Пламя корабельных мачт отражалось в плещущейся воде, искажаясь частой рябью. Тени бились в дикой пляске, гротескными масками ложась на лица тех, кому больше не суждено было встать. Красный огонь. Живой и яростный, как и души тех, кто зажег пламя вопреки его желанию. Вода темнела у самого берега, отливая алым. Быть может, это было отражение ярких всполохов?
Одинокая фигура стояла далеко, на холме, с которого, однако, открывался слишком хороший вид на Гавань. Слезы застилали глаза, но она видела всё. Она видела шесть кораблей-факелов, которые озаряли всё то безумство, что недавно происходило внизу.
Шесть белоснежных мачт пылали, освещая залитые кровью трупы на некогда белоснежном песке. Зияющие раны были присыпаны мелкими камушками, а в пустых глазницах высыхала белесая жидкость от некогда ясных эльфийских глаз.
Тела великих воинов своего прекрасного народа уродливо смотрелись на береговой линии, часть из них осталась гнить в воде, и шумные волны носили безвольные тела туда-сюда. Величавые бакланы слетелись на пиршество: их белоснежные перья обагрились, острые клювы вспарывали податливую плоть и жрали склизкое мясо. Птицы дрались за каждый лакомый кусок, хотя их было вдоволь. Руки, ноги головы — отдельно от тел; размозженные о камень виски и лбы, светлые грязные волосы в спекшейся крови — такова была картина минувшего.
Ей хотелось озарить истошным воплем округу — со всей болью, во всю мощь. Но с губ не срывалось ни звука.
И только шум волн да пронзительные крики чаек разрезали зловещую тишину.
Мертвенный ужас сковывал сердце...
Не-е-е-ет!
Высокая фигура резко вскинулась на кровати и села, тяжело дыша. Звонкий крик отчаянья до сих пор звенел в ушах. Её крик. Он набатом звучал в голове, не давая выбраться из дымки воспоминаний, вернуться в реальность. Перед глазами все еще стояли кровавый пляж и поверженные тела ее собратьев. Эльфийка подняла дрожащие руки к глазам, отрешенно рассматривая ладони. Тонкие пальцы дрожали, под лунным светом отбрасывая изломанные тени. Всхлип, еще один. Длинные пальцы обхватили плечи. Корпус раскачивался вперед-назад, мерными движениями словно убаюкивая разум.
Она ушла от семьи. Она здесь одна. Предатель рода, чужая — как для своих, так и для чужих.
Завернувшись в плед, как в саван, и невесело усмехнувшись непрошенной ассоциации, Артанис неслышно спустилась под сень вечнозеленых деревьев. Холодный мох щекотал ноги, а сквозь кроны иногда проглядывали первые звезды. Что ж, вероятно, лес совсем недавно погрузился в царство Лориэна. Не зря хранительница Дориата была ученицей Ирмо — редко кого мучили бессонные ночи по эту сторону Завесы. Эльфийка не оглядывалась, она шла вперед, не разбирая дороги, остекленевшими глазами глядя вдаль. Бледные пальцы сжимали край пледа, пытаясь спастись от пробирающего до костей ночного холода на краю леса. За завесой цвела ранняя весна. Если Менегрот всегда радовал летней теплотой, то ближе к границам природа брала своё, плавно переходя в естественное состояние.
Шаг, еще один... Взгляд наткнулся на поляну. Вовсе не ту, что... Но воспоминания на мгновение вытеснили реальность, воскресив в памяти столкновение с незнакомцем. Высокий, статный огненный мужчина, что ее спас. Она до последнего отказывалась верить, но, сопоставив имеющуюся информацию с добытой путем ненавязчивых расспросов хозяев замка, Артанис убедилась, что это был именно он. Саурон Жестокий. Она никому не рассказала о своем спасителе, сама не находя ответа на вопрос «Зачем»? Вероятно, только он сам мог бы дать ответ. И сказал лишь позвать... Но приглашать врага в дом, где ты всего лишь гость — неразумно. Как его называли? Гортхаур? Грубо, нет, слишком неподходящее имя — он был в облике прекрасном, и эльфийская натура протестовала против такого обращения.
Надо было лишь вспомнить...
— Майрон?..
Секунда, вторая. Где-то вдалеке ухнула сова, перелетая с ветки на ветку в охоте за будущим завтраком. Перед ее ногами не взвилось пламя до небес, не раскрылась расщелина в царство мрака. Ничего и никого.
Пальцы ее сильнее стиснули покрывало, до белизны на костяшках. Что ж, она ожидала нечто подобное — даже врагу не нужна этой безлунной ночью. Бесцельные попытки сбежать от себя и от судьбы редко удавались. Особенно, если ты был проклят.
