хранится множество артефактов, которые как раз таки нуждаются в постоянном контроле. В том числе из-за его собственного прошлого. Поэтому он согласился помочь нам довести проект до ума, но есть пара вопросов, по которым мы не можем прийти к согласию. Мне нужно, чтобы с ним поговорила именно ты. Извини, я не знал, что он придет сегодня. А он даже не удосужился предупредить, впрочем, я не удивлен. Это в его стиле. Они уже подошли к кабинету министра, и Шеклболт открыл дверь, пропуская Гермиону вперед. — Кингсли, не думаю, что прямо сейчас я смогу заняться обсуждением законопрое… — не договорив, она остановилась как вкопанная. В кабинете у окна стоял Люциус Малфой. — Что он здесь делает?! — Что она здесь делает? Гермиона Грейнджер и Люциус Малфой выразили свое удивленное возмущение одновременно, в один голос. — Малфой, Гермиона… давайте все-таки вспомним, что война уже закончилась. И сейчас нам придется работать вместе. Во имя пользы дела. — Нет, не придется! — заявила Гермиона и даже сделала шаг назад. Но Кингсли ухватил ее за рукав прежде, чем волшебница успела выйти. — Гермиона. Это ненадолго. Я просто хочу, чтобы ты разобралась в кое-каких вопросах. — Отпусти меня… — негромко прошипела она. — Просто поговори с ним. Это займет всего несколько минут, — Шеклболт выразительно глянул на нее, и в голосе его послышались стальные нотки. — Ну, если не уйдет мисс Грейнджер, тогда уйду я. Обернувшись через плечо, Гермиона посмотрела на человека, произнесшего эту фразу, и ощутила, как застарелая ненависть и отвращение снова поднимают в ней голову. Даже от звука его голоса по телу поползла какая-то странная необъяснимая дрожь. — Боюсь, что тоже не вариант, Малфой, — теперь министр обращался к экс-Пожирателю смерти. — И ты это прекрасно понимаешь. — На самом деле, это невыносимо. Направляясь сюда, я и не подозревал, что должен буду обсуждать какие-то вопросы с гря… — Малфой остановился, а Гермиона ощутила, как губы ее деревенеют от обиды. Еле заметно раздув ноздри, Люциус Малфой окинул пунцовеющую Гермиону возмущенным взглядом, пробежавшись им по телу с ног до головы, и закончил: — С этой сотрудницей министерства. — Следи за языком, Малфой. За такие оскорбления нынче недолго и в Азкабан попасть, — предупредил Кингсли. Малфой резко втянул в себя воздух и приподнял голову, пренебрежительно глядя на Гермиону сверху вниз. На долю секунды ей даже показалось, что снова превратилась в двенадцатилетнюю девочку, столкнувшуюся с этим чванливым магом во «Флориш и Блоттс». Вот только теперь она не испугалась. Наоборот. Гнев — вот что становилось в ней сильней и сильней с каждой минутой. И Гермиона Грейнджер смотрела на него с точно такой же яростью, что и много лет назад. — Так… Почему бы нам всем не присесть? — в голосе министра прозвучал сдержанный оптимизм. Он осторожно прошел к длинному столу для совещаний, стоящему в центре кабинета и отодвинул стул, несколько умоляюще оглядываясь на Гермиону. «Понятно… Если я откажусь, то возвращения домой это по-любому не приблизит…» — она громко фыркнула и тяжело опустилась на предложенное место. Шеклболт кивком указал на стул напротив. — Мистер Малфой, пожалуйста, присаживайтесь. Тот усмехнулся. — Довольно вежливости, Шеклболт, к тому же ненужной, — буркнул он, но тоже присел, отбросив полы мантии назад и продемонстрировав тем самым длинные, в темных брюках ноги. Гермиона упрямо смотрела исключительно в пол. Кингсли откашлялся. — Хорошо… Итак, Малфой, все темные артефакты, имеющиеся в твоем распоряжении, на сегодня учтены. Надеюсь, что учтены. Поэтому мы и попросили тебя прийти. Необходимо обсудить некоторые детали нового закона, который будет регулировать использование этих артефактов при хранении их в частных руках. — Учтены, можешь не сомневаться. Я не настолько глуп, чтобы еще хоть чем-то навредить своей семье и себе. Тем более этими губительными реликвиями. — Приятно слышать, но мы должны быть в этом уверены. Потому мисс Грейнджер и