***
Первая же встреча с этим абсолютно несносным и невероятно надменным придурком, как успел окрестить про себя Канду Уолкер, заставила Аллена ощутить весь идиотизм положения, в котором он оказался. Дело состояло, собственно, в том, что юноша попросту влетел в вышедшего из-за угла японца, опрокидывая обоих на только что вымытый, ещё скользкий пол. Чего Канда, конечно, простить ему был просто не в состоянии. – Какого, мать твою, чёрта, Стручок Гороховый?! Опешивший было от неожиданности Аллен, так и замерший на локтях нос к носу со странным и, стоит отметить, красивым, даже, чёрт, слишком красивым незнакомцем, на этих словах, наконец, приходит в себя и распахивает глаза, резко отстраняясь. Он хочет извиниться, но отчего-то с губ срывается совсем другое, чего он говорить вовсе не собирался… – Гороховый Стручок? Чего это ты выдумал, придурок?! Ты же впервые меня видишь вообще! Канда в ответ недобро усмехается и вскидывает тонкую чёрную бровь. – Значит, это всё, что тебя возмущает? Аллен, от такой наглости поперхнувшийся воздухом, злобно шипит и вскакивает на ноги, отряхиваясь. И опять он хочет протянуть невесть откуда свалившемуся на его голову красавцу руку, но только фыркает, пытаясь пересилить себя. Канда, кажется, подниматься так быстро не собирается, только усмехается ещё шире, отчего Аллену становится и вовсе жутковато, затем, всё-таки, приподнимается на локте, и Уолкер, всё же протянувший ему руку, с раздражением ощущает достаточно сильный удар по запястью. Чёртов гордец легко выпрямляется и смеривает юношу внимательным изучающим взглядом. – Новичок? Аллену отвечать не хочется. К тому же он ещё не до конца осознал, что произошло, и даже не отдышался от долгого бега. Он лишь отворачивается, хмурясь. – Не твоё дело. Дай пройти. Мысли у него спутываются и огненными шарами долбят по черепной коробке, кислород обжигает лёгкие, а из горла рвётся сиплый кашель из-за усталости. Брюнет ухмыляется в третий раз и пожимает плечами, поворачиваясь так, чтобы тот не смог задеть его плечом. – По коридору прямо, третья дверь справа, Шпендель. Аллен хочет уже огрызнуться в очередной раз, но странный красавчик уже уходит прочь, оставляя юношу в недоумении созерцать собственную спину.***
В следующий раз он встречается с Кандой всего через день, и даже не понимает, хорошо это или не нет. Лави, его старый друг по переписке, весело улыбается и машет рукой, когда замечает невдалеке от них того самого патлатого брюнета, который уже день как не может выйти у Уолкера из головы, вызывая то ли волнение, то ли раздражение, то ли что-то ещё, что юноша не в состоянии интерпретировать как отдельное чувство. Канда как-то подозрительно фыркает, явно не слишком-то радуясь тому, что его заметили, и щурится, отворачиваясь. Лави не обращает на это ни малейшего внимания, почти силой подтаскивая к нему Аллена. – Привет, Канда! Как дела в клубе? Канда неохотно поворачивается к однокласснику лицом и угрюмо вздыхает. За спинами парней он успевает заметить направляющуюся к ним Линали, и понимает, что отступать ему попросту… Некуда. Он и представления не имеет, что тут можно ответить Лави, но парень сам помогает ему в этом. – Ты ещё не знаком с Алленом, да? Я говорил тебе, что он приедет, давно хотел познакомить! Аллен пропустил встречу класса с куратором, поэтому я решил представить вас лично. Канда, наконец, переводит взгляд тёмных глаз на юношу, и тот несдержанно сглатывает, сам не зная, отчего. Волнение опять захлёстывает его с головой, и Уолкера это уже начинает нервировать. Брюнет криво усмехается и смотрит чуть более добродушно, чем обычно удав глядит на свою будущую еду. – Как до школы-то добраться смог, Шпендель? – ехидно спрашивает он, и Аллен только смущённо опускает взгляд, потому что выдавить из себя хоть слово ему не представляется возможным из-за гулко бьющегося сердца, которое, судя по всему, собирается сейчас же выбраться наружу через пищевод. Лави заливисто смеётся и приобнимает за талию подошедшую ближе Линали. – Так вот кто умудрился сбить нашего Юу с ног! А ты не промах, Аллен! Эдакого коня-то… Канда недобро сверкает глазами, а Лави лишь продолжает смеяться. – Может быть, тебе стоит создать клуб сумоистов? Юу у нас, видишь ли, кендо занимается… И Аллен понимает, что окончательно и бесповоротно… Вляпался. Потому что этот чёртов красавчик, кроме того, что наглец и хам тот ещё, оказывается лучшим другом Лави, президентом клуба кендо и, по совместительству, куратором их класса, которых, по идее, быть вообще не должно было, но именно в этом году директор решил поднять престиж школы, и началась полная несуразица. А это значит, что видеться они будут более чем часто.***
