тексты для аска: о путях и идеях

Комнаты Ичимару в Лас Ночес. Открытую галерею заливает ослепительный свет. В глубине помещения в кресле у стола сидит Гин. Перед Гином на столе ворох скомканных бумажек. Гин задумчиво смотрит на него, подперев рукой голову, лениво тянется и вытаскивает первую попавшуюся. "Почему ты выбрал для себя служение Айзену?" - написано на ней неровным подростковым почерком. Ичимару хмурится, глядя на листок, откидывается в кресле и принимается неторопливо сворачивать из записки фигурку ириса. ...Служить - это дурацкая идея, самая, пожалуй, пошлая из всех человеческих пошлостей. У неё есть исторические корни, достаточно глубокие и достаточно толстые, чтобы в культурном слое завелись многочисленные творения, прославляющие службу кого-нибудь кому-нибудь. ...Нет ничего отвратительней. Нет ничего более жалкого. Нет ничего более беспомощного... Может быть, даже нет ничего страшней, чем эта идея - идея служить. Самое отвратительное в Айзене - именно его концентрированная способность заставлять себе служить. Ему служат все, кто попал под его воздействие. Любой, кому Айзен пожелает приказать, рано или поздно, так или иначе выполнит его приказ. ...самое великолепное в Айзене - то, как он переборчив в том, кого заставить служить. Впрочем, слово "заставить" тут не подходит. Нисколько. Не то чтоб Айзен никого и никогда не принуждал - нет; но он вполне способен добиться... и это тоже неверное слово; безропотно, нет, и это слово не то - Айзен способен получить повиновение и подчинение по доброй воле и с удовольствием, вот в чем фокус. Мне нравится испытывать действие этой его способности на других. Но, разумеется, побуждать... Айзена-тайчо к чему-либо следует тонко и аккуратно. Обычно он это видит. Иногда он снисходит. Иной раз... Гин глубже устраивается в кресле, жмурится и не думает о том, что бывает иной раз. Пальцы машинально гнут и складывают бумагу. Ирис получается тощенький. Он никогда. Никому. Ни по какой причине. Не станет. Служить. ...И никогда и никому и ни по какой причине не станет ни слова говорить об этом, разумеется. Незачем, совершенно некому и совершенно незачем. Лицо Гина прорезает кривая улыбка. Он всё ещё способен испытывать болезненные ощущения от чьих-то вопросов?.. Какая непростительная слабость. Без малейшей иронии непростительная. ...Когда твоя маска работает, может быть больно. Единственное важное в такой момент - не пойти у своей боли на поводу. Ведь эта боль - если она есть - бьет по самому сокровенному, само собой разумеется. Таков принцип масок. Что в этом случае предпринимать - зависит от того, кто ты. Чего ты хочешь, чего ждешь от других и от себя. ...Прежде всего переставь приоритет ожиданий от других. На минимум. На самый допустимый (совместимый с принципом выживания) минимум. Ты от других ничего не ждёшь. Никогда. Вообще. Вообще, ничего, никогда. Это - первый шаг. Без него твоя маска, кем бы ты ни был, уничтожит тебя, съест твоё сердце и выплюнет, не переварив. Далее возьми способность строить прогноз - ведь ждать что-либо от кого-либо означает также и прогнозировать. Эту сторону усиль. Ты можешь, хочешь и должен знать, кто на что способен, оказавшись рядом с тобой. ...Этим Айзен тоже прекрасно умеет управлять. Он не часто демонстрирует эти навыки, но, по чести сказать, и одной демонстрации достаточно, чтобы на всю жизнь понять, насколько это могучая сила - контроль границ допустимого того, кто рядом. ...Мне повезло, я видел разные демонстрации. Настоящий трепет вызвала та, когда ...когда мне показали, что значит правильно поощрить. Пальцы Ичимару сминают бумажный цветок. Господи, всё это всё ещё выворачивает мне душу. Я всё ещё... ...если ты правильно построил свою маску, ты не чувствуешь боль. Ты ощущаешь её, как сигнал организма, но тебе не больно, ты не мучаешься. Вот с этим я не согласен. На этой стадии вы потеряете себя, Айзен-тайчо. Потеряете совершенно и безвозвратно. Это гибельный путь. Я не хочу им идти. Очнувшись от воспоминаний, Гин поднимает голову и обводит помещение взглядом. Кладет смятый бумажный цветок на стол. Складывает руки, пряча их в рукава, садится расслабленно, краем сознания отмечая, насколько его поза перед тем была напряжена. Да, всё это всё ещё важно для меня, всё ещё вызывает боль и всё ещё - нерешённая проблема. Первые два пункта спасительны, а вот третий меня погубит. По губам Ичимару наконец-то снова проскальзывает улыбка. Он разворачивает бумажную фигурку, берёт кисть и пишет на смятой бумажке одно слово: Нипочему. Посыпает тушь мелким, как пыль, белым песком и машет рукой с зажатой между пальцев многострадальной запиской. В приоткрывшуюся дверь проскальзывает странное создание - Гин всякий раз передёргивается, наблюдая дивные творения, прислуживающие ему; отдаёт записку, отправляя существо прочь щелчком пальца по лобовой броне и напуствуя: "к Улькиорре", встаёт, зябко передёрнув плечами, и уходит в шунпо прямо с галереи - куда-то за горизонт. Я не хочу идти вашим путём, Айзен-тайчо. Я готов помогать вам осознавать его гибельность бесконечно. Я бесконечно рад, что вы позволяете мне им не идти. Но не готов сказать вам за это "спасибо". И я надеюсь вовремя вас убить.