Смутные воспоминания

Душа издала очередной протяжный стон, и Дин, довольно ухмыльнувшись, ещё глубже вбил нож в уже и без того кровавое месиво. Душа была уже не в себе от боли — или от того, что Дин разодрал её горло, аккуратно разрезав шею так, чтобы не повредить нервы и не лишить её чувствительности. Он не понимал, как, будучи на земле, мог не скучать по этому — по простому круговороту пыток и исцелений. Продолжая делать надрезы на левом бедре души, он вспомнил, каким слабым был там, наверху, каким виноватым чувствовал себя. Припоминалось это смутно, но он знал, что был несчастен. Ну, хотя бы пробыл он там недолго; восстав, Люцифер снова зашвырнул его в преисподнюю. Вернувшись, поначалу он снова пытался противиться, но так же сдался и подчинился адской традиции — погибает хозяин, и ученик занимает его место. А он до сих пор помнил всё, чему научил его Аластар, и вскоре занял его место главного палача, унаследовав и его территорию. А территория ему принадлежала обширная, размером и формой напоминающая какой-нибудь человеческий особняк, с беспрекословными слугами-тенями и окружающими его полями. Дин потратил полтора года, переобустраивая всё в соответствии с тем, что помнил о своих земных пристрастиях. Это было прекрасно; дом, полностью принадлежавший ему, существующий лишь ради того, чтобы удовлетворять каждую его прихоть. Не то чтобы ему нужно было беспокоиться о защите кого-то или чего-то — это всё осталось на верхних этажах, — но здесь его собственность могла за себя постоять. Единственное, что ему не нравилось, — это то, что он не мог вспомнить свою верхнюю жизнь. Нечему было ему о ней напоминать, и он начал забывать, постепенно становясь обычным демоном, пусть и белоглазым. Удовлетворившись выступившей из бедра крови, он собрался было вырвать кость, но тут уловил движение позади и с раздражением обернулся. Почему сегодня он позволил дому впускать других? Помешавший ему демон, верно понимая его негодование, торопливо заговорил. — Для вас прибыл подарок, — прошипел он, отползая в сторону и являя взгляду Дина ангела, рухнувшего на колени, с прижатыми к спине чёрными крыльями — словно это могло его защитить. Ангел. Давно Дин не играл с кем-то подобным. Этот выглядел как-то знакомо — облезлый плащ, чёрные волосы, глаза… ангел поднял голову, и Дина поразила синь этих глаз — и узнавание во взгляде. Да, он определённо знал его на земле, а значит, этот ангел заслуживал того, чтобы оказаться здесь. Дин помнил, что ангелы были упёртыми сволочами, которым не было дела ни до кого, кроме них самих. — Где его клинок? — спросил Дин с ухмылкой. Демон поспешно протянул ему длинный серебряный кинжал, обагренный ангельской кровью, и попятился. Дин тут же забыл о нём; повернувшись к дыбе, он взмахом руки согнал с неё пытаемую до этого душу, отправив её повариться в кислоте, и бережно положил ангельский клинок на стол. Подойдя к ангелу, он ухватил его за ворот, соединённый с наручниками на запястьях, и поволок за собой, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления. Цепи были покрыты енохианскими сигилами, удерживающими благодать в сосуде, лишавшими ангела его способностей и облегчавшими пытку. — Дин, — выдохнул ангел, трепыхаясь, и Дин швырнул его на дыбу, призывая кол и резко пропарывая им крыло ангела, тем самым прикалывая его к месту. Закрепив его на дыбе, он отступил и залюбовался своей работой. Кровь стекала по крылу, руки и ноги ангела были раскинуты в стороны, а в глазах мелькнула любопытная смесь непокорности и мольбы. Может быть, он думал, что, раз они знакомы, он заслужит себе какое-то снисхождение. — Дин, пожалуйста, — с трудом выговорил ангел, и Дин рассмеялся, отходя к столу за инструментом. Усилием мысли сменив всё, кроме клинка, на специальные орудия для пыток ангелов, он призадумался ненадолго. Ангел продолжал выстанывать тихие мольбы и его имя, так что Дин решил, что это нужно прекратить первым делом. Взяв плоскогубцы и нож, он вернулся к дыбе и силой заставил жертву раскрыть рот. Сунув плоскогубцы внутрь, он