Аллену снились сны. На самом деле сны-то ему снились, как и множеству других подростков, весьма часто, да и разбудить его прежде было сложно – жизнь в одном доме с Кроссом приучила к тому, что ты либо спишь при каждой удобной возможности, не слыша совершенно ничего, либо страдаешь от недосыпа всю свою жизнь. Страдать от недосыпа Аллен не хотел, и приходилось приспосабливаться к чересчур шумному и постоянно пьяному отчиму. Однако сейчас сны эти отчего-то совсем перестали быть похожими на то, что снилось юнцу обычно. Мелькали неясные, размытые фигуры, слышались чьи-то смешки, отдалённые голоса словно бы растворялись в тумане, и чьё-то постоянное, неизменное и незримое присутствие заставляло Аллена напрягаться в бессильной попытке выцепить из странных видений хоть что-то знакомое, что-то понятное и лёгкое. Он просыпался резко, будто кто-то выталкивал его из сна, смотрел в тёмный потолок, не в силах отдышаться, а по щекам, почему-то, катились слёзы, которые он, вопреки здравому смыслу, совсем не мог остановить. Аллен подолгу не мог уснуть, боясь сомкнуть глаза, боясь опять погрузиться в беспросветный туман, опять ловить за рукава мелькающие фигуры и опять теряться, снова и снова пытаясь поймать хотя бы один знакомый образ.***
– Если ему вдруг вздумается прийти в мой клуб, я лично нашинкую его в салат Мугеном. Лави ухмыльнулся, закидывая руки за голову и косясь на Аллена, жующего очередной бутерброд и выглядящего не слишком-то выспавшимся и довольным жизнью. – Эй! Вообще-то я тоже кое-что умею! – возмущается мальчишка, и Канда поднимает бровь, готовясь уже принимать вызов, однако на голову его опускается учебник, и взвившийся было брюнет вынужден глубоко вдохнуть, силясь успокоиться. Позади него с крайне недовольным видом стоит Линали. Стоит, кусая губы, щурится, глядя на парней с нескрываемой злостью. – Прекратите! Вы только и делаете, что грызётесь, словно цепные псы. Вам что, больше поговорить не о чем, кроме как друг друга поунижать?! Удивлённый Лави сейчас смотрит на неё во все глаза, пытаясь понять, что же такого произошло, а Канда только тяжело вздыхает, кладя ладонь на слегка примятый хвост. Он хмуро фыркает и отворачивается, понимая, что продолжать спор сейчас бессмысленно. – Если вы оба не прекратите, я отправлю вас на общественные работы, так и знайте! – злобно шипит она, окидывая взглядом обоих. Тут уже Аллену приходится скривиться и поскорее запихнуть в рот остатки бутерброда, заливая их чаем и усиленно стараясь не захлебнуться. Канда этот выводит его из себя одним только своим появлением, а появляется он, как на зло, слишком уж часто. Аллен терпеть не может свою странную и совсем не закономерную реакцию на этого хама. Сердце начинает биться чаще, а в животе всё сводит судорогой, хочется одновременно куда-то сбежать и наоборот подойти ближе, сказать ему что-то гадкое, только бы он ответил, только бы обратил внимание, только бы заметил, только бы… смотрел. Лишь… На него. Уолкеру кажется, что когда-то давно он уже видел этого несносного красавца. Когда-то… Настолько давно, что не в силах вспомнить, ни где это было, ни как, ни при каких обстоятельствах. Просто Канда почему-то кажется ему слишком знакомым. Он без труда предсказывает любую его реакцию, ему не нужно стараться, чтобы вывести того из себя, всё это выходит словно на автомате, словно он вечно только и занимался тем, что бесил президентов школьных клубов по кендо, отличающихся своей холодностью и безразличием. Канда, кажется, ничего подобного не ощущал и просто грозил покромсать его на куски, едва замечал на горизонте. Линали, как секретарю школьного совета, это, конечно, не нравилось. А вот Лави с чего-то наоборот веселило, и он как мог подначивал обоих, с интересом наблюдая за их реакцией. – Не пропусти сегодняшнее собрание, хренов Стручок. О тебе там будет отдельная речь. Аллен всё-таки давится своим чаем, и на белоснежной рубашке проступают уродливые коричневые пятна, а Канда окидывает его презрительным взглядом, фыркая и поднимаясь из-за стола. Уолкер провожает его взглядом, сдавленно выдыхает, прижимая ладонь к груди и пытаясь хоть как-то успокоить вдруг разволновавшееся сердце. Лави кидает на него заинтересованный взгляд и щурится так ехидно, что Аллену непременно хочется запустить в него кружкой. – И что это должно было бы значить… – шепчет он про себя и привычно прикусывает губу, опуская несколько смущённый взгляд. Лави усмехается, и тут же охает, когда тяжеленный учебник истории опускается теперь уже на его голову.***
