Летопись на воде

Мэри, вытянув ноги, ритмично постукивала носком сапога по ножке стула Джека. С каждым ударом он чувствовал, как тот мелко вздрагивает под ним. — Мэри, можно тебя попросить?.. — вспылил он, отрывая лицо от ладоней. Та глянула на Энн и беззвучно, одними губами, произнесла что-то — очевидно, оскорбительное, — присовокупив красноречивый жест, намекающий, что она находит Джека умалишенным. Энн в ответ лишь закатила глаза. Впрочем, стук прекратился. Немедленно затосковав по нему, Джек снова оперся о руку лбом и принялся барабанить пальцами по столу. Макс все не возвращалась. В Нассау царило смятение. С самой кончины Марион Гатри поддержка дружественной Филадельфии становилась все более зыбкой. Полгода назад Фезерстоун потерял губернаторский пост, и продолжал исполнять обязанности лишь потому, что пенсильванские дельцы никак не могли поделить лакомый кусок и назначить преемника. Внезапный интерес Англии к местной политике пришелся некстати и грозил обернуться бедой. Роджерса назначили королевским указом, лишив филадельфийских претендентов не только шанса на власть, но и стремления вкладываться в процветание Нассау. Местных жителей охватила тревога. Даже те, кто не знал Роджерса лично и не опасался мести, слышали о нем достаточно, чтобы забеспокоиться о будущем. Те же, кто знал его, затаились, слишком избалованные недолгим миром, чтобы решиться бежать, бросив нажитое, но готовые передумать в любой момент. Роджерсу предстояло сделать первый ход. Наконец, дверь распахнулась — Джек оживился, а Энн торопливо спустила ноги со стола, опасаясь гнева Макс. Та, впрочем, ничего не заметила. Остановившись в дверном проеме, она — представительная и величавая в своем лучшем муаровом платье — смотрела на Джека с причудливой смесью досады и замешательства на лице. — Джек. Не мог бы ты объяснить, почему наш губернатор хочет тебя трахнуть? Джек закашлялся, слишком быстро вдохнув. Мэри инстинктивно расхохоталась — ее голос малость отдавал конским ржанием — однако, привстав, заботливо сунула бутылку с грогом ему под нос. — Чего? — с отвращением протянула Энн. — С чего ты взяла? — Джеку удалось прокашляться, но глаза его все еще слезились. — Поверь, я знаю признаки, — Макс брезгливо поморщилась, и, шагнув внутрь, заперла за собой дверь. — Я отправляюсь на встречу с новым губернатором, готовлю финансовые выкладки, выдумываю аргументы, которые убедят его не ставить нам палок в колеса, и что он спрашивает у меня, едва поздоровавшись? “Джек Рэкхем все еще на острове?”! — И что ты ему ответила? — спросил тот, наконец совладав с собой. — Разумеется, что по моим сведениям капитана Рэкхема повесили в Спаниш-Тауне два года назад. Роджерс счел это смешным. — Это не значит, что он хочет меня трахнуть, — заметил Джек. — Он облизывал губы. И касался собственных пальцев, вот так, — сложив руки вместе, Макс ласкающим движением прошлась от кончиков пальцев до самого запястья правой руки, обвела внутреннюю сторону ладони… Джек многозначительно кашлянул. Мэри, временно потерявшая связь с реальностью, встрепенулась. — Еще рому? — без капли смущения спросила она. Энн едва слышно хмыкнула. — ...и так далее, — закончила Макс. — Женщины умеют распознавать подобные знаки. — Правда? — скептически переспросила Энн и покосилась на Мэри. Та лишь недоуменно пожала плечами. — Я практически уверен, что тебе померещилось, Макс. — Джек поморщился. — Знаешь, говорят, что, когда человек годами занимается один делом, у него появляются всякие причуды. Например, я знал одного боцмана… — Джек, заткнись, — оборвала его Энн. — Я знаю, о чем говорю, не сомневайся, — Макс поджала губы. — И в нашем неприглядном положении этим разумно воспользоваться. Несколько секунд Джеку не удавалось полностью осознать смысл ее слов. — ...