тексты из аска: о людях и одиночестве

Ветер мира пустых треплет полы белых одежд. Высокая фигура в просторном одеянии неподвижно стоит на вершине бархана. Долго, долго стоит, не шелохнётся. То ли слушает этот ветер, то ли ждёт. Никто из обитателей пустыни (как смешно говорить "обитатели" про существ, которые никогда и не знали жизни) не посмеет приблизиться. А если б и нашёлся такой храбрец и безумец - не сумел бы: духовная сила развеяла бы его в пыль. Ичимару не слушает ветер. Он вспоминает. Он погружён в свой внутренний мир. Для не-людей - шинигами - это выражение буквально. Свидетелей у этого занятия не может и не должно быть. Вечно сощуренные глаза глядят за горизонт. Уголки рта опущены, и он не кажется прорезью на бледном лице. Шинсо сторожко ждёт - там, в неизмеримых глубинах внутреннего мира. Но не всегда стоит встречаться с своим занпакто. Очень хорошо, что они могут быть не только едины. Что можно быть совершенно отдельным и абсолютно одиноким существом. Абсолютное одиночество необходимо. Только в нём возможно всерьёз заниматься собой. Потому что только ты сам можешь сделать себя тем, чем ты желаешь быть. Никто другой не только не станет - не сможет этого сделать. Никто. Предложенная Айзеном игра в бога была более чем ироничной. Сообщая о своем намерении занять место на небесах, он издевался. Он не стеснялся открытым текстом рассказать, откуда берутся боги. Он знал, что означает слово "бог". Впрочем, мир человеческий и окружающие его миры достаточно разнообразны, чтобы в них было всё. В том числе и возможность не только фанатичной, но и искренней веры, и даже те, кто может стать богом, не превращаясь в абсолютную манифестацию цинизма. Не то чтоб эти случаи часты... но возможность есть. Айзен-тайчо достаточно умён, чтоб это понимать. Айзен-тайчо воистину божественно проницателен. Но любое божество может пасть; любой бог может умалиться. И, что самое главное, - любого бога можно убить. Рейрёку, сила жизни, мощь существования, - всё это не абсолютно; всё уничтожимо. В жизни любого существа, будь то так называемый обычный человек, мелкий пустой, менос, король арранкаров, бог смерти или любой иной бог, неизбежны ситуации, в которых оно оказывается уязвимо. Да, в этом отношении Айзен-тайчо, несомненно, бог, - непревзойдённый уровень рейацу, поистине божественная проницательность и, без сомнений, величайший интеллект... Но и Айзен-тайчо рано или поздно окажется в ситуации суженного сознания и будет вести себя, как слабое существо. Как не хотелось бы... и как хотелось бы это увидеть. Иногда Гину кажется, что этот момент наступит скоро. Он готов. Он должен успеть. Прошлое налетает порывом ветра, захватывает и уносит с собой - в те времена, когда Гин появился... осознал себя существующим в Шиконкае. В те времена, когда ему снились невообразимо реалистичные, сногсшибательно захватывающие сны. В этих снах он видел себя, свою жизнь, а еще множество событий из жизней других существ, – как будто неведомые владыки сна рассказывали ему историю мира. И он в ней исполнял не самую приятную – и не самую последнюю роль. А кроме того, оказалось, что он может менять их ход. Ичимару осознавал себя в этих снах. Он мог и изо всех сил пытался быть в них собой, действующим по собственной воле. Сны снились ночь за ночью, захватывая целиком, детальные, подробные, возвращающиеся к уже увиденному, чтобы показать его глазами других, или рассказать что-то об уже приснившемся, а потом снова продолжая линию повествования. Он не всегда их запоминал, так как у жизни в Руконгае свои законы, и сознание Ичимару нередко бывало слишком занято какими-нибудь элементарными, но тягостными вещами. Тогда сны становились особенно настойчивыми, они буквально рвали его душу, принуждая слушать только их, – в конце концов из этого сплава борьбы за жизнь наяву и во сне родилась убеждённость и мотивация. Порой это всё безумно усложняло жизнь, но его сила росла; он учился жить в мире руконгайских банд, делящих территории влияния – и в мире своих снов. Из-за этих снов они не очень ладили с Шинсо, и в один прекрасный момент Гину пришлось уйти жить в лес, подальше от мест, в которых всегда необходимо быть начеку и всегда быть в ладах со своей силой. Он надеялся, что это ненадолго, ведь невозможно не ладить с Шинсо вечно. О шинигами и Сейрейтэе он к тому времени уже слыхал. Он уже понимал, или по крайней мере догадывался, о ком и о чём ему снятся сны. И тут в его жизни появился он. Появились они. Те, кто снился ему в этих невыносимых и захватывающих снах. Мужчина с обманной доброй улыбкой и сероглазая девочка. ...Попытки понять, как следует действовать дальше, тяжёлые споры с Шинсо и возня с Рангику превратили его жизнь в хаос, временами феерически забавный и весёлый, временами невыносимый; и, хотя ему прекрасно удавалось сохранять вид беспечного мальчишки, ведущего борьбу за выживание на задворках Руконгая, было ясно, что настало время принимать решение. Ему всегда помогал снег. Когда настала зима, а духовный меч стал готовить его к шагу на новую ступень, Гин это решение принял. И больше не оглядывался назад. Вот только оградить Рангику так и не получилось. Впрочем, история еще не окончена. Фигура наверху дюны оживает. Гин поворачивает лицо, оглядывая пустыню, смотрит из-за плеча в ту сторону, где, скрытый горизонтом, таится ночной дворец самоуверенного бога. Никакое, даже самое предельное, одиночество не оградит никого от прошлого и не избавит от будущего. Гин регулярно пытается разобраться в том, сколько в нём самом подарков Айзена, – сформированного в его душе Айзеном-тайчо, – и всякий раз ему приходится останавливаться, не дойдя до конца. Нет предела вашим совершенствам, ками-сама!.. — думает с горькой иронией Ичимару. Эта пропасть всё ещё ему не по плечу.