Когда Аллен всё-таки выясняет, что же Канда имел в виду, сидя за обеденным столом, он заливается краской до кончиков ушей и опускает голову, стреляя взглядом в куратора из-под отросшей чёлки и до крови закусывая обветренные и истерзанные губы. Вся проблема заключалась, как оказывается, в математике. Уолкер никогда не считал её своей сильной стороной, хотя и не скатывался в совсем уж отвратительные результаты. Но оказалось, что преподавателя нынешней его посредственные знания совсем не впечатляли, как и директора, и сейчас Канда, стоя перед младшим классом у доски, оглядывал примолкший класс, в надежде заметить хоть одну руку желающего помочь другу с появившейся проблемой. Вообще-то Аллен легко находил общий язык с людьми и запросто мог заводить друзей. Только вот никто из одноклассников, невзирая на его доброжелательность и лучезарную улыбку, тратить часы на объяснение занудных примеров и задач отчаянно непонимающему Уолкеру не желал. Канда тяжело вздыхает и щурится. Он фыркает раздражённо и презрительно кривит губы. – Отлично. В таком случае ты будешь заниматься со мной после уроков. И вот тут Аллен понимает, что окончательно… Пропал. Хуже вряд ли вообще можно было вляпаться. Рядом с Кандой он окончательно теряет последние капли рассудка и совсем не в состоянии здраво мыслить, а он говорит о какой-то там математике! Которой они должны будут заниматься вместе! – Может быть, я лучше постараюсь разобраться сам? Или попрошу Лави помочь мне? – не выдерживает он, вскидывает подбородок и в упор глядит в тёмные глаза, сейчас почему-то выглядящие ещё более бездонными, чем обычно. Похожи на ночное небо… Аллен ещё раз встряхивает головой, выгоняя оттуда ненужные мысли и замечает, что Канда угрожающе и зло щурится, не сводя с него взгляда внимательных глаз. – Если ты считаешь, что у президента школьного совета без тебя слишком много свободного времени, позволь тебя заверить – ты глубоко ошибаешься, – вкрадчиво и злобно шипит он. – Поэтому придётся тебе пока обходиться моей скромной персоной. Или ты считаешь, что такая челядь, как я, не достойна находиться возле твоей царской персоны? Класс замирает в страхе, понимая, что Уолкеру удалось в очередной раз вывести из себя самого грозного парня школы, а тот втягивает голову в плечи, опуская взгляд, и молчит, не зная, что здесь можно ответить. Канда кивает, понимая, что разговор на этом окончен, и чуть усмехается. – Тогда начинаем с завтрашнего дня. В этом классе после уроков. Собрание на этом объявляю закрытым. Аллен вылетает из класса первым. Он чувствует, что из ушей вот-вот повалит пар, и надеется только как можно скорее скрыться с глаз Канды. Ему унизительно, больно и волнительно, и Уолкер совершенно не понимает собственного состояния. К Канде его влечёт слишком уж сильно, чтобы до сих пор не понять собственной влюблённости. А вот Юу хорошо, если просто презирает его, а не ненавидит. И что вообще могло заставить его подписаться на такую нудную работу, как подтягивание математики Аллена на хоть сколько-нибудь порядочный уровень? Уолкер, и без того не мечтающий даже о какой-либо взаимности, теперь чувствует себя совершенно раздавленным, и оптимизма ему сложившаяся ситуация не придаёт совершенно никакого.***
Как бы это ни было странно, репетитор из Канды получается вполне сносный. Можно было бы даже сказать – хороший. Они даже начинают неплохо ладить на почве этих занятий, чему Аллен несказанно рад. Лави, конечно, не устаёт сыпать подколами и как-то странно косится в сторону Канды, но Уолкер не придаёт этому особого значения. Обычная несдержанность и злоба во время их занятий у Юу заменяются спокойствием, и Аллен даже находит в себе силы, в самом деле, сконцентрироваться на примерах. Канда объясняет легко и весьма понятно, так что совсем неглупый мальчишка схватывает всё практически налету, чем порядочно удивляет брюнета. Он вскидывает на юношу слегка заинтересованный взгляд и усмехается. – Что же мешало тебе получить более высокий балл за последний тест? Аллен робко пожимает плечами и закрывает глаза, взъерошивая шевелюру вспотевшей от волнения ладонью. Ему не хочется рассказывать ни о своей старой школе, где отношения не заладились сразу и со всеми, включая как одноклассников, так и учителей, ни о Кроссе, который редко когда позволял доделать домашнее задание, хотя и волновался за приёмного сына. По-своему, конечно, но