Что? Нет! — наконец воскликнул он, всплеснув руками. — Даже не думай! — Не будь ребенком, Джек! — Я сказал нет! — Ты вообще хоть раз?.. — Мэри сложила пальцы левой руки в кольцо и недвусмысленно подвигала в нем указательным пальцем левой. — Нет, — огрызнулся Джек. — Ты трахался с Чарльзом, — невозмутимо напомнила Энн. — Я не трахался с ним, просто иногда протягивал руку помощи другу, страдающему от одиночества в море. — Это называется “трахаться”, — подытожила Энн. — Что ж, значит, ты вполне способен протянуть руку и другие части тела Роджерсу, — сообщила Макс. — Ни за что! Макс резким движением оперлась руками о стол. — Джек. — Она твердо посмотрела ему в глаза. — Мы построили жизнь в этом городе. У меня здесь таверна, бордель и доли в других делах. И не только у меня. Наши бывшие соратники остепенились, завели семьи, а теперь что? Огастус и Идель сбежали на первом же судне. Никто не хочет попасть под горячую руку. Если Роджерс решит мстить — Нью-Провиденс опустеет в считанные дни. Все, над чем мы трудились, будет разрушено. Ты тоже можешь сбежать, но скольким ты уже пожертвовал ради того, чтобы остаться здесь? Ради того, чтобы Чарльз мог вырасти в месте, которое ты зовешь домом. Чего стоит еще одна малость? — Тогда почему бы тебе самой не трахнуть Роджерса — раз речь о такой малости? — Джек вскочил со стула, в ярости сжимая кулаки. — Я бы сделала это. — Макс прикусила пухлую губу, но голос ее не дрогнул. — А ты знаешь, как я ненавижу Роджерса, за все… за Элинор. Но если бы речь шла о благополучии Нассау, о жизнях наших людей — я бы уже лежала на спине. — Не сомневаюсь, — процедил Джек. — Это — лишь одно из средств для выживания, — хладнокровно ответила Макс. — Так же, как твои мозги, глаза Мэри или руки Энн. Победитель должен быть готов выцарапать победу из лап врага, использовать все и вся, и если противник думает хером вместо головы — мы воспользуемся и этим. — Когда Роджерс в последний раз думал хером — это закончилось плохо для всех, — неожиданно резонно заметила Энн. Повисло молчание. Макс со вздохом опустилась на свободный стул и скрестила руки на коленях. — Я не вижу иного выхода, — наконец произнесла она. — Я пыталась обсудить с Роджерсом наши перспективы, убедить, что ему выгодно поддерживать текущее положение дел, но он отказался говорить о чем-либо, пока не увидит Джека. — Джек, — негромко проговорила Энн. — Что произошло? Тот вопросительно приподнял брови. — Между тобой и Роджерсом, — пояснила она. — Я уже рассказывал, — Джек вздохнул, и сел обратно за стол. — Мы почти год провели в одной и той же долговой тюрьме. Мне удалось выбраться, а он остался. Макс нахмурилась, не скрывая, что распознала ложь или, по крайней мере, умалчивание, но ничего не сказала. — И он никогда не пытался... — в хриплом голосе Энн сквозило напряжение. — Что? Нет! — воскликнул Джек, отчего-то чувствуя себя обязанным защитить оскорбленную честь Роджерса. — Я понятия не имел, что он заинтересован! Он странно себя вел, даже для Роджерса. Словно решил похоронить себя заживо. Но потом начал говорить со мной, о Нассау, о… — Джек осекся. Интуиция подсказывала ему, что лишний раз произносить имя Элинор Гатри в присутствии Макс не стоит. — Я не знаю. Возможно, он привязался к единственному знакомому человеку в тюрьме. Как утенок. — Утенок, — сухо повторила Макс. — Я не слишком разбираюсь в подобных вещах, однако говорят, что, когда утята вылупляются из яиц… — Заткнись, Джек, — устало повторила Энн. Джек послушался и понуро опустил взгляд. Макс оценивающе рассматривала его, обхватив рукой свой подбородок и прижав большой палец к губам. — Джек, — задумчиво произнесла она. — Не мог бы ты вести себя чуть более… — она наморщила лоб, — ...