Коллапс по-древнеегипетски

— Ларри, иди посмотри на это? У Акменра дрожит голос, и Ларри тоже вздрагивает. Не хватало ещё, чтобы что-то случилось... с ним. Вот с этим мальчишкой, да, — хотя неудобно, скажем так, называть мальчишкой древнего правителя, перед которым больше четырёх тысяч лет назад склонялся целый народ. И наплевать, что правителю двадцать с небольшим: Ларри все равно робеет. Он, в свой сороковник с хвостиком, имеющий за плечами некоторое количество интрижек и один брак (пусть и не сохранившийся), отец шестнадцатилетнего сына — робеет. Наверное, его собственный сын так не тушуется перед своей Андреа, как Ларри перед Акменра. Может, взять у Ника пару уроков этого... как его... флирта? «Боже мой, какая ерунда лезет в голову, — ворчит внутренний голос. — Ларри Дэйли, Хранитель Бруклина, ты с ума сошёл?» Упс. Хранитель Бруклина — это уже не внутренний голос. Или чёртов фараон просочился и сюда, став на время этим самым голосом?.. Ларри хмурится и идёт туда, куда его позвал Акменра. В египетский зал, где Ак уже торчит перед своей скрижалью. Скрижаль покрыта чем-то зелёным. Словно странного цвета ржавчиной. — Интересно, что с ней? — Не представляю, — признаётся фараон. И дальше говорит что-то про своего отца, но Ларри смотрит — и теряется в мыслях: до тех самых пор, пока Акменра, что-то шепча, не падает навзничь — так резко, что Ларри едва успевает подхватить его. — Ты как? — да, Ларри перепугался, и сильно. — Всё... всё в порядке, — отвечает Акменра. В египетском зале темно, у фараона смуглая кожа, но Ларри уверен: Ак побледнел. Потом подобное повторяется несколько раз: они что-то обсуждают — неважно даже, касаемо скрижали или нет, потом Акменра что-то шепчет — и валится назад, спиной на мраморный пол, и Ларри едва успевает подхватить его. Такое происходит все чаще, причём что любопытно — ни в чьём присутствии больше фараон в обмороки не падает. Только Ларри достаётся его ловить. — Слушай, Ак, — однажды не выдерживает Ларри, — а почему ты только при мне... сознание теряешь? — Если бы я знал, Хранитель Бруклина! — горестно отвечает фараон. — Я же над этим не властен. Это всё она, — он кивает на скрижаль и сглатывает. — Я сам ничего не могу понять. Тут его губы странно движутся, он закрывает глаза... и падает прямо Ларри на руки. А скрижаль угрожающе затягивается зелёной ржавчиной. Чёрт знает что такое! Сторожа разрывают на части противоречивые чувства. С одной стороны — это страшно, у него каждый раз слабеют колени, когда это происходит: потому что так боязно не поймать, не успеть, да и вообще — вот он сейчас так падает, раз, другой, третий, а потом может однажды вообще в себя не прийти, так, что ли? От этой мысли по спине бегут мурашки, и становится зябко. А с другой стороны — когда бы ещё Ларри Дэйли получил возможность... прикоснуться, заглянуть в лицо так близко, обнять?.. Это приводит его в состояние, похожее на то, что он испытывал в старших классах. Да к чёртовой матери это всё! Надо разбираться. Когда Акменра падает в обморок в девятый раз — Ларри уже готов. Он прислушивается — и понимает, что перед тем, как упасть, Ак действительно что-то шепчет. Это какое-то незнакомое слово, похожее на выдох: «Иехаи». Да, Ларри замечает это — но ничего особого это знание ему не даёт. Он пока не знает родного языка фараона. *** — Спасибо, что вернул мне сына, — торжественно говорит Меренкаре. И косится туда, где Акменра взахлёб рассказывает матери о своих приключениях: — ...за нами львы гонялись! Ларри тоже смотрит — и думает: Ак, ну какой же ты всё-таки... там же не только львы гонялись, там ты вообще чуть не ушёл — Ларри просто не может вспоминать о том, как у него на глазах живое лицо превращалось в стянутую тёмную маску. Ларри был в шаге, в полшаге от того, чтобы напасть на Ланселота и ценой собственной жизни вырвать у него скрижаль. Слава богу, не понадобилось. Удалось иначе. — Какую награду ты хочешь? — спрашивает Меренкаре. И тут Ларри осеняет: — Ответьте мне на один вопрос, если можно. Что такое «иехаи»? — О, ты знаешь наш язык! Откуда?.. — Ну... не весь, — Ларри даже улыбается, ощущая себя ещё ближе к разгадке. — Но всё-таки? — На вашем языке — это крушение, падение, коллапс, — поясняет Меренкаре. — А кроме того — это одно из слов, которыми управляется скрижаль. — Вот как? А подробнее? — Ларри уже не сдерживает радости: он был прав, да, да, не зря он — изобретатель!.. — Если владелец скрижали произнесёт это слово, он упадёт в обморок. Точнее — скрижаль его уронит. — Зачем? — Разные бывают ситуации, — Меренкаре пожимает плечами. — Например, чтобы уйти от неприятных вопросов. Или — чтобы от тебя отстал ненужный тебе человек. — Хмм, — Ларри мрачнеет и пялится в пол. — Или... чтобы наоборот, приятный тебе человек, которому ты доверяешь, в котором не сомневаешься, что подхватит, получил возможность коснуться тебя, — Ларри поднимает глаза и видит редкое зрелище: грозный правитель улыбается. — И если я всё ещё хорошо знаю своего сына — это вероятнее всего и был его вариант. Так к кому на руки он падал? Ларри краснеет и молчит. — Хотя что это я? — усмехается Меренкаре. — По-моему, всё и так ясно!.. Хорошо, что удаётся поговорить до рассвета вдвоём, без посторонних глаз. И первое, что Ларри ощущает наедине — очень сильное желание дать своему фараону подзатыльник. Ах, если бы не треклятый дешрет!.. — Ак, — говорит Ларри, сдерживаясь изо всех сил, — вот скажи, зачем тебе это было надо? Почему ты не мог по-человечески? Обязательно нужно было меня до инфаркта доводить? — По-человечески? — смущённо хмыкает Акменра. — А это как? Ларри Дэйли, Хранитель Бруклина, ты мне очень нравишься, я тебе тоже нравлюсь, насколько я могу понять, и я хотел бы, чтобы ты не держал свои руки при себе в моем присутствии? А ты мне такой — Ак, ты с ума сошёл, ты музейный экспонат, а я нет, у меня сын почти твоего возраста и вообще... — Знаешь что, — строго отвечает Ларри, — давай-ка без этих твоих комплексов. Нам ещё с тобой... ну, сколько мне там осталось? Лет двадцать-тридцать? Так вот, нам с тобой ещё тридцать лет вместе быть, пусть и по ночам, не можем же мы каждый раз это делать с помощью скрижали? — Как ты сказал?.. — у Ака отвисает челюсть, и он начинает выглядеть действительно как мальчишка. Ларри разжимает кулаки, подходит ближе, стаскивает дешрет и... целует фараона в губы. Чего только ни сделаешь, чтобы правитель опомнился. А когда воздух в лёгких заканчивается, Ларри смотрит на часы — о, времени ещё достаточно, прекрасно, — набирает новую порцию воздуха... и говорит: — Иехаи!.. Акменра успевает глянуть на него — удивлённо и радостно. А потом послушно падает в заранее подставленные руки.