волновался. Они сидят уже достаточно долго, и Канда решает устроить перерыв, потому что головы обоих уже отказываются воспринимать информацию. – А ты почему решил вдруг стать моим репетитором? – спрашивает юноша и слабо вздрагивает, поднимая взгляд на лицо Канды. Тот смотрит как-то странно, задумчиво и… Так, что Уолкеру хочется немедленно сползти со стула под парту. Слишком уж внимательным, слишком пронизывающим взглядом. Будто хочет что-то увидеть, что-то понять, но всё никак не может добраться до истины. И Аллену почему-то становится больно от этого. Ему кажется, что всё это уже было, и что сейчас всё должно быть иначе, но глаза Канды, совсем непонимающие, будто бы не помнящие, вгоняют его в тоску. Аллен опускает голову и вздыхает. – И… Как это ты стал нашим куратором? Ты ведь точно этого не хотел, да? Канда, неожиданно для него, вдруг усмехается. Кладёт ладонь на растрёпанную голову парня, приглаживает седые пряди, кажется, сам не отдавая себе отчёта в том, что он делает, и… улыбается. Улыбается так, как Аллен никогда до этого ещё не видел, но от этого ему вдруг становится невообразимо тепло. – А ты догадливый, когда хочешь, – ехидничает брюнет, и Уолкеру тут же начинает хотеться ему врезать.***
Туман сегодня особенно плотный. Аллен бредет сквозь него, не видя даже на метр вперед. Голоса вокруг то появляются, то исчезают, и юноше кажется, что он может даже узнать среди них несколько родных и знакомых. Звонкий смех Линали, нежное воркование Лави неподалеку, звон бутылки и грубый окрик Кросса, почему-то кажущийся Уолкеру почти ласковым. Голосов много, и мальчишка не может разобрать их все. Он отчаянно ищет что-то, за что можно было бы зацепиться, что помогло бы выбраться из облака, в которое он попал, но все тщетно. Вдруг он слышит что-то еще. Сперва Аллен не в состоянии разобрать, что именно. Он бредет слишком долго, он устал, он знает, что спит, и понимает, что когда будильник, наконец, выдернет его из сна, усталость эта никуда не исчезнет, и это не придает сил. Однако "что-то" очень настойчиво. Оно уже не шепчет, почти кричит на ухо, оно странное и до ужаса знакомое, и Аллену кажется, что он вот-вот поймет, вот-вот вспомнит, но никак не может поймать нужную ниточку. В шаге перед ним мелькает какое-то черное пятно, и Аллен, сперва отшатнувшийся назад от неожиданности, отчаянно пытается его поймать. Пятно ускользает из его пальцев, но туман будто бы расступается, и впереди возникает фигура. Высокая, темная и настолько знакомая, настолько родная и теплая, что Аллен срывается на бег, лишь бы только догнать ее, лишь бы схватить за плечо, дернуть, развернуть, узнать наконец... Фигура оборачивается. Лицо ее разглядеть невозможно, и Уолкер видит лишь улыбку. Отчего-то он помнит ее. Он точно знает, что улыбка эта слишком редкая и безмерно дорогая, что за улыбку эту он готов отдать что угодно, но вот вспомнить, кому же она принадлежит, он никак не может. Аллена выкидывает из сна в три часа ночи. Он лениво глядит на будильник и почему-то не боится вновь закрыть глаза. Сон перестает пугать его, он даже надеется вновь ощутить так же близко чьё-то незримое присутствие, однако туман ему больше не снится. В этот раз он видит... Канду. Только вот Канда этот странный. Необычный, не такой, каким привык видеть его мальчишка. Слишком уж он по-взрослому красив, слишком степенен и важен, и смотрит на него слишком... Не так. За всеми изменениями, которые не устает подмечать в этом новом, безумно притягательном Канде Аллен, он не сразу замечает, что брюнет совершенно... Обнажен. Этот новый Юу сидит на расстеленной кровати. В комнате почти нет света, но его темные глаза Уолкер всё равно видит слишком хорошо. Они смешливые, какими никогда прежде не были, они очень глубокие, на дне их плещется тьма, и Аллен тонет в этом. Когда рука брюнета вдруг плавно проходится по груди юноши кончиками пальцев, а другая ладонь опускается на затылок, Аллен вздрагивает. С губ его срывается стон, и он лишь сейчас понимает, насколько возбудило его это зрелище. Звуки тонут в тягучем, нежном поцелуе, и Аллену кажется, что сознание его взрывается.***
