Твоё тепло

      Чон Юнхо относился к тому типу людей, которых очень трудно вывести из себя. Он многое прощал, терпел, иногда принимая простые вещи слишком близко к сердцу, но неизменно оставался ярким, слишком честным и чистосердечным человеком. Такими обычно легко пользоваться — бескорыстная помощь, сам голодай, но другому отдай, и прочее, но вот здесь была загвоздка. При всей открытости этого взрослого мужчины, его великодушии и стремлении быть идеалом в чужих глазах, его словно окружала светлая аура, настолько же привлекательная, насколько неприкасаемая. Не все выносили страстную натуру, и готовы были на искренность отвечать искренностью, а потому круг друзей Юнхо был ограничен. Он привык относиться ко всему с позитивом, не расстраиваться по пустякам, принимая их, как ценный опыт, но сегодня… Сегодня он, человек с удивительной способностью к красивой и правильной речи, готов был ругаться последними словами, как поминаемый всеми сапожник.       Многое накопилось- пытался оправдать он себя, сжимая кулаки от негодования до хруста костяшек. Последний раз он взрывался почти год назад.       Но как же бесило! Выводило из себя все- широкая пустынная улица, погруженная во всю гамму серого и черного, с редкими пятнышками белесого света редких фонарей. Дурацкая обувь, которую ему втюхали на рынке «натуральная кожа», чтоб её, которая расползлась именно сегодня. Сегодня, когда выпал первый снег. Пушистый, плотной шапочкой легший на все еще зеленую редкую траву на тротуаре, а на асфальте, прогретом подземными трубами, растаявший в наипротивнейшую слякоть.       Юнхо топал от негодования, раздражаясь даже от противного хлюпанья ног в промокших башмаках, от липкости сырых носков, промозглости влажного воздуха, прокалившего тонкую куртку до состоянии хорошего хруста. И мужчина демонстративно не застегивал ее, сливаясь темной футболкой с домами вокруг.       Бесили едкие запахи, редкие машины и даже папка в руке, и далекий прохожий впереди.       Высокая фигура в ночной дали мозолила глаза ростом, тощие ноги, именно своей худобой, подойти бы и высыпать на голову несчастного свою злость. Юнхо прибавил шаг, намереваясь обойти раздражающий объект вальяжно шлепающий сланцами, и шуршащий пакетом с рекламой магазина. У этого кадра наверняка все было хорошо, раз он даже домой не торопился подальше от холода.       Чон наградил чужую спину колючим взглядом, когда парень решил стать последней каплей в терпении всегда спокойного Юнхо, вдруг решив пройти посередине дороги, не давая обойти. Тощая задница, обтянутая штанами висящими в мотне аки парус, так и просилась на хороший пинок. Ну какой нормальный человек будет так идти по пешеходной дорожке?! Юнхо от всей души шумно вздохнул, собираясь сказать как можно дружелюбнее «свали», как вдруг само провидение ему помогло.       Неизвестный нелепо взмахнул руками, скользя сланцами по мокрой луже, и с грохотом свалился на спину. В сторону снега укатились банки пива, пачкая холодные бока в сырой грязи, сиротливо валялся в трех шагах сланец с оторванным ремешком.       Юнхо с улыбкой смотрел, как красиво отражались блики на покореженных банках, и словно музыка ангелов лилась в уши - парень от всей души, смачно матерился, раскинувшись в дурацкой позе, но не спешил подняться.       Стараясь громко не ржать, потому что все же культурный, Чон склонился над пострадавшим и… Вся злость испарилась, как по волшебству, сменяясь приступом освобождающего смеха. Мокрые, завивающиеся надо лбом волосы, хмурые брови блестящие от влаги, вспарывающие воздух паром вздохи и полные губы- все что было видно в блеклом свете фонаря.       — Вам…- выдохнул Юнхо, севшим от сдерживаемых «ха-ха» голосом, и протянул руку, как парень распахнул до этого зажмуренные глаза. Вот же черт. Такой ненависти к себе Чон еще не видел. Его буквально обжигал этот взгляд.       — Только попробуй, — прохрипел парень, разглядывая Юнхо из лежачего положения, — Не люблю драться, но только заржи!       И Юнхо захохотал так, что сжало спазмами живот, и забив на угрозу, присел на корточки рядом, пряча лицо в руках. И так легко стало, когда парень, помянув в некрасивой форме его матушку, и сам начал смеяться.       — Оооох, заткнись, — покатывался со смеха неизвестный, смешно подтянув коленки к животу, и сильно ударил по подставленному колену Юнхо.Чон не теряя больше времени, кое-как дыша, подобрал чужой пакет, благо не порванный, и помог собрать уцелевшее пиво. Парень, кряхтя пока поднимался, весь мокрый и грязный, громко с чувством послал в далекое путешествие всех богов, людей, этот день и самого Юнхо.       — Вот же денек…кхм неудачный, — на удивление горячие руки, отобрали у Юнхо уже не тяжелый пакет, и парень смачно шмыгнул носом, начав прыжками добираться до своей обуви.       Похожий на мокрого тощего оленя, он бренчал банками, как колокольчиками, и ковыляя шлепал вперед, то и дело вздыхая. По хорошему, уже можно было обогнать этого неудачника и спешить домой в теплую квартиру, к горячему чаю и супчику с кимчи, но парень настолько жалок… Юнхо нагнал его быстро и солнечно улыбнулся на косой сердитый взгляд.       — Трудный день? — ну конечно, ничего умнее он спросить не смог.       — Просто жесть какой, — кивнул парень, отчего с его волос сорвался целый мини дождик.       Это было чарующе. То как он всплескивал руками в прилипшей куртке, и выразительно перекашивал лицо, выражая свой гнев. То как хромал на одну ногу, потирая грязной ладонью бедро, всем видом выражая, как же ему уже похер.       — Меня только что уволили, — внезапно сказал Юнхо, и незнакомец хмыкнул.       — Кто из нас больший неудачник? — откровенно фамильярничал олененок, между делом проверяя уцелел ли его телефон в кармане.       — Мой друг от моего имени зазывал людей в какую-то секту, — парень рядом громко заржал, от нелепости ситуации, дико хлопая в ладоши, и тут же чихнул на весь квартал, заставляя и Юнхо улыбнуться, — У меня репутация человека, которому можно доверять, и они все повелись, а теперь их семьи требуют от меня компенсации, даже полиция приходила…       — Собаку из приюта забрали, пока я деньги на неё копил, — спустя минуту молчания выдал Юнхо новую порцию обиды на весь мир, и даже готов был заплакать. Собаку то за что?!       — Оу, — неловко выдал парень, вновь чихая, — я бы похлопал тебя по плечу, мужик, но сам понимаешь.       Но Чону плевать на его грязные ладони, он был бы рад этому. Хотя он и не знал точно, что его душевные переживания нужны этому незнакомцу, которому наверняка хуже. Он мокрый, простывший и вынужден терпеть нытьё взрослого человека.       — Мне исполнилось тридцать, у меня ни жены, ни детей, ни работы, — снова подал голос, и парень рубанул с плеча.       — Перестань жаловаться, ты не один такой несчастный, — и демонстративно отжал рукав перед носом Чона, и тот решился обернуться к нему лицом.       Они оба не сбавляли шагов, шли в унисон, и даже дышали одинаково. Юнхо видел острые скулы, над которыми были распахнуты бездонно-темные глаза, будто затягивающие. И пусть чертовски темно и холодно, не был знаком человек, с которым они все это делили, но Чон чувствовал себя так, словно все налаживалось. По крайней мере для него.       Незнакомец краем губ ухмыльнулся, и кивнул в сторону проулка, сообщив так, что сворачивал.       Они не прощались, но брошенное «все наладится», поселило мягкое тепло в груди. Такое не дарили друзья, кровные родственники. А вымокший до нитки, простывший парень с банками пива в пакете и горячими пальцами- да.       Юнхо хотел спросить его имя, догнать, но ноги несли его дальше к остановке. Домой, оставляя незнакомца позади в темных сырых дворах.