сделал несколько разрезов на языке, не отрезая его, впрочем, полностью. Ангел заизвивался, пытаясь отдёрнуть голову, и Дин позволил ему. Он отнял нож и провёл им по своему запястью, чтобы выпустить немного крови, а потом снова заставил ангела открыть рот и сунул в него руку. Демонская кровь была для ангелов как кислота, и чем выше был ранг демона, тем сильнее была боль. Так что Дин, будучи белоглазым, мог причинить её очень и очень много. Когда трепыхающийся и вскрикивающий ангел против воли проглотил немного, Дин снова оттолкнул его голову и быстро убрал плоскогубцы и нож, сменив их на ржавый острый скальпель, кончик которого был сделан из переплавленного ангельского клинка. Пока он отвлёкся на это, ангел попытался выплюнуть его кровь, и Дин с силой ударил его, а потом ухватил за свободное крыло и вывернул. На лице ангела отразился страх. Он замотал головой, снова пытаясь выговорить имя Дина. Крылья были самой чувствительной частью ангела и исцелялись дольше всего. Это означало, что играть с ними веселее всего. Подлатать их было сложно даже с адской системой восстановления тел пытаемых, так что отрывать их сразу не стоило; торопиться было некуда. Воткнув скальпель в верхнюю кость ангельского крыла, Дин медленно вытащил его наружу; ангел издал протяжный вскрик. Когда кость раскололась надвое, Дин просунул в трещину пальцы, пихая их глубже и углубляя надлом. Ангел почти сошёл с ума от боли; с другой стороны доносилось шуршание, словно второе его крыло вырвалось на свободу. — Мог бы просто сказать, если тебе так сильно хочется, — ухмыльнулся Дин и рассмеялся. Ангел бил крылом, как угодившая в силок птица. Дин смутно помнил, что за птицы имелись в виду, но, кажется, их ему нравилось есть. Конечно, убитых и приготовленных — люди были так ограничены. Снова вывернув наружу подёргивающееся в его руках крыло и сделав шаг назад, Дин принялся медленно, по одному выщипывать из него перья и обмакивать их в свою кровь. Ангел снова начал пытаться выговорить его имя, несмотря на раненый язык — будто оно что-то значило. Заинтересованный, Дин выпустил крыло, подошёл к нему ближе, ткнув ножом между рёбер, и наклонился к его покрытому кровью лицу. — Какого хрена ты хочешь? — спросил он и тут же изумился: сквозь боль на лице ангела проглянула надежда. Он снова попытался заговорить, повторяя и повторяя его имя. Тогда, убрав скальпель, Дин просунул в оставшуюся рану целую ладонь и обхватил его рёбра пальцами. Ангел заорал, тяжело дыша, но всё ещё пытаясь умолять. Предыдущие два ангела, которых он пытал, такими не были. Они сохраняли свои каменные маски, пока были в силах сдерживать крики, ни разу не произнесли его имени и не смотрели на него кроме как с презрением и ненавистью. Может быть, он знал этого ангела не так, как других? Слегка растерянный, он вынул руку, дёрнув за ребро, и стал дожидаться, пока его жертва успокоится. До него дошло, что какое-то время он действует почти на автомате, бездумно. Наконец ангел перестал кричать и, глядя на Дина затуманенными глазами, попытался поднять руку, словно указывая на его плечо. Дин почти потянулся отвязать его, но успел вспомнить о свидетелях; развернувшись (ангел тревожно выдохнул, словно решил, что его снова игнорируют), он с удивлением обнаружил, что зрителей стало больше. На них смотрело уже четверо демонов, и все они попытались поумерить восторг на лицах, заметив, что Дин их увидел. — Вон! — рявкнул он, угрожающе приблизившись к столу, и они поспешили убраться. Все знали, что Дин охотно станет пытать любого, вне зависимости от вида и ранга, едва возникнет необходимость поумерить их спесь. На мгновение прикрыв глаза, Дин велел дому выгнать всех тварей, кроме него и ангела, и никого не впускать. Они остались одни, и он повернулся к ангелу, тут же поморщившись: у того на лице проступила надежда. Откуда ей было взяться? Дин сказал себе, что после того, что сейчас сделает, сразу же снова приступит к пыткам; сказал, хотя и понимал, что происходит нечто иное. Снова подойдя, он отвязал одну руку