Текучий звук твоих шагов

— Какое чертовски нелепое место, — говорит Джон, и все здесь подтверждает каждое его слово — от тяжелых портьер из алого бархата до золоченых люстр, висящих над столиками, накрытыми белыми скатертями. Сцена, возвышающаяся в одном конце зала, выглядит еще хуже: занавес украшен витой золотой бахромой, в центре установлены три бронзовых шеста. Это все очень… — Как будто в этом зале воплотили в жизнь все шаблоны из порно-журналов. Шерлок смотрит на него, оторвавшись от разглядывания остатков рампы, взорвавшейся несколько часов назад и смертельно ранившей юную танцовщицу-альфу на сцене: — Ты же не хочешь сказать, что никогда раньше не бывал в клубе для омег? Что, даже на церемонии Закрепления Уз? — А, да, когда Майк праздновал помолвку с Алисой, но там не было ничего подобного, — Джон протягивает Шерлоку пластиковый пакетик для какой-то улики, которую тот только что раздобыл. — Может быть, у этого заведения класс пониже. Хотя здесь все равно приятно пахнет, — признает Джон, так и есть на самом деле: теплый мускус несвязанных альф, кажется, навсегда впитался в скатерти и дурацкий плюшевый ковер. Джон пытается подавить мелкую дрожь, пробежавшую по спине, но тщетно. — О, Бога ради, возьми себя в руки, — говорит Шерлок, закатив глаза. — Два дня до течки, а от тебя уже никакой пользы. Джон усмехается. Шерлок всегда злился, когда у Джона приближалась течка, но это было по-своему даже весело. — В отличие от альф, я могу думать о двух вещах одновременно, спасибо, — сообщает Джон и упаковывает в пакетик очередной образец, протянутый Шерлоком. — Что же поделать, если ты решил, что секс будет слишком отвлекать твой блестящий совершенный разум. К несчастью. Шерлок снова обнюхивает его и корчит гримасу. — Ну и кто будет на этот раз? — спрашивает он беззаботно, и Джон слегка оживляется, услышав вопрос. Шерлок редко интересуется, с кем Джон планирует провести течку. — Клейтон. Джером. Может быть, оба, — улыбается Джон и мурлычет октавой ниже: — И они обещали мне, что примут минимальную дозу супрессантов. Шерлок рычит на него, и Джон втайне радуется, увидев, хотя бы на мгновение, отблеск альфа-собственничества в его глазах. — Фу. Развратник. — Ханжа. — Жеребец. — Говорящий член. — Уж лучше, чем беременный, — заявляет Шерлок, и Джон пихает его в бок. Шерлок толкает его в ответ, и оба смеются над собственной нелепостью. Шерлок мог быть тайной звездой множества страстных фантазий Джона, но здесь и сейчас они лучшие друзья, и как хорошо, что они выше всех этих гормонов, от которых одна морока. * * * Кроме того, у Джона просто не было шанса. Шерлок выразил свою незаинтересованность в отношениях, течках и прочих подобных вещах, едва они познакомились. — Я принимаю самые сильные супрессанты, — сообщил он Джону тем же тоном, каким назвал свое имя. — Так что течки меня не отвлекают. И если тебя интересуют мои намерения относительно связи, поясню: у меня нет партнера. Я не собираюсь вступать в связь. Вообще. Ни с кем. Так что Джон никогда не поднимал эту тему. Каким бы восхитительным ни казался Шерлок, как бы ни искушали намеки на его естественный аромат, подавленный супрессантами, Джон не собирался соблазнять его феромонами. Он предпочитал естественное влечение вызванному течкой. Впрочем, похоже, у Шерлока был стойкий иммунитет к обоим. Но все как-то утряслось. Множество друзей-альф выражали желание помочь Джону во время течки. Сейчас, когда существовали препараты, подавляющие инстинкты, этот вариант казался куда более привлекательным, чем во времена, когда Джон был подростком. Джон был просто счастлив, что в настоящее время стали