*

      Юнхо нашел работу через неделю, и окрыленный успехом спешил в какой-нибудь теплый ресторанчик со вкусным супом и хорошо прожаренным мясом. После тяжелой трудовой недели, что могло быть лучше горячей еды, теплой атмосферы и крепкого соджу? Разве, что хорошая компания, но Юнхо впервые захотел поесть в одиночестве, наслаждаясь покоем.       В рамённую около дома он пришел поздно, когда все столики уже были забиты, но чудом урвал себе место у большого окна. Крупные снежинки больше не раздражали, а наоборот пробуждали в душе радость и ожидание чего-то хорошего. Здесь было немного шумно, люди ели, делились новостями прошедшего дня. Вокруг было оживленно, живо, что и самому хотелось жить и весело крикнуть официанта, попросив повторить заказ.       Юнхо небрежно закатал рукава рубашки, и улыбнулся как ребенок, когда перед ним поставили полный горшочек горячего рамёна с большим куском мяса и ярким желтком. Произведение искусства в одной тарелочке. Мягкость вкусной лапши, сочность свинины, и пряность специй, Юнхо сглотнул слюну, набрав ароматный бульон в ложку, еще секунда и он бы испытал блаженство, как идиллия резко оборвалась. Официант, словно из-под земли выросший, сбивчиво извинился, и Юнхо резко обдало свежестью улиц и грохотом брошенной сумки.       Чон пораженно смотрел в знакомое лицо, теперь резко очерченное. Узнал с первой секунды темные жгучие глаза, и короткие вьющиеся от влаги волосы. Парень напротив прятал пальцы в рукава широкого свитера с горлом и поигрывал темными бровями.       Кивок, как приветствие.       В мягком свете ламп, когда вокруг были не пустынные улицы, окутанные снегопадом, а люди и гам, этот парень словно пару лет на себя набросил, в придачу с аурой таинственности. Честно говоря, Юнхо немного переживал, как там его незнакомец, но, судя по виду, все у него шло хорошо, пусть и лицо было слегка сероватым и слишком худым.       Незнакомец, или лягушонок, как прозвал его мысленно Юнхо, не произнес ни слова, даже взгляда не поднимал, всецело окунувшись в поглощение своего ужина. Словно и не сковала воздух между ними неловкость. Юнхо медленно ел, иногда поглядывая на покрасневшие от горячей еды губы парня, на его высокие резкие скулы и густые брови, с трудом подбирая эпитет его внешности.       Чон даже не вздрогнул, когда парень, доев одну порцию, заказал вторую, лениво откинувшись на стуле и неотрывно, наконец-таки, посмотрел прямо в глаза. И безмятежно улыбнулся краем губ, гипнотизируя искорками в глубине глаз.       — Соджу, — произнёс он, и через минуту Юнхо ударил своей рюмкой по его в первый раз. И второй. Тишина между ними не напрягала, слова утратили ценность, остались лишь взгляды. Красноречивые, жгучие. Лягушонок поправил воротник и, вдруг подперев щеку рукой, впился в Юнхо глазами с нескрываемым интересом. Нет, он не был пьян, ему просто нравилось.       — Как успехи? — сорвалось с его губ, и Юнхо захотелось минимум обнять этого человека. Может все из-за крепкого соджу, теплом согревающего нутро, а может взгляда.       — Всё наладилось, — пожал плечами Чон, и сам наполнил собеседнику стопку.       Они пили в тишине, но позволили себе больше, чем просто слова. Юнхо казалось, что этого человека он знал лет пятнадцать минимум, он знал, что ему нравилось в еде, смело подкладывал в его тарелку кусочки мяса, хотя и не помнил, когда они его заказали. Как и когда поставили между ними гриль, рассекающий округу теплом.       В тот миг был только худой парень в мешковатом свитере, что улыбался на заботу Юнхо, тот что пил с ним чокаясь так, что соприкасались кончики пальцев, обжигаясь.       — Куришь? — снова начал не Юнхо, и получил отрицательный ответ, — Выпьем?       Время позднее, тепло и алкоголь раскрепостили, уют, царящий между ними, пробудил интерес. Чону хотелось многое узнать, но он позволил себе лишь взгляды и не обязывающие на откровенность вопросы. Цеплялся за каждую мелочь, то как лежали музыкальные пальцы на столе, как были уложены волосы, во что был одет, в каком порядке ел блюда.       — Я музыкант, — тихо проговорил лягушонок внезапно, прикусив палочки зубами.       Юнхо был готов взорваться салютом, но вместо этого взорвался чужой телефон мелодией, и осталось только смотреть на скрывающуюся в дверях спину, и тонуть в неопределенности, вряд ли они еще встретятся.       Официант сунул помятые купюры Юнхо и ровные сотни незнакомца в меню, а Юнхо растворился в снегопаде покачивающимся силуэтом.       Лягушонок должен был ответить за то, что Юнхо был так пьян, иначе нет справедливости в этом мире.

