Тепло

Стон непроизвольно образуется в груди, медленно стекает с губ, растекаясь по покоям, эхом отражаясь от стен. Отодвинутый с правого боку, открывающий взгляду вид на постель, полог оставляет мало света для находящихся здесь людей: полностью разглядеть распластанное на простынях тело было тяжело. Лишь правую его половину свет обнажил достаточно, далее он затухал, оставляя небольшую часть груди и почти все руки в тени. Озая отвлек тихий рык. Моментально отвлекшись на недовольство любовника, мужчина покровительственно провел ладонью по торсу лежащего перед ним юноши. Хотелось начать двигаться, входя на всю длину и выходя практически полностью. В попытке унять это желание Озай возвращает руку наверх, проводит по кажущимся хрупкими ключицам, слегка надавливает на адамово яблоко с мыслью о том, что сейчас мечущийся на простынях Зуко полностью в его власти. Можно вдавить этот комочек глубже и оставить парня здесь задыхаться, никто не узнает. Мужчина дернул головой, отгоняя ненужные мысли, и, не желая больше терпеть, резко толкнулся в горячее нутро. Фырканье от мазнувших по лицу волос прервал вскрик. Больше от неожиданности, нежели от боли. Дискомфорт, непривычные ощущения внизу постепенно отходили на второй план. Озай подхватывает выгнувшееся дугой тело под поясницу, притягивает к себе, отдавая должное гибкости парня. В красноватом свете факела тело, в облачении смуглой кожи, выглядело невероятно красиво. Отросшие темные пряди сильно контрастировали с белоснежной наволочкой, а отблески факела в глазах придавали им какое-то дерзкое выражение. Зуко выдыхает и, прогибаясь сильнее, смыкает острые пятки на пояснице отца. Тянет, как может, его обратно, вниз, на простыни. - Сильнее. Озай усмехается этой просьбе, но тело отпускает и сам склоняется ниже. Он знает, Зуко любит жарко, влажно, чтоб кожа к коже. Знает, и именно поэтому отстраняется, напрягает спину, сбрасывая ноги, и решает поиграть. Вновь начинает двигаться, но уже плавно, уменьшая скорость, но увеличивая амплитуду. Зуко разочарованно стонет и смотрит из-под прикрытых век на отца. Тот усмехнувшись, склонился ниже и прихватил зубами ушной хрящ. - Зуко… - горячо прошептал, покусывая ухо. Бедра парня дрожали, дергались в такт со сжимающимися клыками. Волосы Озая лезли в глаза, по вискам и лбу тек пот, заливая глаза, спина постепенно начинала ныть от того, в какой неудобной позе он оказался прижат к постели, во рту постоянно пересыхало… однако волновало лишь одно – мало. Того, что давал ему отец было катастрофически мало. Зуко, насколько может, прогибается, хоть как-то меняя положение, и протяжно гортанно стонет. Озай не сдерживается, ловит этот стон глубоким поцелуем. - Отец, - шепчет парень, стоит лишь поцелую разорваться. – Хочу… сам. Можно. Озай неохотно отстраняется и, не давая отстраниться, переворачивается на спину, отползает чуть выше, принимая положение полусидя. Горячие шершавые ладони ложатся на мощные плечи, парень начинает неумело двигать бедрами, самостоятельно насаживаться. Пальцы сжимают плечи, разминая напряженные мышцы. Озай одобрительно стонет. Подхватывает парня под ягодицы, помогая ему двигаться. Зуко прижимается к отцу всем телом, обхватывает шею руками, впиваясь в нее зубами на особо резких и сильных точках. Становится жарко, до невозможного жарко. Парень рычит, пытается потереться о смуглый живот. - Черт! – выдыхает Зуко, прежде чем прикрыть веки, за которыми словно взрывалась сверхновая. Озай в отместку сжимает зубы на плече парня и сам застывает на пару мгновений, кажущимися вечностью. От сильной хватки наверняка на бедрах Зуко останутся синяки. Озай дожидается, когда пульсация внутри прекратится, а сам Зуко восстановит дыхание. Взгляды пересекаются, тела отстраняются. Становится уже не так жарко, по остывающему телу пробегает холодок. Озай скидывает с себя Зуко, накрывает и себя, и его одеялом, смотрит в окно, на предмет оставшегося времени от ночи, и чувствует, как в плечо ткнулась лохматая макушка. Через пару минут бок стало щекотать ровное дыхание. Сводящий с ума жар отступает. Сейчас, когда они рядом, становится уютно и тепло.