предложила к закону одно особое положение, согласно которому Министерство магии потребует у владельцев темных артефактов права применить Следящие Чары к их определенным разновидностям. Малфой неодобрительно нахмурился и пробормотал себе под нос: — Так значит, авторство этого положения принадлежит мисс Грейнджер? Экая надоедливая неугомонная занозка. — Прошу прощения, что? — задала вопрос задетая Гермиона. Малфой перевел взгляд на нее, иронично приподнял бровь, но ничего больше не сказал. — Мистер Малфой, я не расслышала, у вас ко мне какие-то претензии? — с плохо скрываемым недовольством не унималась Гермиона. Ее тон будто резал ножом, но, к сожалению, это не произвело на Люциуса Малфоя ни малейшего впечатления. Он слегка повернулся в ее сторону, взгляд его холодно сверкнул, а губы дернулись в пренебрежительной усмешке. — Уточняю: меня ни капли не удивляет, мисс Грейнджер, что такое негибкое, непродуманное и сложно выполнимое дополнение к закону придумали именно вы. Ничего более адекватного ожидать от вас, к сожалению, не приходится. — Понятно. А вы, значит, предпочли бы, чтоб темные артефакты целиком и полностью оставались в руках своих владельцев. Оставались абсолютно неподконтрольно, не так ли? Ну... что сказать... От вас, мистер Малфой, я тоже ничего другого не ожидала, — Гермиона привстала со стула, намереваясь наконец-то уйти. Было очевидно, что полноценного сотрудничества со знаменитым Пожирателем смерти сегодня точно не получится. Но окончательно сбежать Гермионе помешал стук в дверь и появление на пороге Розмарин Бленкинсоп, секретарши Шеклболта. — Господин министр, простите, но по телефонной линии вас ожидает премьер-министр правительства маглов. По-видимому, у него имеются какие-то проблемы, связанные с приближающимся празднованием солнцестояния. Он настаивает на разговоре с вами. — Что, прямо сейчас? — раздраженно бросил Кингсли. — Да, сэр. На связи уже сам премьер. Поднявшись со своего кресла, Шеклболт недовольно пробормотал себе под нос: — Ну почему… почему он не может отправить сову, как любой другой цивилизованный человек? Чертов телефон! Ненавижу эту проклятую вещь, — он взглянул на Малфоя с Гермионой. — Я прошу извинить меня, но вы вдвоем вполне можете продолжить обсуждение самостоятельно. И постарайтесь к моему приходу не убить друг друга, — министр вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь. Какое-то время они сидели и молчали, не глядя один на другого. И не решаясь нарушить повисшую в комнате тишину. Прошло несколько минут. Гермиона почти готова была взорваться. Нет, конечно, она могла встать и демонстративно уйти. Но кто бы поручился, что этот эпатаж не осложнит ей жизнь, причем с понедельника? Им с Малфоем и впрямь было бы лучше прямо сейчас заняться этим чертовым законом. Она осторожно взглянула на него. Тот даже не обратил внимания, упорно разглядывая маленькую фигурку фарфорового дракончика, стоящую на столе у Шеклболта. — Нет… Это какая-то нелепость... — начала Гермиона и добилась своего: Малфой перевел взгляд с дракончика на нее. — Давайте просто сделаем то, о чем просил министр. Обсудим спорные моменты закона. В глазах ее оппонента мелькнуло победное ликование (девчонка пошла на уступки!). Уголки рта Люциуса Малфоя дрогнули в улыбке. — И о чем же конкретно просил министр? Что нам нужно обсудить, чтобы покончить с этим скорее? — Детали планируемого закона. По сути, вы являетесь владельцем редких и опасных артефактов, изворотливо сохранив за собой на это право, а мы сохраняем за собой право контролировать их. И если министерство обнаружит, что они используются, то вы отправитесь в Азкабан. По-моему, очень простое решение. В чем проблема? — Хм… Как-то вот я все-таки думал, мисс Грейнджер, что вы должны быть умней. Гермиона мученически закатила глаза. — Ну и что не так в моем предложении? — Вы должны знать, что некоторые магические предметы, особенно те, что связаны с наиболее темной частью нашей культуры, требуют