*

      Юнхо стоял в очереди на кассе, поигрывая пачкой рисовых пирожков и бутылкой недорого вина, сетуя на бесконечность очереди. До кассы было еще пять человек, и он неспешно осматривал уже выученные витрины со жвачками, когда сильные пальцы схватили одну из них.       — Только подумай, — хмыкнули позади, и Чон узнал бы этот голос из тысячи.       Высокий и улыбался, будто знает все про Юнхо, подбрасывая в пальцах яркую упаковку. В этот раз на нем была теплая куртка, небрежно распахнутая на груди, а в руках корзинка с пивом. Юнхо пиво не пил, потому не оценил.       — Снова ты, — кивнул, как можно небрежнее Юнхо, почувствовав жгучее желание спросить уже чужое имя, но просто протянул руку.       Он не надеялся, но лягушонок пожал его ладонь крепко, склоняя голову на бок.       — Пройдемся?       …       Знакомый проулок уже не раздражал Юнхо, как и парень, что шагал рядом. Неизменные шлепки, промерзнув до мельчайшего волокна, стучали по асфальту, покрытому мелким порошком снега, и в пакете побрякивали банки.       — Уххх, моя прелесть, — тонкие пальцы щелкнули ключ на банке ледяного пива, и Юнхо зябко передернул плечами.       Шлепки на босу ногу, холодное пиво и лосины вместо теплых штанов, рядом с закутанным в шарф и длинную до колен куртку Юнхо, он смотрелся туристом из тропиков не знающим, что такое зима. Но Юнхо не вправе был делать замечания, потому и молчал, едва прибавив шаг.       — Спешишь домой? — почему у их диалогов всегда один зачинщик?       — Ты разве не замерз? — пожал плечами Чон, на что получил выразительный ответ — горячую, словно огонь руку к своему запястью.       — Мне всегда жарко, — и он сделал большой глоток, скрываясь на пару мгновений в расползшейся пятном тени дерева, но даже так на коже Юнхо пылал его взгляд. Воображение добавило незнакомцу-приятелю желтые горящие глаза, и сатанинскую улыбку. Но вот снова пятно фонаря и парень, совсем обычный, допивал свое пиво, подняв голову к желто-серому небу.       Незнакомец поднял тему с рекламного щита о предстоящих выборах и моющем средстве, и Юнхо ухватился за нее. Они городили полнейший бред, приплетая к важным вещам шутки с бульвара, и Юнхо так было намного легче. Он потерялся в сплошной смене темноты и серого отсвета фонаря, как на кадрах проектора в кинотеатре, и от бликов закружилась голова. Свет- улыбка на чужих губах, тьма- его громкий смех, свет- глаза странно близкие и холодные, тьма- звон банок и шуршание пакета, свет- его резкий профиль, взгляд, тьма- оскал.       Юнхо не успел испугаться, по инерции оказываясь на светлом пятне. Рядом было пусто. Не было стука шлепок по асфальту, только гул машин с дороги и холодный пронизывающий ветер.       — Ты где застрял? — неуверенно вопросил темную аллею, пустынную.       И к гулко забившемуся сердцу, прибавляется узнавание проулка. Как всегда не прощаясь в сторону жилого района удалялся силуэт- большая куртка на тощих ножках.       — До встречи, — хмыкнул Юнхо, коря себя за вечернюю впечатлительность, продолжая путь.

