Valium

      Стэнли был слишком "земным". Он жил логикой и реальностью. Билл же жил мечтами.       Прошлое лето оставило на душе Стэна глубокий след. Но как бы он ни пытался доказать, что всё произошедшее действительно было, родители только разводили руками и говорили: «Может, его лучше записать к психологу?»       Возможно, Стэн бы и сошел с ума, не будь Билла рядом. Тот всегда приходил к нему, даже несмотря на то, что Клуб Неудачников распался в последний день лета. Он всегда был рядом. Всегда: когда Стэну становилось до боли одиноко, когда слёзы сами наворачивались на глазах только лишь от одних воспоминаний или когда ему снились до ужаса реалистичные кошмары. Стэн звонил Биллу – тот приходил.       Урис медленно сходил с ума. Он вздрагивал от каждого шороха в доме или на улице. Ограничил круг общения до минимума. Всегда оборачивался, когда шёл домой. Он каждый раз вскрикивал, если кто-то клал руку на его плечо или слишком тихо подходил сзади. Билл понимал его и пытался помочь.       Стэн говорил себе, что Билл лучше любого психолога или психиатра, которых они меняли каждую неделю, то и дело выписывая чеки на тысячи долларов. Родители тяжело вздыхали, мол: «Ну что ж. Вы сделали всё, что могли».       В отличие от них, Денбро всегда был рядом, и он всегда знал, что у Стэна на душе. Билл был эффективней любого Валиума или Флуоксетина, за которыми он уже устал бегать в аптеку, меняя рецепты на эти пустышки.       Сначала у Стэна диагностировали высокую тревожность. Потом — СТДР*. А потом ещё что-то, но Урису уже всё равно — его считают психом, ему никто не верит.       Мальчик рисовал воображаемых монстров, которых он вытягивал из цепких путов своего воспаленного сознания , а его врач только качал головой и смотрел на него с такой жалостью, что Стэну хотелось выброситься в окно.       После этого сеанса он начал замечать, что подобных мыслей стало слишком много.       Он не говорил Биллу. Не говорил, как по часу стоит в ванной, разглядывая свое отражение, не отрывая глаз от зеркала. Как сжимает запястья и отводит взгляд в сторону полки, где лежит коробочка с лезвиями. Потом, будто по щелчку, он приходит в себя.        Но Билл бы не был тем самым, кто спасает Стэна от повседневной рутины, если бы не заметил, что парень начал слишком низко натягивать рукава свитера. Билл бы не был тем, кто оберегает Стэна, если бы он силой не схватил Уриса, не заломил бы его руки и не оголил изрезанные вдоль да поперек когда-то белоснежные, чистые запястья.       Но Билл был. Был всем.       Он кричал и плакал. Срывал голос и тормошил парня. Пытался понять, что он упустил и когда успел потерять Стэна. Своего Стэна.       Билл целует его запястья и что-то поет. Такое тихое и родное:

a house, a home, a window you were here before the floorboards broke

      Солёная, теплая кровь мажет его губы, и Денбро слизывает её из раскрытых порезов. Стэн шипит, но ничего не имеет против.

in on themselves like black holes are the promises you keep just for people that you want

      Билл целует шершавые корочки порезов. Через неделю они пройдут. Но шрамы, что будут напоминать о них, останутся навсегда на запястьях Стэна и на сердце Билла.

because you can’t read any of our old conversations but i read them so often it’s like we still talk