соблазнительно? Мэри прыснула. Поджав губы, Джек сложил руки на груди. — О чем ты? Я соблазнителен как никогда. — Конечно, капитан, — давясь смехом, подтвердила Мэри. — Никто меня не ценит, — надулся Джек. — Губернатор ценит! — Это не смешно! — Ты знаешь, сколько миссис Фезерстоун тратила на платья и драгоценности? — радостно продолжила Мэри. — У тебя будут шляпы, и жилеты, и сапоги из испанской кожи, которые никто до тебя не носил, и табакерки с фарфоровыми картинками, ты не куришь, но на них такие хорошенькие овечки... — Мэри, — холодно прервала ее Макс. — Тебя не было здесь, когда Роджерс впервые стал губернатором. Ты не знаешь, о чем говоришь. Та сникла. — Я имею в виду, Джек, — упрямо продолжила она, — что если дело так пойдет, то я не против составить тебе компанию. Видела я вашего Роджерса, в порту. — Она хлопнула Джека по плечу. — Красив как черт. Я бы его трахнула. Как ни странно, от ее грубых слов на душе у Джека полегчало. В закутке, проснувшись, разразился плачем малютка Чарльз — у него резались зубы. Вздрогнув от неожиданности, они беспомощно переглянулись — кроме Мэри, которая с готовностью встала на ноги. — Я его угомоню, — еще раз утешительно хлопнув Джека по плечу, она направилась к колыбели. — Никакого лауданума! — крикнул ей вслед Джек. — Сам же пожалеешь! — откликнулась она. Малютка Чарльз — словно в поддержку ее словам — вложил в крик всю силу своих юных легких. Джек мученически потер виски. — Клянусь, Энн, у тебя самое беспокойное дитя в борделе, — поморщившись, сообщила Макс. Энн лишь пожала плечами. Мэри, убаюкивающая младенца чем-то, подозрительно напоминающим “Прощание капитана Кидда”, махнула им свободной рукой и вышла из кабинета. — Итак, Джек, ты согласен? — Макс вернулась к делу. — Тебя волнует мое согласие? — Джек скептически приподнял брови. Взгляд Макс скользнул к Энн. Та выжидательно склонила голову набок. Ее лицо сохраняло привычное равнодушие, и все же было очевидно, что Максследует хорошо подумать над своими словами. Наконец та снова посмотрела на Джека. — Разумеется, — произнесла она. — Я не вправе на тебя давить. — В таком случае, если не останется другого выхода — я сделаю все, что потребуется, - ответил Джек. — Хотя и считаю, что тебе почудилось. — По крайней мере, встреться с ним, Джек, — вздохнула Макс. — И надень синий камзол, он тебе льстит. *** Едва Джек вошел в губернаторский кабинет, как ледяные пальцы прошлого обернулись вокруг его сердца и рванули, силой увлекая его мысли к дням первого срока правления Роджерса. Тот нисколько не изменился, и это пугало. Та же напряженная осанка, точеные черты, выражение учтивого безразличия на лице — словно ожившая статуя пытается неумело выдать себя за человека. От Роджерса, которого Джек знал в Маршалси, не осталось и следа, и ему с трудом верилось, что под тканью батистового шарфа скрывается не еще несколько дюймов белоснежной кожи, а тонкий розоватый шрам, оставленный железным ошейником. Стремясь отвлечься от беспокойных мыслей, Джек отвел взгляд, но сосредоточиться было не на чем — все картины, все украшения исчезли со стен. Ковры и тяжелые бархатные занавеси словно испарились, и теперь, задумавшись об этом, Джек вспомнил, что просторное кресло с легкомысленной розовой