Аллен просыпается от собственного стона. Он тяжело дышит, пытаясь понять, какого черта только что произошло, и вдруг понимает, что рука его все еще сжимает член под одеялом, слегка приподнимая ткань, а животу липко и неприятно, возбуждение постепенно сходит на нет, заставляя юношу начать соображать. Он вдруг вспоминает, что сегодня последний день занятий с Кандой перед экзаменами, и ему становится ужасно неловко. Уолкер с трудом представляет, как будет смотреть в глаза Канде после подобного сна, а в груди что-то больно ворочается, напрягается, ноет и просит что-то совсем непонятное. Юноша рывком срывает с себя одеяло и отстраняет руку, кусая губы. Отчего-то ему становится невообразимо тошно и обидно, кажется, будто Канда своим неведением предал его, и этого своего чувства он понять совсем не в состоянии. – Бред. Кончить от поцелуя. От простого, мать его, поцелуя. Ну, ведь бред же, в самом деле!***
В последнее время Канда совсем не может понять, что с ним происходит. Он сам не знает, что дёрнуло его тратить драгоценные для тренировок часы на подтягивание математики Аллена, и если сперва это раздражало юношу, сейчас он попросту смирился. К несносному и заносчивому Уолкеру его тянет будто магнитом, и брюнету не то чтобы нравится это чувство, но как-то охарактеризовать его не получается и потому остаётся лишь терпеть. Слава богу, что мальчишка оказался на самом деле весьма способным и материал понимал достаточно легко. До сих пор Канде, в самом деле, приходилось напрягаться, чтобы что-то ему объяснить, лишь пару раз. Значительные проблемы у Уолкера все еще имеются лишь с одной темой, и брюнет обещает себе, что непременно разъяснит ее юноше до следующих экзаменов. Проблема заключается в том, что экзамен у Аллена уже завтра, а времени им обоим категорически не хватает. У клуба его недавно прошли соревнования, и Канда какое-то время не мог пускать на самотек тренировки. К тому же он и сам должен был подготовиться к ним на должном уровне. Приходится вертеться, и хвататься за каждую лишнюю минуту. Вот только голова у него в последнее время совсем отказывается соображать на должном уровне. Помимо кендо и Аллена остаётся ещё множество нерешённых задач, и Канда действительно старается решать их все, но только мозги его уже буквально плавятся от нагрузки. Проклятый Уолкер совсем не желает выбираться из его мыслей. И если раньше он большей частью раздражал, то сейчас вызывает всё больше интереса. Казалось, что он как-то неуловимо знаком, что уже видел его раньше когда-то очень давно, но Юу всё никак не может выудить из собственного детства нужные воспоминания. И порой ему думается, что их никогда там и не было. Когда сегодня они встречаются после уроков вновь, Юу не остаётся ничего другого, кроме как тяжело вздохнуть и закрыть глаза на пару секунд, стараясь прийти в себя и не отвлекаться на слишком уж родные серые глаза, отчего-то кажущиеся ему смутно знакомыми. – Думаю, сегодня нам придется задержаться допоздна, так что лучше будет, если ты просто заночуешь у меня. Аллен весь день ведёт себя как-то странно. Он то и дело отводит взгляд, говорит слишком тихо или вовсе молчит, и порой, (Канда мог бы поклясться!) слабо краснеет, кусая губы. Но сейчас с ним творится что-то совсем непонятное. Аллен мнется, неожиданно робко глядя на него, закусывает губу почти до крови и не может выдавить из себя и слова. В конце концов, он слабо кивает и заставляет себя улыбнуться через силу. – Если я... Не помешаю тебе. Он, в самом деле, не понимает, почему вдруг Канда решает так озаботиться его успеваемостью, но с надеждой глядит в тёмные глаза, затем обрывает себя и с силой сжимает ладонью собственный локоть. Ночь с Кандой в одном доме, да еще и выпадающая на сочельник, заставляет Аллена нервничать, но почему-то чувствовать себя невероятно счастливым. Ему порой кажется, что Канда чувствует то же самое, мерещится, что он тоже почти-почти вспомнил, но всё-таки... Всё-таки нет. И от этого Аллену становится так грустно, будто бы кто-то сместил его. Кто-то сдвинул со строки приоритета, и он бессильно пытается пробиться назад. Канда только улыбается в ответ и скользит глазами по его лицу. Губы Аллена кажутся ему невероятно мягкими и нежными. Если бы только он перестал постоянно обкусывать их! – Стал бы я тебя звать, Шпендель, – это звучит даже мягко, и Аллен слабо улыбается приятному голосу Юу.***
