Гора с горой не сходится, а человек с человеком сходится

Он считался красивым даже по меркам Перворожденных. И это здорово мешало. Нет, конечно, приятно, когда можешь свести дружбу и даже приятно провести время практически с любым свободным эльфом, на которого ляжет твой взгляд, но… Как при этом доказать, что дружба и секс – не единственные вещи под звёздами, которые тебя интересуют? Как доказать, что не только умеешь видеть красоту плоти, но и не хуже других эльфов умеешь слышать, как течёт сок в стволе дерева, как поёт колыбельную своему потомству лисица-мама, или как сзывают на ужин запоздавших собратьев муравьи-охранники, готовясь закрыть на ночь все входы в муравейник? И потому он стремился стать лучшим во всём: в воинском искусстве, будь то стратегия битвы или владение мечом, в искусстве управления, в умении владеть телом в танце и знании всех традиций и обычаев своего народа. И потому он забыл, что такое – быть собой. Самим собой, а не таким, каким тебя хотят видеть или каким ты должен быть. И что молодая листва может напевать тебе о любви; и что красота твоя может не только лишать разума других, но и дарить счастье тебе самому; и что солнце и луна могут одинаково ярко светить вам двоим. Но почему-то стали бессонными ночи, проведённые вдали от любимого; стали пустыми дни, проведённые в одиночестве; не радовали ни песни леса, ни праздники эльфов, если не было рядом того единственного, ради кого хотелось жить бесконечно. И хоть гора с горой не сходится, ну да он-то не был горой. Он словно живая виноградная лоза оплетал своего возлюбленного, низал бусами нежные слова, подбирал подарки один другого изысканнее – не чтобы подкупить, но вместо слов выразить обуревавшие его чувства. Он словно родился заново после многих тысячелетий зимней спячки – и просыпался теперь постепенно, чувствовал, как снова струится по венам кровь, как расправляются плечи, наливаются силой мышцы, твёрже становится рука и легче шаг. И вот уже сын его заметил, что отец словно живой воды напился – снова загорелся взгляд, быстра стала поступь и могуч голос. И потому не удивился он, когда на ранней заре после весеннего равноденствия отец почти бесшумно (но сыну-то всё ведомо!) покинул шатёр, расставленный для него на широком лугу, где сошлись для весеннего праздника и люди, и эльфы, и гномы – и исчез на неделю, и только сойка, отцова любимица, каждый вечер возвращалась к шатру принца и кивала жёлтой головкой – мол, всё у моего хозяина хорошо… Хорошо быть красивым, но любимым – ещё лучше!