      Билл целует уродливые рубцы на нежных руках. Он снова плачет и молит Уриса никогда не повторять этого. Стэнли ничего не отвечает, только лишь тяжело вздыхает и гладит длинными пальцами шелковые пряди волос Билла.       Стэн уже точно знает, когда это всё закончится, а Биллу только приходится гадать и ждать. Только он не знает, чего именно: исцеления мальчика или чего похуже.       Судьба Уриса уже давно прописана им самим. Он зажигает свечи миноры и ставит её рядом. Стэн пытается молиться, но все молитвы, которые он когда-либо знал, исчезли из его головы. Он просто стоит, смотрит на огоньки, обводит взглядом стёкла витражей в пустой синагоге, каждый выступ и каждую скамью. Вокруг такая пустошь. Как и в нем самом.       Никогда Стэн не видел, чтобы свечи горели так долго. Огонь продолжал гореть, несмотря на то, что воск уже растёкся по бронзовым ножкам миноры, нарушая все законы физики и здравого смысла.       На календаре пятое ноября. Как и вчера. Как и завтра. Стэн уже не знает, что такое время. Есть только пятое ноября, школа, Билл, психотерапевт… и смерть.       Мальчик уже забыл, что такое разнообразие, теперь он сталкивается с ним, только умирая. Он мог бы просто зарезаться, мог отравиться, утопиться, сброситься с крыши. Но нет. Его будто что-то удерживало здесь. Он не хотел оставлять Билла.       Урис не хотел ходить в школу или на терапию, но у него не было выбора. Билл мог легко уговорить его, правильно подобрав слова и жесты. Он, конечно же, не сможет подготовиться к этому важному моменту. В один день просто появится в ванной комнате у Стэна дома, увидит окровавленную воду и получит удар ножом в самое сердце.

***

      Сегодня пятое ноября. Красивое число. Сегодня умер Стэнли Урис.       Острое лезвие разрезает плоть, вскрывая тонкие вены. Стэн громко вскрикивает. Нет смысла сдерживать боль, когда ты убиваешь себя. Когда тебя убивает то, что создало твоё воображение или… реальность. Пеннивайз был слишком реален для его воображения. Юдифь была слишком настоящей, чтобы он мог ее придумать только для того, чтобы умереть.       Можно просто умереть. Умереть тихо, прекратить свои страдания, провалиться в мягкую темноту. Но парень не хотел. Он хотел жить даже сейчас, когда его тело уже не чувствовало ничего, кроме боли. Ах, эта чёртова любовь к жизни! И эта чертова любовь к Биллу… Алый, алый, алый.       Алая кровь забрызгала стены ванны, залила пол, когда Стэн схватился за бортик в безуспешной попытке вылезти из этой ловушки. Он уже давно не мог остановиться, да и до этого не мог. Руки, в порезах и ссадинах, изрезаны от запястья до локтя, ужасно щиплят и болят. Парень буквально чувствует, как кровь пульсирует из раскрытых вен, толчками вытекает из его тела. Когда-то белая футболка окрасилась в рубиновый цвет; лезвия рассыпались на холодной плитке.       Один порез, второй, третий. Лезвие входит глубже. Новый разрез тянется длиннее других. Последний, лишающий жизни; Стэн надавливает на манящую голубую вену, что так соблазнительно выступает на локтевом сгибе. Резкий порез — венозная кровь бьёт горячими ручьями, быстро течёт по руке и окрашивает воду в багровый оттенок.       Ему не потребовалось много времени, чтобы этот привычный мир потемнел в его изумрудных глазах и исчез навсегда. Парень лежал без сознания, уже не дышал. И никогда не будет дышать. Он никогда не будет таким живым, как Билл, что сейчас трясёт его безжизненное тело, в попытках вернуть мальчика к жизни. Он не воскреснет.       Билл задыхнулся от слёз и криков. Он отдышался и отпустил мертвое тело. А потом упал. Не потому что споткнулся или поскользнулся. Упал от отчаяния и безысходности. Горя и страха. Он стоял на коленях, пока вода и кровь пропитывали его джинсы.       Что теперь? Умирать самому? Убежать из дома и молчать? Позвонить 911? Что делать?!       Билл взглянул на Стэна: распахнутые потемневшие глаза, ванна крови, приоткрытый рот, бледная кожа. Денбро присел рядом с ним и погладил мальчика по слипшимся мокрым кудрям — такой мертвый, будто спящий, усталый.       Какие мягкие у него губы. Билл наклонился через бортик ванны и поцеловал Стэнли; кровавая вода намочила край рукава его толстовки.       Какая же солёная у него кровь с привкусом железа. И какие же мягкие губы. Нежная, липкая кожа.       Билла совсем не волновало то, что он испачкал всю свою одежду в крови. Ему хотелось просто лечь рядом со Стэном и лежать так целую вечность до самой своей смерти. Да, он мёртв, но он всё ещё Стэн Урис, его всё ещё можно любить и целовать, с ним всё ещё можно лежать и просто смотреть в потолок, представляя вместо белой штукатурки бездонный холодный космос, яркие звёзды и бесчисленные галактики...