регулярного профилактического осмотра и использования. Можно сказать, эдакого «проветривания», чтоб вам стало понятней. Иначе их темная мощь со временем становится все более и более концентрированной. И если я не буду регулярно использовать какие-то из них мягким и безвредным способом, то постепенно они станут очень опасными. А, согласно вашему новому закону, мне это будет грозить тюрьмой. Нелепость. Не находите? — Но мы не можем допустить никаких нарушений закона. И соблюдать его строго необходимо. — Я был уверен, что вы скажете именно это. Выдерживать такое пренебрежительное высокомерие Гермиона больше не могла. Поднявшись с места, она решила сказать ему напоследок все, что думает, а затем наконец уйти. — Мистер Малфой, вы должны понимать, что вам и так с трудом удалось избежать повторного заключения в Азкабан после недавней войны. И любого намека на то, что вы принялись за старое, будет достаточно, чтобы вас снова усадили за решетку. Что окажется причиной, скажу откровенно, моего безмерного ликования. Люциус тоже внезапно встал и шагнул к ней. Он оказался гораздо выше, чем помнилось Гермионе, и та невольно отшагнула от его мощной фигуры, угрожающе нависшей над ней. — Значит, безмерного ликования? Однако… какой злой у вас язычок, мисс Грейнджер. Возможно, вы не только завзятая бюрократка, умеющая иронизировать? Быть может, у вас имеются еще какие-нибудь таланты? — Я не иронизирую, мистер Малфой, а говорю совершенно серьезно. После войны я от всей души надеялась больше никогда не увидеть вас. Думала, что вы будете гнить в тюрьме до конца своих дней. И сгниете там! Тем более что до сих пор не вижу в вас никакого раскаяния или сожаления, ни в чем не вижу. Вы были спасены благодаря лишь своей семье, Малфой. Семье, которая теперь, насколько я знаю, не желает даже общаться с вами. Не желает иметь ничего общего. Да и как можно винить их за такое отношение? Вам, наверное, очень больно от этого, да? А еще грустно, горько и одиноко... Боже мой, какая жалость, что итог оказался столь неутешительным. Гневно раздув ноздри, Люциус сделал к ней еще один шаг, и Гермиона испугалась, что зашла слишком далеко. Сказать по правде, она понимала, что излишне резка, и даже не ожидала от себя такого, но… слов назад не вернешь, и потому упрямо стояла на своем. — Знаешь, кто ты? Желчная языкастая сучка! Вот кто. — Ну… как по мне, так я ничего слишком несправедливого и не сказала, Малфой. Особенно после всех тех оскорблений и унижений, которыми в свое время злоупотреблял ты. Боюсь, что это вообще самая малость, на которую я имею право. Лицо Люциуса исказила странная гримаса, и он сделал еще шаг, оказавшись совсем близко. Сжав губы, Гермиона вздернула подбородок. — Ай-я-яй… Кажется, я тебя недооценил. Грязнокровочка-то и кусаться умеет, оказывается, — зловеще промурлыкал он. Рассвирепев, Гермиона бездумно подняла руку и замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Гнев и ярость — вот что переполняло ее сейчас. Однако реакция у Малфоя была превосходной: он молниеносно перехватил поднятую ладонь, крепко сжав тоненькое запястье сильными пальцами. Гермиона начала яростно трепыхаться, пытаясь избавиться от живого наручника, что вызвало у Люциуса лишь саркастическую, но при этом самодовольную улыбку. — Я бы не советовал тебе распускать когти, чертова кошка! Глаза защипало от злых, некстати появившихся слез, и только усилием воли Гермиона заставила себя не расплакаться. Вместо этого, она собралась ударить его второй, и уже замахнулась снова, но Малфой схватил и эту руку тоже, с силой сжимая еще одно запястье. Он крепко прижал Гермиону к себе, не давая двинуться с места. Она пыталась освободиться, но силы оказались не равны: Люциус, как взрослый мужчина, был намного выше и сильней невысокой хрупкой Гермионы. В глазах которой светилась в эту минуту жгучая ненависть, еще больше разжигавшая в нем желание победы. — Отпусти сейчас же! И никогда… Слышишь, Малфой? Больше никогда не смей