ангела, не освобождая его, конечно, и, когда тот дёрнулся, затаил дыхание. Сначала ангел прижал ладонь к ране на животе, словно пытаясь удержать внутренности, а потом потянулся к Дину. Тот напрягся, но напомнил себе, что сигилы не позволят ему применить свои силы и уничтожить его. В любом случае, ангел потянулся не к его лбу, а к левому плечу… и тогда что-то произошло, Дин почувствовал. Он закатал рукав, чтобы предоставить ангелу лучший доступ, и тот, с облегчением выдохнув, стиснул его шрам в виде отпечатка ладони, выжженный на самой его сути. Я тот, кто крепко схватил тебя и избавил от адских мук. Воспоминания хлынули рекой, и вся человеческая жизнь Дина промелькнула у него в голове; всё, что он потерял в аду, сейчас к нему вернулось. — Кастиэль, — выдохнул он, и Кас уронил руку, слишком слабый, чтобы удерживать хватку. Глаза Дина побелели, и он уставился на ангела, своего ангела, в ужасе и восхищении. В руке он всё ещё держал обломок его ребра; он выронил его, словно обжегшись. Лицо, грудь, крылья Каса были покрыты кровью, и сейчас, когда его узнали, он, казалось, испытывал и облегчение, и настороженность. — Ты выпустил Сэма из подвала Бобби. Ладно, это было не то, что он хотел сказать. Судя по опустошённому выражению на лице Каса, он тоже надеялся на иное. Не успел Дин взять свои слова назад, как Кас подался назад и сжался, как это только было возможно для того, кто распят на дыбе. Он снова выдохнул что-то похожее на имя Дина, и от боли в его глазах было почти так же плохо, как от осознания того, что Дин только что сделал. — Чёрт, Кас, прости, я не помнил. Подавшись вперёд, он велел аду исцелить сосуд Каса и торопливо освободил его от пут. — Я приношу свои извинения, Дин, — еле слышно произнёс Кас, как только смог говорить, и Дин, поморщившись, подхватил его на руки и понёс через дом — в спальню. — Эй, не беспокойся, тебе не за что извиниться, — успокаивающе пробормотал он, укладывая Каса на живот и как можно удобнее устраивая его крылья. Прикрыв глаза, он сосредоточился на кровати, и у той возникли выступы, на которые крылья как раз и легли. — Чёрт, чувак, мне так жаль. — Ничего, — ответил Кас и поморщился, когда Дин, призвав бинты и аптечку, стал быстро, но умело перевязывать его раненое крыло. Сделав всё, что мог, Дин присел на корточки рядом с головой Каса и, убрав волосы с его лица, попытался улыбнуться. — Я думал, тебя убил архангел. — Он собирался, но не успел. Люцифер восстал, и он исчез. Казалось, Кас вот-вот провалится в сон, но он не закрывал глаз, не сводя их с лица Дина, словно стоило ему отвести взгляд, как Дин мог исчезнуть. Чёрт, Дин никак не заслуживал такой преданности после того, что натворил; но он желал её. И ведь этот ангел пытался пробиться к нему с самого начала. Он восстал против всего, что знал, а ангелы были созданы подчиняться. — Я рад, что ты жив, — вырвалось у Дина. Как он мог забыть, кто такой Кас? Тот, кто отдал всё ради него? Как он мог пытать его, как обычного демона или душу? Кого угодно другого — можно было, но не Каса, не его ангела. Дин никогда не стал бы пытать того, кто принадлежит ему, а Кас был его. — Что ты теперь со мной сделаешь? — спросил Кас. Его глаза закрылись, но он тут же распахнул их, словно беспокойство перевесило усталость. — Я могу остаться с тобой? — Теперь я о тебе позабочусь. И да, ты останешься со мной навсегда, — тихо ответил Дин и, не в силах сдержаться, потянулся погладить его по щеке. Он был так благодарен за то, что Кас жив, что не особенно задумывался над тем, почему Кас хочет остаться с ним — демоном, который с удовольствием стал пытать ангела. Кас принадлежал ему с того самого момента, как спас его из ада, просто он не сразу это принял. — Ты принадлежишь мне, и я обещаю, что никто больше не причинит тебе здесь боли. Ни я, ни кто-то ещё. Мой черёд тебя защищать. Губы Каса сложились в слабой улыбке, и он позволил себе расслабиться. Закрыв глаза, он задал последний вопрос: — Я сейчас усну. Ты останешься? Усмехнувшись, Дин легко поцеловал его в лоб. — Всегда.