обивкой, стоящее у письменного стола, за которым сидел Роджерс, раньше располагалось в одной из малых гостиных и теперь совершенно не сочеталось с прочей мебелью и темными фресками на стенах кабинета. — Уютно у тебя здесь, — заметил Джек, прервав молчание. — Несомненно, — подтвердил Роджерс. — Предыдущий губернатор разве что стены не ободрал. — Идель бы и саму резиденцию подожгла на прощанье, — сообщил Джек. - Но, к счастью, согласилась, что лишний пожар Нассау ни к чему. Роджерс жестом пригласил Джека сесть, и тот, неуверенно колебавшийся у дверей, подошел ближе и опустился в розовое кресло. — Что случилось с мечтой тихо и мирно провести остаток жизни в любимом краю Элинор Гатри? — поинтересовался он. — Я нахожу неприятным отсутствие контроля над ситуацией, — невозмутимо ответил Роджерс. — Не сомневаюсь, — хмыкнул Джек. И неловкое молчание снова вступило в свои права. Джек смотрел на Роджерса, возможно даже более пристально, чем приличествовало в обществе, и все же не находил ничего, о чем говорила Макс. Роджерс вел себя так же, как и всегда, и хотя свободная манера беседы подтверждала, что проведенное в Маршалси время не привиделось Джеку, ничего нового он не заметил. — Вероятно, мне полагается быть впечатленным, — сказал он. — Всего год назад ты сидел за решеткой без гроша. Англия настолько отчаялась? — Последнее, чего сейчас хочет Англия, Рэкхем, это чтобы ее колонии обзавелись собственными колониями, — усмехнулся Роджерс, — Я обещал, что обеспечу преданность Нассау британской короне, а не филадельфийским дельцам. — Джонсон, — поправил его Джек. — По-прежнему Джонсон. Роджерс глянул на него с интересом. — И как же мистер Джонсон провел последний год? — Сопровождал торговые суда, — ответил тот и с неожиданной для себя желчностью добавил. — Иногда нас даже атакуют, это восхитительно. — Вот как? — Роджерс приподнял брови. — Все не так уж плохо, — поспешил объясниться Джек. — Немного покоя мне не повредит, особенно пока Чарльз еще совсем мал. — Чарльз? — Сын, — Джек невольно расплылся в улыбке. — Чарльз Джонсон. — Капитан Чарльз Джонсон? — усмехнулся Роджерс. — Кто знает, — Джек смущенно отвел взгляд. — Пока еще рано размышлять о подобном. Хотя я слышал, что он родился на корабле, так что мореплавание у него в крови. Бедняга почти три месяца провел безымянным. Энн принципиально желала, чтобы имя выбрал я. Представляю, каково пришлось бы малютке, если бы меня все же повесили. — Энн, — непроницаемо повторил Роджерс. — Да. Мне следовало знать, что они с Мэри могут позаботиться о себе, — беспечно откликнулся Джек. Роджерс промолчал. Неловкие паузы начинали тяготить Джека. Почему Макс сочла это хорошей идеей? — Макс сообщила мне, что ты отказался говорить с ней о делах, пока не встретишься со мной. — Я хотел своими глазами убедиться, что ты в порядке, — Роджерс пожал плечами. — И, признаться, я не вполне уверен, что с моей стороны будет разумно сотрудничать с мисс Макс. — Почему? — Джек склонил голову набок. — У нее большой вес в Нассау, значительно больше, чем у меня. Если тебе нужна поддержка местных торговцев, тебе придется договориться с ней. — Он постарался не думать о том, что Роджерс может решить обойтись без чужой поддержки. — К тому же, — он натужно усмехнулся, — тебе не повредит союзник, который не позволит тебе снова увязнуть в долгах. Роджерс перелистнул страницы лежавшей на столе счетоводной книги, и в перевернутых строках Джек распознал бисерный почерк Макс. — Я осведомлен о смекалке мисс Макс, — бесстрастно произнес Роджерс. — Однако мне не нужны умные люди. Мне нужны те, кому я