К вечеру Аллен всё-таки умудряется взять себя в руки и побороть смущение. Он очень старается углубиться в математику и не замечать ничего вокруг себя, да только рука Канды, то и дело перехватывающая его ладонь, направляющая карандаш в нужную сторону или просто отстраняющая, слишком тёплая, а голос его сегодня почему-то особенно глубокий. В конце концов, вымотанный Уолкер умудряется выклянчить себе перерыв, и сейчас сидит за кухонным столом, не смея отвести глаз от прекрасных волос Канды, влажных после душа, едва только расчёсанных и ниспадающих до самых ягодиц. Брюнет стоит спиной к нему и что-то ворожит возле плиты, и Аллен в наглую ловит моменты любования юношей, то и дело бесшумно вздыхая. – Ты ведь не ответил тогда, – наконец, решается начать разговор юноша, и Канда вскидывает бровь, оборачиваясь. Почему-то мальчишке кажется, что где-то в глубине его глаз играет ехидная и по-своему ласковая улыбка. Аллен выжидает ещё пару секунд, прежде чем задать вопрос. – Так почему… Ты стал нашим куратором? Канда, наполовину разочарованный вопросом, наполовину удивлённый, пожимает плечами и тихо фыркает. – В наказание, – коротко отвечает он, и надеется, что Аллен на этот раз задаст вопрос о самом себе, да только юноша, с трудом вообще осмелившийся на разговор, чуть улыбается и встаёт, подходя чуть ближе. Ему хочется ненароком коснуться влажной тяжести чёрных локонов, но он всё примеривается, всё думает, как сделать это как можно более неприметно. – За… Что? Канда вдруг оборачивается. На этот раз он, в самом деле, ухмыляется, и оглядывает Аллена с головы до ног пытливым взглядом. – За неподобающее поведение, – фыркает он, так и не дав юноше конкретного ответа, а затем вдруг слегка наклоняется к его лицу и сжимает пальцами чужой подбородок. Канде самому страшно. Он никогда прежде ничего подобного не делал, не чувствовал чего-то настолько яркого и не имел этого непонятного, страшного желания… Обладать. Во что бы то ни стало обладать другим человеком. Таким тёплым, таким красивым и таким… Знакомым, по какой-то невообразимой причине родным. – Хочешь коснуться их, да? – глухо роняет он почти в самые губы Аллена, и тот сглатывает, слабо подрагивая. Он не знает, что здесь можно ответить, и только облизывает по старой и дурной привычке губы, чтобы затем тут же попробовать их укусить. Однако Канда вдруг нажимает подушечкой пальца на нижнюю его губу, не позволяя её терзать и дальше, и трясёт головой. Тёмный водопад закрывает обоих от дневного света плотной занавесью, и Аллен ахает от неожиданности, распахивает глаза и пытается найти в тёмных, почти чёрных сейчас глазах Канды разъяснения действий, но… Но брюнет только касается ладонью его руки, сжимает запястье и погружает чужие пальцы в собственные волосы. Аллен неверяще сжимает тяжёлую прядь и прерывисто выдыхает, он не смеет отвести глаз от искрящейся каплями воды красоты, и только потом понимает, что у Канды, выходит, мокрая вся спина. И футболку он, скорее всего, надел исключительно ради Уолкера. Чтобы его… Не смущать. – А знаешь, Канда… – тихо, не веря в собственное счастье, шепчет он и зарывается второй ладонью в волосы на его затылке, жмурясь. – У меня день рождения завтра. Брюнет, едва не мурлычущий от нежных прикосновений, вдруг открывает глаза и удивлённо смотрит на юношу, но тот и не думает отстраняться, лишь льнёт ещё ближе, почти повисая на чужой шее и ощущая грудью чужое сердцебиение. – Это мой лучший подарок в жизни. Канда молчит какое-то время, затем усмехается и обнимает юношу за талию, прижимая чуть ближе к себе и блаженно закрывая глаза. Сдерживаться ему сейчас очень сложно. Организм даёт о себе знать, и запах Аллена сводит с ума, его нежное, хрупкое тело под руками гнётся так легко и естественно, будто это совершенно нормально, будто Аллен всю жизнь провёл под его ладонями, и теперь Юу едва достаёт сил, чтобы удержать себя, чтобы не повалить юношу перед собой на пол, чтобы не начать стягивать с него одежду, касаясь губами нежной кожи, не причинить, ненароком, боль, не испугать. – Какой же ты идиот, Шпендель. Аллен только кивает головой в знак согласия, и утыкается носом в чужую шею, прижимаясь ещё теснее к горячей груди и сильнее сжимая пальцы в волосах брюнета.***
Проснуться на следующее утро было на удивление легко. Всю ночь ему не снилось совсем никаких кошмаров, и юноша не подскакивал каждые несколько часов лишь затем, чтобы потом смотреть в потолок, боясь сомкнуть веки. Почему-то сквозь утреннюю дрёму ему кажется, что кто-то нежно касается его щёк. От этого становится так легко и спокойно, что просыпаться нет никакого желания. Это так ужасно напоминает собственные сны, с вечным, незримым присутствием кого-то сильного за спиной, кто всегда защитит, что Аллен даже думает, что всё ещё спит. Первым, что бросается в глаза Аллену, когда он открывает глаза, оказывается Канда. Тот сидит рядом с его кроватью и расчёсывает волосы, внимательно глядя на юношу. Заметив, что Уолкер, наконец, соизволил проснуться, брюнет улыбается, и юноша от этого приходит в какой-то неописуемый