*

      Юнхо не видел его ни в раменной, ни в круглосуточном, ни на пустынной аллее около месяца. И не то чтобы он специально ходил по их общим местам…иногда случалось. Иногда вечерами, после долго дня в офисе, он шел по знакомому тротуару и представлял, как, всплеснув руками, перед ним падал парень с босыми ногами.       Капелька смеха в кулак после трудного дня. С личным незнакомцем они никогда не говорили о вещах личных, хоть как-нибудь касающихся их жизни, но Юнхо бы хотелось поговорить с ним. Послушать голос, остроту в ответ, или просто увидеть пристальный взгляд…       Вливание в коллектив закончилось попойкой в конце месяца, когда стало совсем холодно и снежно. Пили, как ни странно прямо в офисе, точнее в зале для приема. Накрытый стол, соджу и хмельные коллеги. Вот уж кто не скупился на личностные вопросы в разговоре.       — Юнхо, а вы женаты?       — Это судьба, На Ын из бухгалтерии тоже одинока!       Юнхо смотрел на На Ын, ковыряющую косточками от курицы край стола, и скучал по теплу на кончиках пальцев, когда касался руки незнакомца. Девушка, подняв глаза, кисло улыбнулась, придвигаясь ближе и заунывным тоном спросила:       — Любите чанджанмён?       Юнхо молча пододвинул к себе выпивку.

*

      Чон Юнхо, тридцатилетний и пьяный, думал о вечности. О том, что в городах не видно звезд, а книги значительно расширяют словарный запас. О том, почему так ноет его лодыжка, и холодно пяткам, а еще, когда же он успел прислониться к стене, а небо упасть наполовину, застряв напротив него полотном.       Мелкий снег сыпал перпендикулярно в глаза, и таял на горячей коже щек. Чону было жарко так, что холодно.       — Это карма, — хмыкнул кто-то непостижимым образом, показавшись из стены над головой.       Мокрые волосы кудряшками завивались на лбу, а лицо сияло не хуже бликов на воде.       — Как ты…оказался? — Юнхо улыбался что есть сил, и задрал руку, впечатывая ее в худое лицо с тихим шлепком. Погладил колючие от щетины щеки, старательно размазывая влажную грязь на скулах.       — За пивом шел, — ответил некто, и Юнхо нехило заштормило.       И пока мир принимал привычное положение, Юнхо наконец понял, что некультурно валялся посреди тротуара, а теперь почти висел на остром плече.       — Где твоя обувь? — смеялся незнакомый знакомый, и Юнхо, удивленно округлив глаза, посмотрел на свои босые ноги. Грязные ноги с ссадинами на пальцах.       — Такой пьяный, — довольно хмыкнули ему в ухо, и Юнхо почувствовал запах- сквозь холодный улиц, крепкого парфюма, сигарет и мандаринов. А еще кожа внезапного помощника на шее была очень горячая, так приятно греющая охладевшее у Юнхо лицо.       Парень, кряхтя пока склонялся к земле, обул пошатывающегося приятеля по прогулкам, и подхватил под руку.       — Пошли, проведу…       И Юнхо всего на секунду померещилось тихое, гортанное «мой сладкий».