смогу доверять. — И ты считаешь, что можешь доверять мне? — Джек приподнял брови. — Я надеюсь, что могу доверять тебе в той же мере, в какой могу обещать не предать твоего доверия. Джек прикусил губу, задумавшись над словами Роджерса. Он не сомневался, что тот не настолько глуп, чтобы и правда полагаться на Джека, — слишком неглубоко был зарыт топор войны, как говорят туземцы. Но Джеку хотелось считать, что теперь он знает Роджерса достаточно хорошо, чтобы с долей уверенности предугадывать его действия, — и это, пожалуй, тоже могло считаться доверием. — Следовательно, не так уж и сильно, — заметил Джек. — И все же больше, чем когда-либо сможет рассчитывать мисс Макс. Джек покачал головой. — Этого недостаточно. Нассау выдалось шесть лет благого лета. Горожане тревожатся, не сменится ли оно зимою смут. — Они боятся моей мести? — Роджерс усмехнулся. — Разве их можно винить? — Джек посмотрел ему в глаза. Роджерс нахмурился, задумавшись. — Им не о чем беспокоиться, — наконец произнес он. — Я здесь исключительно чтобы почтить память Элинор. Я хочу научиться любить Нассау так же, как любил ее. — Умолкнув на несколько секунд, Роджерс вздохнул и сложил пальцы в замок. — Ты мне не враг, Джек. И я не поставлю наше… перемирие под угрозу, причинив вред твоей семье. Что же касается остальных… Как я слышал, о Флинте позаботилось само Провидение. Прочие же переоценивают свою значительность. Всего за несколько лет пираты, наводившие страх на Новый Свет, превратились в кучку трусливых лавочников, рыбаков и нищих. Эти люди — глина. Любой — Элинор, Флинт, я — может без усилий слепить из них все, что пожелает. — Он хмыкнул. — Человеку не пристало враждовать с глиной. Джек закатил глаза. — Да ты сама добродетель, Роджерс. — процедил он. — Уверен, ни у кого не найдется и тени сомнения в твоей правдивости. — Я не могу ничего обещать им, — тот развел руками. — Но, возможно, в подтверждение своих слов я могу предложить кое-что лично тебе. — Роджерс выдвинул ящик стола и протянул Джеку желтоватый лист бумаги. Развернув его, тот наткнулся взглядом на алую печать и крупные вычурные буквы “Джордж, божьей милостью…” Джек изумленно вытаращился на Роджерса. — Как тебе удалось достать каперское свидетельство? — Потери в последней войне с Испанией оказались достаточно высоки, чтобы снова выдавать их, — невозмутимо ответил Роджерс. — А мне удалось убедить Его Величество в том, что Нассау будет благоразумнее обзавестись собственным флотом и не зависеть от Королевского, который в любую минуту могут призвать туда, где он нужен больше. Найди корабль, достойную команду — и это свидетельство твое. — Почему не твое? — Губы Джека сжались в плотную линию. — Ты знаешь морское дело. — Губернатору не стоит слишком часто отлучаться и лишать Нассау защиты флагмана. Но тебе свобода пойдет на пользу. — Роджерс слабо улыбнулся. — Больше никакого торгового эскорта, Джек. Ты сможешь заниматься тем, о чем всегда мечтал. В разумных пределах, конечно. Однако, наши отношения с испанцами и французами таковы, что тебе найдется применение. Предложение искушало. Подобное соглашение обернулось бы выгодой для них обоих, и все же Джек не сомневался, что где-то таится подвох. — Ты пытаешь купить меня? — резко спросил он. Роджерс усмехнулся. — У меня получается? Без улыбки, без единого слова, Джек пристально посмотрел ему в глаза и нахмурился. Роджерс вздохнул. — Я всего лишь думал, что это сделает тебя счастливым. — Он отвел взгляд, пальцы его нервно переплелись. — Прости, если не угадал. Со мной такое случается. И тогда Джек увидел — то, о чем