восторг. Улыбка эта настолько тёплая и родная, что нежность захлёстывает его с головой, в груди что-то взрывается и Аллен выпрямляется на кровати, неосознанно протягивая руку вперёд и касаясь шелковистой тяжести чужих волос вновь. Канда улыбаться не перестаёт. Он даже не отстраняется, позволяя юноше несколько секунд отрешённости, прежде чем тот вдруг резко отстраняется. – Экзамен! Канда наблюдает за вскочившим на ноги юношей и слегка улыбается, перебрасывая волосы за спину. – Соизволил вспомнить, наконец? Аллен, совсем уж смущённый и жутко перепуганный, хватает первое, что попадается ему под руку. Переодеваться в одной комнате с Кандой ему не позволяет смущение, и он вздрагивает, не зная, куда себя деть. Почему-то ему кажется, что Юу сейчас откровенно веселится, но тот лишь спокойно поднимается и выходит из комнаты. – Я буду на кухне, приходи, как будешь готов. Аллен лишь смущённо кивает и вздыхает, начиная судорожно натягивать штаны на голые уже ноги. Он приходит на кухню спустя несколько минут, и завтракают они в полной тишине. Канда почему-то до сих пор слишком пристально глядит на Уолкера, а тот торопится и старается не думать о том, что произошло вчера вечером и сегодня утром. Это всё не укладывается в голове, забитой математикой, и юноша только надеется, что ему удастся каким-то невероятным брюнетистым чудом сдать сегодняшний экзамен. Когда он, наконец, открывает входную дверь и готовится уже бежать к ближайшей остановке, его руку вдруг тепло и сильно сжимают чужие пальцы. Аллен замирает на мгновение, а сзади к нему прижимается что-то тёплое, мерно вздымающееся. Его лицо чуть разворачивают, губ касаются чужие, выбивая из лёгких весь воздух простым касанием. Проходит только пара секунд, и Канда уже отстраняется, но руку его сжимать не перестаёт. – Удачи, Аллен Уолкер. И Аллен бежит вниз по лестнице, стараясь не думать совершенно ни о чём. И отчего-то ему кажется, что утром, ещё не проснувшись, он чувствовал лёгкие прикосновения к своим щекам. Те самые прикосновения, от которых до сих пор так ужасно горит щека.***
Когда Аллен выходит из класса, то первым делом он старается отыскать рядом Канду. Они договаривались встретиться после его экзамена ещё утром, и Уолкер представлял этот образ у себя в голове сотни раз. Канда стоит, прислонившись к подоконнику. Руки его скрещены на груди, голова чуть откинута набок, а на губах играет ехидная ухмылка. За плечом у него привычно виднеется Муген. Он неторопливо, почти нехотя отлипает от подоконника, делает шаг на встречу, и… Аллен трясёт головой, стараясь не думать об утреннем поцелуе, который ему до ужаса хочется повторить, и вздыхает. Скорее всего,Канда задержался на тренировке, и Уолкер отправляется туда кратчайшим путём. Терпения у него хватает буквально на несколько шагов, а затем он срывается на бег, то и дело привычно кусая губы. Почему-то в груди что-то скручивает и в сознание вползает липкий страх неизвестности. Он совсем иррационален, и Аллен прекрасно понимает это, старается гнать прочь. Канда в самом деле оказывается в зале. Вот только… Он оказывается там совсем не один. Рядом стоит девушка, она явно смущается, лепечет что-то слишком тихо, сжимает в ладони подол юбки и нервно вздыхает. Канда слушает её спокойно, кажется, почти даже грустно. – Прости, – долетает до замершего в дверях зала Аллена, и он спешит вжаться в них, чтобы не оказаться замеченным слишком рано. – Я встречаюсь с другим человеком. У Уолкера перехватывает дыхание. Он не знает, о ком сейчас говорит Канда. Слышит, как делает маленький шаг назад девушка, слышит, как она спешно покидает зал, даже видит мелькнувшие совсем рядом маленькие хвостики, но в груди всё горит и он едва может соображать. С кем Канда встречается? О ком он говорит, что имеет в виду? Неужели… Неужели он просто… Смеялся? Аллен старается отогнать эти мысли, старается думать о сданном экзамене, о решённых задачах, о… О чём угодно, чёрт возьми, только не об обжигающих внутренности словах, не о том, что к горлу подступают рыдания, не о том, что Канда, в общем-то говоря… Вовсе и не принадлежит… Ему. – Эй! – знакомый голос заставляет юношу вынырнуть из собственных мыслей и с горечью обнаружить, как жжёт солёная слеза прокушенную всё-таки насквозь губу. – Долго ты там стоять собрался, глупый же Шпендель? Он заставляет сделать себя один шаг. Затем ещё один. Не поднимая головы, почти не дыша. Канда смотрит на него с удивлением. Он, не раздумывая, обнимает юношу и прижимает его к себе, не понимая, что могло так