дотрагиваться до меня… Их взгляды скрестились, как скрещиваются заточенные клинки. Словно завороженная уставилась Гермиона в широко раскрытые и удивительно яркие глаза Люциуса Малфоя, которые будто освещались изнутри каким-то странным пламенем, прикрытым серой дымкой. Насмешка в них уже исчезла, теперь он смотрел на нее так, что взгляд его можно было назвать лишь ослепительно ясным. Да, именно так. Гермиона вдруг ощутила, как внутри возникает необъяснимое, почти болезненное ощущение, избавиться от которого почему-то не получалось. — Слышу, — ответил наконец Малфой, и голос его тоже был теперь другим — низким, глуховатым и даже… почти соблазняющим. — Больше никогда. И, по-прежнему крепко сжимая ее запястья, он начал наклоняться к лицу. Медленно. Парализуя ее своей неспешностью еще сильней. Парализуя, как удав парализует замершего от ужаса кролика. Ближе. Еще ближе… — Больше никогда... Губы его крепко прижались ко рту Гермионы, и ее внутренности тут же кувыркнулись. Она попыталась отстраниться, но Малфой не позволил этого: закинув руки Гермионы себе на плечи, он обеими ладонями обхватил ее голову и прижался еще крепче. Еще мгновение — и вот он уже приоткрыл ее рот языком и скользнул им внутрь. Плохо осознавая происходящее, Гермиона потерялась в ощущениях. «Я целуюсь с Люциусом Малфоем! И это почему-то приятно. Нет, чертовски приятно…» У его рта был вкус спелой вишни и знаменитого итальянского вина — марсалы. И этот необыкновенный вкус не позволял Гермионе сосредоточиться, а Малфой, будто чувствуя ее замешательство, целовал все уверенней, все настойчивей. «Этого не может быть! Я… я не могу целоваться с Люциусом Малфоем, — мелькнула мысль, когда язык Малфоя уже хозяйничал в ее рту. — Я же не могу целоваться с этим чистокровным ханжой. Неустанным ненавистником таких, как я. Пожирателем смерти!» Но тело почему-то упрямо отказывалось прислушиваться к этой малоубедительной тираде. Оно (это самое тело) почему-то чувствовало себя… хорошо. Нет! Чудесно. Теперь их языки танцевали уже парный танец. И Гермионе это нравилось. И нравилось, как Малфой резко вдохнул через нос, не желая прекращать поцелуй. Не желая отрываться от ее губ ни на миг. Она уже не думала о том, что ей и самой тоже не хочется этого. Сейчас Гермиона жаждала их поцелуя никак не меньше, даже несмотря на то, что припухшие губы уже болезненно ныли. Краем сознания волшебница поняла, что ее подтолкнули к столу и усадили на него. Но противиться не стала. Наоборот, потянулась к Малфою и начала лихорадочно расстегивать его мантию. Под верхней одеждой на Малфое оказалась черная рубашка, которую Гермиона расстегнула следом. Перед глазами появился бледный, скульптурно очерченный мужской торс, и теплые гладкие ладошки стремительно пробежались по нему. Чуть позже их сменило прикосновение сладкого рта, осторожно скользнувшего языком по светлой коже его груди, словно бы пробуя и наслаждаясь этой дегустацией. Которая заставила Малфоя откинуть голову назад, негромко зашипев что-то от удовольствия. Однако, зная, что времени у них катастрофически мало, Люциус не медлил. Он рывком рванул на ее груди блузку, приоткрывая темный атлас лифчика, а потом сразу же опустил руки ниже и, подняв юбку, сорвал узенькую кружевную полоску трусиков. — Быстрее… — пробормотала Гермиона, которая уже ни капли не колебалась, готовая принять то, что должно было произойти. Она хотела, чтобы это произошло. И пока Люциус расстегивал собственные брюки, пристально вглядывалась в его лицо. «Как… как и почему могло произойти нечто подобное? Как случилось, что этот мужчина кажется мне сейчас таким близким, таким желанным? Таким красивым… Ведь я хочу его так сильно, как не хотела никогда и никого», — запрокинув голову назад, Гермиона зажмурилась и тоскливо застонала. Словно в ответ на этот стон, Малфой раздвинул ей колени и заставил одной ногой обвить себя вокруг талии. А потом, прежде чем обратиться к Гермионе, тяжело втянул в себя воздух. — Открой глаза, я