говорила Макс. Он не мог решить, что именно выдало Роджерса. Тот уж точно не облизывал губы, а если и касался собственных пальцев, то эти жесты больше напоминали нервный тик, чем ритуал соблазнения. И все же в его словах, в тоне голоса, во взгляде сквозила непривычная робость, забота, на которую — как казалось Джеку — тот не мог быть способен. Самое пугающее, что Джек так и не распознал ничего нового. Он уже видел все это, тогда, в Маршалси, и предпочитал оставаться слепым, отворачивался, когда Роджерс сам отдавал власть ему в руки, сам указывал путь к рычагу. Как легко, как заманчиво было бы им воспользоваться. Заманчиво — и бесполезно. Какие бы чувства ни питал к нему Роджерс, они не помешают тому повернуться против Джека, если их пути разойдутся. Вероятно, даже усилят гнев и жажду мести. Так случилось с Элинор Гатри. Так может произойти и Джеком. Джеку не нужно было пытаться соблазнить Роджерса — в конечном счете это не даст ему преимуществ. Он снова опустил взгляд на каперское свидетельство. Джеку не нужно было добиваться благосклонности Роджерса — тот готов был сдаться без боя. Но для самого Джека это был единственный шанс. Единственный миг, когда ему не потребуется искать объяснения своим поступкам, не придется оправдываться перед Макс, Мэри и Энн. Перед самим собой. Взял каперское свидетельство со стола, Джек бросил на него последний взгляд и неторопливо приблизился к креслу Роджерса. Тот, подняв голову, посмотрел на Джека снизу вверх. — Ты же осознаешь, что я не могу принять подобное предложение, не посоветовавшись с семьей? — сказал Джек. — Я понимаю, — ответил Роджерс. — Но сам ты — именно ты — этого хочешь? То же напряжение в голосе, та же робость во взгляде — как Джек мог не видеть этого? Он усмехнулся и положил свидетельство на стол. — Полагаю, тебе удастся меня убедить. — И он, наклонившись, поцеловал Роджерса в губы. Несколько секунд тот не шевелился, не отвечая на поцелуй, но когда Джек, встревожившись, попытался отстраниться, Роджерс схватил его за ткань камзола на груди и дернул на себя. Джек споткнулся о кресло и, пытаясь удержаться, стиснул плечо Роджерса и наткнулся на его ноги. Восстановив равновесие, он уперся коленом в свободное пространство на сиденье между ног Роджерса. — Джек, — благоговейно выдохнул тот и уже осторожнее потянул к себе, привлекая для нового поцелуя. На этот раз губы Роджерса охотно приоткрылись навстречу языку Джека, и тот сам не заметил, как на затылок ему опустилась рука. Джек крепче вцепился в плечо Роджерса, второй рукой скользнув под перехваченые лентой русые волосы и поглаживая шею. Сердце колотилось, и хотя голова уже начинала кружиться от недостатка воздуха, Джек боялся прервать поцелуй, зная, что, стоит ему задуматься хоть на секунду, как он непременно ляпнет какую-то глупость. Момент окажется потерян, и сомнения поглотят его. Кто знает, хватит ли у них смелости рискнуть снова. Джек не мог упустить этот шанс. Однако ему все же пришлось сделать глубокий вдох, и, стремясь отвлечь Роджерса, он нащупал его ширинку. Тот жалобно застонал и снова впился в губы Джека. Пальцы зарылись Джеку в волосы, другая рука легла на талию. Джек присел к нему на колено верхом, бедро Роджерса вжалось ему в пах, и Джек замычал в поцелуй от накатившего вожделения. Вслепую справившись с пуговицами, Джек высвободил крепнущий член Роджерса из штанов, обхватил его пальцами и крепче стиснул ноги, прижимаясь пахом к его бедру. — Господи, Джек, — едва слышно пробормотал Роджерс, когда тот начал ласкать его. Джек лищь скрипнул зубами, по-прежнему не доверяя самому