Она со всей силы ударила рукой по стоящему рядом толстому дубу, тихо зарычав. Лишь содрала кожу, вековое древо и не шелохнулось. Артанис понимала, что глупо ждать чуда, но от этого становилось только хуже.
— Ты слабее властительницы этого леса, Хозяин Ночи! — голос срывался, по рассеченной руке вниз стекали редкие капли крови. — И лгун, как и твой хозяин. Пусть ты и спас меня, — в глазах слезилось то ли от непонятной горечи, то ли от холода, ведь она даже не заметила в порыве эмоций, как упал плед с ее плеч. — Но я всё так же тебя нен-а...
Закончить дочь Финарфина не успела. Огненная вспышка и смазанная тень — вот и все, что успела она заметить, прежде чем ее заткнули самым неприличным способом. Прямо на середине фразы уста обожгло поцелуем, а сильные руки стиснули талию, скрытую тонкой накидкой, не давая ни шанса отстраниться.
— А я уж думал, не позовешь, — тихий шепот в самое ухо, пока женщина ещё не очнулась от шока, пока не успела оттолкнуть.
Что произошло? Это было неправильно. Она должна была чувствовать чудовищную неправильность происходящего, но ее почему-то не было. Ничего лишнего, только кольцо горячих рук, что согревало замёрзшее тело. Обжигающие пальцы провели линию от затылка до поясницы, разливая волны тепла от точки прикосновения. Приятная нега разливалась по телу. Но эльфийка не позволила себе полностью отдаться ее желаемой прелести и возмущённо дернулась, лишь почувствовав, как явившийся на ее зов властно очертил впадинку между ягодиц.
— Ты...
Губы, не привыкшие к такому, — да что уж там, никогда не испытывавшие такого — раскрылись, норовя выпустить на свободу обличающую речь, но тут же покорно сомкнулись, подчиняясь пальцу, что лег на уста в жесте молчания.
— Не надо, Звезда. Ты должна сиять, а не мерцать, — он приподнял ее голову за подбородок, вынуждая взглянуть в глаза.
Как равные. Насмешка ли это Создателя или же само провидение — она была выше многих мужей своего народа, лишаясь счастья быть для кого-то хрупкой девой.
Сейчас же, стоя посреди леса в горячих полуобъятьях, она пыталась понять мотивы своего спасителя, недоверчиво вглядываясь в золотые глаза. Он мог убить ее сразу. Он мог ее просто не спасать. Огненная радужка сияла, словно жидкое пламя танцевало вокруг зрачка.
— Мне сегодня виделся сон, — против воли прошептали губы. — Огонь поглощал все, и я была там одна, бессильна совладать с ним, и неимоверна близка к тому, чтобы сгореть в его пламени, — эльфийка подняла руку, на которой уже запеклась дорожка крови, несмело проводя ладонью по предплечью.
— Ты достаточно сильна, чтобы совладать с любым пламенем, и помни о том, что ты никогда не будешь одна. Ты будешь великой, Алатариэль, позволь лишь помочь тебе стать той, кем ты рождена. Позволь подарить тебе огонь, сделать единой с ним, чтобы ты больше никогда не боялась.
Она проследила за тем, как майа сделал шаг назад, беря ее ладони в свои. Его взгляд словно очерчивал каждую линию. Мгновение, и в раскрытых женских ладонях заплясал небольшой огонек, не обжигая, но лаская кожу ласковыми язычками.
Эльфийка зябко передернула плечами, сожалея об утраченном тепле. Казалось, в жилах мужчины тек огонь, что спасал ее от сырости ночного леса. Будто завороженная, она смотрела на сгусток пламени, что танцевал в ее ладонях. Это было чудесно, прекрасно, восхитительно.
— Да... — только и смогла выдохнуть очарованная эльфийка, сжимая кулаки, чтобы силой воли погасить пламя.
Она прекрасно поняла, что он имел ввиду. Прекрасный, но опасный дар, что можно преподнести лишь в единстве душ. Единстве тел. И она жаждала его всей своей сутью, влекомая желанием избавления от кошмаров и желанием в целом. Плененным ли темной магией, покоренная ли напором, не важно. Она чувствовала, что это не принесет вреда, скорей наоборот. Какие же мотивы преследовал темный майа, не важно. Точнее не время сейчас для них.
Галадриэль подалась вперёд, вжимаясь всё ещё дрожащим телом в твердую горячую грудь, стискивая пальцами мягкую ткань туники.
— Я этого хочу... — прошептала она прямо в губы Майрону. — Подари мне... себя.