расстроить ещё только утром невероятно счастливого Аллена. – Что произошло? – неужели он всё-таки не сдал? У Аллена трясутся губы. Он и ответить ничего не в состоянии, только сжимает похолодевшие пальцы на хакама Канды, и все силы его уходят на то, чтобы не начать постыдно и глупо реветь. – Аллен… – уже тише повторяет Канда и отрывает от себя юношу, цепляя пальцами его подбородок и заставляя взглянуть в свои глаза. – Что… – Ты ведь… Встречаешься, да? – наконец, едва сумев разлепить губы, спрашивает Уолкер, уже даже не надеясь на то, что голос его сохранил хоть какую-то твёрдость. Брюнет с секунду стоит, ошарашено глядя на него, затем вдруг прижимает теснее к себе, зарываясь пальцами в седые волосы и заходясь своим красивым, бархатным смехом. – Конечно же встречаюсь, глупый ты Гороховый Стручок! Встречаюсь с одним придурковатым и седым новичком со странным шрамом на полморды. Ты определённо знаешь его. Это тот самый новичок, у которого отродясь не водилось мозгов! Аллен, уже начавший мелко трястись, вдруг замирает и поднимает на Канду неверящий взгляд. Тот гладит его по растрёпанным волосам и нежно касается кончиками пальцев мокрой щеки, а затем, вдруг, целует. Совсем не так, как в первый раз. Тягуче и медленно, невероятно нежно, из-за чего Аллену кажется, что он попросту плавится в чужих руках. Юу вздёргивает его голову за седые прядки на затылке, и собирает губами солёные капли. Он касается кончиком языка прокушенной губы, тихо хмыкает и вздыхает, позволяет Аллену обнять себя за шею и прижаться почти невозможно близко, чтобы целовать его ещё и ещё, затем отстраняется и тихо шепчет на разгорячённое ухо: – Я влюбился в тебя, хренов же идиот. В тебя. Только в тебя, Аллен Уолкер. И юноша перед ним закрывает глаза, не смея даже дышать. Он совсем не ожидал услышать подобных слов, и сейчас не знает, что происходит внутри него, почему так жарко и хорошо телу, почему так радостно на душе. Словно бы вернули в старые списки. Словно бы заново осознали важность, словно бы, наконец, дали столь долгожданный, столько выпрашиваемый знак. – Канда… Наверное, именно сейчас Аллен может по праву считать себя самым счастливым человеком на этой чёртовой, полной страданий, Земле.***
Канда просыпается с первыми солнечными лучами. Он недовольно жмурится, но затем улыбается, ощущая под рукой тепло родного тела, и ласково проводит пальцами по груди лежащего рядом мужчины. Мужчина этот вставать не любит просто ужасно, и постоянно обижается на будильники, дотошно звенящие по утрам и смеющие выманивать их из тёплой кровати в холод зимнего утра. Однако сегодня выходной, и это позволяет Канде надеяться на чуть более интересное начало дня, чем обычно. Он приподнимается на локте и ласкает кончиками пальцев щеку Аллена нежно-нежно, почти невесомо. Тот блаженно жмурится, потягиваясь, и ближе прижимается к источнику ласки, а затем, всё-таки, открывает глаза. – Канда… Когда-то давно, ещё будучи подростком, он уже видел такого же Канду в своём сне. Такого же взрослого и красивого, столь же полного мудрости и уверенности в себе, такого же невероятно… Настоящего и живого. Как он мог знать тогда, как будет выглядеть Юу в этом возрасте, непонятно до сих пор, но мужчина давно перестал думать об этом. Собственная реакция на него тогда была настолько ошеломляющей, что Аллен слегка стыдится её до сих пор. Однажды он рассказывает Юу о своих снах. Он не знает, чего стоит от него ждать, но брюнет лишь ласково улыбается и притягивает парня к себе, усмехаясь. – Нет ничего удивительного в том, что я полюбил тебя и в прошлой жизни. Хотя, надо сказать, иногда ты бываешь просто совершенно несносен! Другая жизнь, – думает тогда Аллен, – вот, значит, как. И на этом он успокаивается. – Ты такой красивый, Канда… – шепчет он и накрывает ладонь мужчины своей, наслаждаясь лаской сильнее. Брюнет улыбается. Так же, как в его снах когда-то. Так же, как теперь улыбается ему постоянно. Теперь Аллен уже окончательно принадлежит ему, и не надо думать ни о собственных странных чувствах, ни о том, как сдержать себя, чтобы не перепугать его и не причинить боль. Кстати сказать, не сдержался Канда весьма скоро, буквально через пару недель с того момента, как они начали встречаться, но Аллен, кажется, тогда был только рад. Сейчас же он опускает руку ниже, проходясь по чужому животу порхающими касаниями и опуская ладонь на чужой член. А затем целует, страстно, и всё-таки так же нежно, как и прежде. Точно так же влюблено. Аллену кажется, будто бы он попал в свой собственный рай.