себе. Тяжело дыша, он терся о бедро Роджерса, ощущая, как возбуждение огнем течет по венам, накапливаясь в паху. Не желая испачкать собственные штаны и ничуть не гнушаясь того же в отношении одежды Роджерса, Джек выпустил его член и принялся торопливо расстегивать свою ширинку. Роджерс разочарованно застонал ему в шею, притягивая ближе. — Помоги, — хрипло выпалил Джек, и внезапно слова перестали казаться опасными. Пальцы Роджерса покинули его затылок и оттолкнули руку Джека от его собственного члена. — Да, — выдохнул Джек, подаваясь навстречу желанным прикосновениям и, зажмурившись, уперся лбом Роджерсу в плечо. — Да, пожалуйста. Снова обхватив член Роджерса, Джек больше не открывал глаз, сосредоточившись на горячей плоти под пальцами, на пьянящей уязвимости стонов Роджерса, на собственном удовольствии, которое с каждым мгновением становилось все сильнее, кружа голову и заставляя дыхание застревать в горле. Несмотря на это, пик застал его врасплох. Искры вспыхнули на изнанке век, и Джек, беззвучно втянув воздух сквозь зубы и крепче впившись Роджерсу в плечо, излился тому в пальцы. — Джек! — снова беспомощно простонал Роджерс, когда тот, потерявшись в собственном наслаждении, замедлил движение руки. Джек плотнее обхватил его член, Роджерс дернул бедрами ему навстречу и уже через несколько секунд снова выдохнул его имя и замер, распластавшись на кресле. Джек снова опустил голову Роджерсу на плечо и позволил себе расслабиться, восстанавливая дыхание. Открыв наконец глаза Джек наткнулся взглядом на пыльный деревянный пол, на темные очертания пальм — гравюру на стене. Пот стыл у него на лбу, мысли безжалостно возвращались — слишком рано, слишком быстро, — а привычное беспокойство затрепетало в сердце заблудившимся мотыльком, словно и не покидало родного пристанища. Отстранившись, Джек застегнул ширинку и посмотрел на Роджерса. На щеках его ярко проступали пятна румянца. Губы были приоткрыты, веки опущены, а тень от ресниц отчетливо падала на бледную кожу, которую Джек поспешил мысленно сравнить с рыбьим брюхом, только бы разрушить волшебство. Роджерс открыл глаза, растерянно наморщил нос, а затем повернулся к Джеку. Тот напрягся всем телом, но не попытался сдвинуться с места. Пальцы Роджерса обвились вокруг испачканной семенем кисти Джека. Он поднес ее к своему лицу, рассмотрел со сдержанным любопытством и лизнул — быстро, без единого намека на соблазнительность, и все же Джек ощутил, как приливает к щекам горячая кровь. Роджерс посмотрел на него. — Останься, — несмотря на мягкий тон, слова прозвучали приказом. — Здесь? — Джек скептически приподнял брови. — С твоими слугами, солдатами и кого ты там еще притащил из Англии? — Да, — просто ответил Роджерс. Джек спешно отвел взгляд и, высвободив руку из пальцев Роджерса, бездумно вытер ее о чужую штанину. — Если я не вернусь до ночи, Макс и остальные решат, что ты меня прикончил. — Он встал и одернул сбившуюся одежду. Затем взял каперское свидетельство со стола, в который раз посмотрел на него и вернул на место. — Мы обсудим твое предложение, и я зайду с ответом в ближайшие дни. Доброй ночи, губернатор. Роджерс лишь усмехнулся. — Доброй ночи, мистер Джонсон. Снова оправив не нуждающийся в этом камзол, Джек пригладил волосы и направился к двери. Та оказалась не заперта — в любой момент к ним могли войти, и Роджерс знал об этом. Или забыл — он, Джек, заставил его забыть. Джек обернулся, и губы его невольно разошлись в торжествующей ухмылке. — Знаешь, Роджерс, ты можешь быть чертовски убедительным, когда захочешь, — сообщил он и скрылся за дверью.