Усмешка пробежала по его лицу, словно сбылся желанный коварный план, и их губы снова сплелись в поцелуе. Жарком, как лава Роковой горы. Наглые руки легли на тонкую талию и поднялись к груди с твёрдыми от холода сосками, она ответила легким укусом и прижалась тесней, чтобы не оставить промежутка между их телами. Артанис чувствовала, насколько горячо его тело, будто сдерживаемый жар рвался наружу. Между тем он отстранился, снова предприняв попытку прикоснуться к ее груди, и она позволила, на ощупь стараясь расстегнуть мешающие застёжки кожаного жилета. Тонкие и слегка огрубевшие пальцы массировали соски, слегка пощипывая и даря приятное ощущение колкого жара, словно искорки пламени игриво дразнили нежную кожу. Они горели вместе.
Его губы оторвались от нее и прочертили дорожку поцелуев по длинной белой шее, чем вызвали шумный вздох и приятную дрожь, что лишь усилилась, когда майа слегка прикусил кожу над ключицей. Магия тьмы или магия тел, но это безумство не хотелось прекращать.
Кроны деревьев шумели, заглушая ее приглушённые лёгкие стоны, сопровождающие каждый укус и каждое прикосновение.
Его туника и жилет затерялись в траве. Она завороженно чертила неведомые знаки на его обнаженной груди, отмечая соблазнительные мускулы и тонкую дорожку волос, уходящую под ткань штанов.
Тонкая эльфийская накидка последовала туда же, и вот уже она стояла перед ним совершенно обнаженная, подверженная жадному взгляду золотых глаз. Ничуть не стесняясь наготы, дочь Финарфина во всем своём открывшемся бесстыдстве приникла к голой груди врага, прочерчивая алые полосы на его спине и вжимаясь жаждущим телом в его жаркое естество.
Саурон медленно отстранил ее от себя, как она видела, стараясь сдержать собственные желания, снял сапоги и неспешно начал развязывать застёжку штанов. Ловкие пальцы специально дразняще проводили по обнаженной коже живота, словно предлагая помочь.
Плотная ткань будто нехотя скользнула вниз, открыв неискушенному взору эльфийки гордо вздымающийся вставший член. Словно обрамление прекрасного, полные жаркой крови вены на нем были обвиты витиеватыми золотыми узорами. Словно манившие обвести их кончиком языка.
Завороженная таким возбуждающим мужским естеством, она позволила притеснить себя к дереву, намеренно потеревшись о твердый член Майрона и вызвав в нем тихий гортанный рык.
Дальнейшее было словно в каком-то дурмане и отдавалось в памяти лишь приятным ощущением единения тел, горячего твердого члена внутри. Все обрывалось яркой золотой вспышкой, словно исходящей от ее любовника.
***
Лучи рассвета пробивались сквозь густые кроны деревьев. Две фигуры лежали на земле, прижавшись друг к другу, молча вглядываясь ввысь. Золото-серебряные локоны рассыпались по земле, переплетаясь с огненными, сияя в лучах встающего светила.
— Пора, Звезда моя, не стоит тебе светиться в моей компании в эльфийских землях.
Плавным движением Майрон поднялся с земли, помогая эльфийке, лёгко накидывая на ее плечи тяжёлый черный плащ с красной подкладкой.
— Больше тебя не будут преследовать страхи прошлого, и холод отныне не страшен тебе — в сердце твоём будет течь энергия, способная на многое. Я не могу тебе сказать, когда мы свидимся вновь, но если что — ты знаешь как меня найти.
Майа усмехнулся, нежно погладив по щеке эльфийку. Она и впрямь больше не ощущала холода, что преследовал ее со времен Хэлкараксэ, но плащ уютной тяжестью лежал на плечах, и она не собиралась отказываться от сего дара.
— До встречи, Майрон, — она тоже провела подушечками пальцев по лицу любовника, очерчивая невесомыми касаниями контур лица. — Эта ночь навсегда останется в моей памяти как самое светлое, пусть даже в следующий раз нам предстоит встретиться на поле боя.
— Я надеюсь, до этого не дойдет, — мягко прикоснувшись своими губами в прощальном поцелуе, Майрон нехотя отступил, сливаясь с тенями рассветного леса, исчезая из зрения.
***
Спустя неделю непонятный шум разбудил эльфийку, что с тех пор ночами спала спокойно. С трудом остановив проносящуюся мимо стражу, ей удалось узнать что пропала Лютиэнь.
Ещё через декаду, поутру, на подушке рядом с собой, эльфика обнаружила клочек бумаги с, видимо, наскоро нацарапанной запиской засохшим пятном крови в углу.
«Уходи оттуда, Галадриэль, проклятье Феанора готово к следующей жатве». Подписи не было, но сама записка была придавлена огромной бордовой розой.
Через четыре дня, с благословления Мелиан и при помощи Келеборна, Алатариэль покинула защитную завесу Дориата, чтобы никогда больше не вернуться под сень деревьев, видевших так много.