хочу видеть их. Хочу, чтобы ты смотрела и чувствовала. Та поймала его взгляд, зная, что произойдет сейчас. И не ошиблась. Одним сильным толчком Малфой проник в нее. Так глубоко, что Гермиона ощутила ужасный дискомфорт. Потом отстранился и проник снова, еще глубже. Заставив ее прикусить губу, чтобы не застонать. «Черт… Как же больно… но как же мне нравиться эта боль...» Веки Гермионы невольно опустились, но уже в следующий миг она опять услышала голос Люциуса. — Нет! Смотри на меня. Открыв глаза, она приподнялась на локтях и сфокусировала взгляд на Малфое, который в этот момент жадно наблюдал, как член его погружается во влагалище. — Смотри. Я хочу, чтобы ты видела, кому отдаешься. Мне. И я никогда не позволю тебе забыть этого... Гермиона. Он поднял голову, остановился и испытующе взглянул ей в лицо. Гермиона скорчила нетерпеливую гримаску. — Ну же… Малфой иронично приподнял бровь. — Что? — Не останавливайся… пожалуйста. — Пожалуйста? Неужели вы снизошли до просьбы, мисс Грейнджер? Вы просите меня, я правильно понимаю? — Прекрати! Да, снизошла. Прошу, пожалуйста, не медли. Ну же! Я… я хочу тебя, и хочу быть твоей, — последние слова Гермиона произнесла чуть не плача. Сознание туманилось от вожделения, и она почти не осознавала себя. Люциус еле слышно хмыкнул, пряча взгляд, в котором мелькнуло то самое «безмерное ликование», о котором говорила ему Гермиона всего несколько минут назад. — Прикоснись к себе, — приказал он. Она, не колеблясь, опустила руку и дотронулась до клитора, закружив по нему пальцами. — Не так активно, моя девочка, — Малфой почти сразу остановил ее, и в голосе его зазвучали дразнящие нотки. — О, нет… Твой оргазм наступит лишь от того, что буду делать с тобой я. Это моя прерогатива. Я буду тем, кто подарит тебе его. С этими словами он вновь с силой толкнулся внутрь. Так, что Гермиона упала спиной на стол и негромко вскрикнула, ударившись о жесткую столешницу. Малфой склонился к ней. — Скажи… что ты чувствуешь? — его красивое лицо было сейчас настолько близко, что она могла разглядеть каждую морщинку. — Тебе хорошо? Хочу услышать, каково это — трахаться с мужчиной, которого ты искренне ненавидела всего несколько минут назад. Сейчас он двигался медленно и осторожно, даже не выходя из нее полностью. Гермиона с силой сжала мышцы влагалища и увидела, как лицо его дрогнуло от пробежавшей волны удовольствия. — То, что мы делаем сейчас… оно… вообще за гранью. За гранью добра и зла. И все же… это что-то великолепное. Почти совершенное, — тихо прошептала она. — Надеюсь, ты понимаешь, что я собираюсь выдолбить из тебя все то, что было до меня?.. Гермиона еле заметно кивнула. Малфой постепенно ускорялся все сильней и сильней. И Гермиона опять ощутила, как проваливается в какое-то необъяснимое чувственное буйство, незнакомое ей до сегодняшнего дня. Казалось необыкновенно странным, что буйство это неожиданно случилось от близости с мужчиной, которого она меньше всего могла представить рядом с собой. Казалось, их тела будто бы кто-то создал одно для другого. Одной рукой крепко удерживая ее за бедро и не давая скользить по гладкой древесине стола, другой он потянулся к груди. Малфой вытащил из чашечки бюстгальтера одно из полушарий и принялся нежно играть с ним, постепенно сжимая набухшую ягодку соска чуть крепче. Все, что он делал с ней, казалось Гермионе божественным. Она знала, что уже балансирует на грани. Знала, что вот-вот провалится в блаженную радость оргазма. И не удержалась, снова опустив веки. Люциус наклонился почти к самому уху. — Открой глаза. Я велел тебе смотреть на меня. Гермиона послушалась и тут же услышала жаркий шепот, обжигающий ушную раковинку. — Хочу, чтобы ты кончила первой. Хочу увидеть и услышать, как ты кончаешь. Теперь его толчки стали почти стремительными, и каждый из них приближал то, чего так хотел Люциус Малфой. Который, теряя над собой контроль, вдруг прошипел сквозь зубы, словно досадуя на самого себя: — Я тоже чувствую тебя, девочка. Чувствую, как реагирует твое тело на каждое мое движение. И ты… ты подходишь мне… идеально. Как ты посмела, молоденькая и дерзкая сучка, как ты посмела стать лучшим, что я имел в своей жизни? Как смеешь заставлять меня желать тебя, восхищаться тобой, сходить с ума? — Боже мой, не останавливайся, Люциус… — прохрипела Гермиона, с трудом осознавая, что впервые назвала его по имени. И ощутила, как он вздрогнул, услышав это. Теперь они уже не размыкали объятий, крепко прижимаясь друг к другу. Только двигались и двигались, готовясь окунуться в желанный восторг разрядки. — Ну же, Гермиона, ну же, девочка… Пора, — он слегка изменил угол проникновения, и Гермиона и впрямь поняла, что пора. Что долгожданный оргазм — вот он, накрывает ее с головой. Она задрожала от ощущения, что растворяется на миллионы мельчайших частиц. Гермиона Грейнджер уже не была прежней собой. Она стала той чувственностью, которая и есть сама полнота жизни. И осознание это она обрела только сейчас. В объятиях Люциуса Малфоя. Который, ощутив ее содрогания, понял, что сдерживаться больше не может. Он толкнулся в нее еще несколько раз и наконец-то излился. Сильно и ярко. Теряясь в этой женщине и забывая в ней самого себя. И только после этого они замерли, отчаянно пытаясь поскорее успокоиться и прийти в норму. Отстранившись, Люциус осторожно помог ей подняться и принялся приводить обоих в порядок. По мере сил Гермиона помогала ему, и все же в глубине души ощущала какое-то неясное разочарование. Ей не хотелось, чтобы все закончилось так быстро и скомкано. Хотелось еще какое-то время оставаться с ним. Рядом. Прижавшись телом к телу. «Кажется, я сошла с ума, но мне хочется быть с этим мужчиной вечность…» Но торопились они не напрасно. Не прошло и минуты с тех пор, как оказалась застегнутой последняя пуговичка на блузке Гермионы, когда дверь отворилась, и в кабинет вернулся Кингсли Шеклболт. — Я прошу извинить меня за столь долгое отсутствие… О-о-о… как хорошо, что вы все еще живы и здоровы. Улыбнувшись, Гермиона как ни в чем не бывало потянулась к маленькой фигурке дракона, перевернувшейся во время их безумства, и аккуратно поставила ее на место. — Ничего страшного, — отозвался Малфой. — У нас как раз было время достигнуть некоего компромисса. Мисс Грейнджер убедила меня в логичности данного дополнения. С учетом, конечно, и моих интересов. Мы решили, что при появлении необходимости вынужденного использования поднадзорных артефактов, она будет лично принимать в этом участие, чтобы засвидетельствовать полноценное соблюдение закона. Таким образом, удовлетворенными окажутся все стороны, не так ли? — он слегка повернулся к Гермионе и встретился с ней глазами. — Буду рада помочь вам, — кивнула Гермиона. — Эм-м-м… Ну, это же… просто великолепно… — от растерянности Шеклболт не мог найти слов. И Гермиона с Люциусом воспользовались возможностью поскорее ретироваться. — Министр, — привычно растягивая слова, наклонил голову Люциус. — Если вам понадобится что-то еще, вы знаете, где меня найти. — Прекрасного тебе уик-энда, Кингсли! — Гермиона тоже поскорее шмыгнула к двери, не дожидаясь, пока Шеклболт снова задержит ее. А найдя ближайший тихий уголок в коридоре, героиня войны и экс-Пожиратель смерти повернулись друг к другу. — Что ты имел в виду? Ну… когда сказал, что я должна буду регулярно бывать у тебя в поместье. — Только не делай вид, что не поняла… — улыбнулся Малфой. На его губах играла именно улыбка, а не ухмылка или насмешка. И от этого у Гермионы внутри снова что-то перевернулось. — Хорошо, не буду. Я поняла. — Вот и прекрасно. Тогда давай подумаем… Собственно, я собираюсь произвести профилактику одного из своих артефактов в начале следующей недели. Скажем… в понедельник. Тебя устроит? — и, дождавшись ее кивка, он чуть заметно поклонился и направился в сторону лифтов. А Гермиона мечтательно улыбнулась ему вслед. «Как же мне хочется, чтобы поскорее прошли выходные… и наступил понедельник!»