доступны супрессанты, синтетические гормоны, которые уменьшали тягу альф к несвязанным омегам. Только удовольствие от секса во время течки и никаких гормонов, затуманивающих альфам мозги, никаких установленных случайно уз, которые так и так всегда были подозрительны. Однажды Джон прошел через разрыв такой связи, несмотря на неодобрительные вздохи матери. Обращение в суд, три недели ожидания, один укол — и все было кончено. Джон был точно уверен, что не хочет, чтобы за ним постоянно таскался вечно пускающий слюни альфа на десять лет старше его и отчаянно мечтающий о детях. Вскоре после того, как они съехались, Джон поинтересовался у Шерлока, на что похожа эта жажда установить узы. Несмотря на медицинскую подготовку и пациентов всех полов, попадавших в самые разные жизненные ситуации, Джон и представить себе не мог, что однажды на самом деле спросит у альфы об их опыте. Шерлок тогда помолчал, задумчиво изогнув бровь: — Удивлен, что ты спрашиваешь, — сказал он. — Трудно это объяснить омеге, у которого нет возможности испытать подобное. Джон пожал плечами: — А ты попробуй. Меня, конечно, кое-чему учили, но, ты же знаешь, это всего лишь учебники. Я раньше никогда подолгу не жил с альфой. — Сейчас дела обстоят не так плохо, как тогда, когда я был тинейджером. Даже не так, как во время моей юности. Это что-то вроде жажды, почти. Такое щемящее чувство, как будто ты ждешь чего-то, но не можешь отыскать. — Шерлок помотал головой и провел пятерней по волосам. — Слава Богу, что есть супрессанты, — добавил он, затем быстро поменял тему, вот, как говорится, и все. * * * Жертвой взорвавшихся мониторов стала Симона Кляйн, симпатичная альфа с длинными вьющимися каштановыми волосами и ярко-зелеными глазами, и Джон старается не делать глубоких вдохов в общей гримерке, где хранились ее вещи, пока она танцевала. Ни один из альфа-танцоров в клубе не употребляет супрессанты, и их темным, тягучим, мускусным ароматом словно напоен воздух. А у Джона совсем скоро должна начаться течка, и в какой-то момент он решает остаться за дверью гримерки, пока Шерлок обыскивает вещи Симоны, но Холмс просто манит его рукой, и он неуклюже усаживается на маленький табурет, пытаясь игнорировать пристальные взгляды полудюжины молодых, красивых, полуобнаженных альф. Джон вздрагивает, когда над его ухом раздается мурлыканье: «Могу я предложить вам что-нибудь выпить, сэр?» — это оказывается молодая женщина с алыми губами и большими темными глазами. Она почувствовала его, и ее тело бесконтрольно реагирует. Бедняга. — Нет, ничего, спасибо, — говорит Джон и отодвигает табурет ближе к стене. — Точно? — спрашивает она и нежно дотрагивается до его колена. — Я уверена, мы могли бы подыскать что-то по вашему вкусу. «О Боже, – думает Джон, – ну конечно, именно этого мне и не хватало — чтобы меня домогались в забитом альфами помещении, когда я так близок к течке. Да я здесь самый старый. Слишком взрослый для каждого из них». — Извините, — твердо отвечает он, — не в этот раз. Ее улыбка слегка меркнет, и она краснеет от смущения: — Хорошо, надеюсь, я не… — Нет, совсем нет. Мне вообще сейчас не следовало бы быть здесь. Все будет в порядке, — альфа кивает и тихо отходит, а Джон вздыхает от облегчения. Шерлок, обыскивающий сумку Симоны, бросает на него взгляд. Наверное, он замечает остатки скованности на лице Джона, потому что его ноздри трепещут, он бросает сумку, двумя большими шагами пересекает комнату и встает перед его табуретом, спиной к Уотсону, со скрещенными на груди руками. Джон может побиться об заклад, что тот хмурится, потому что все остальные альфы в комнате внезапно начинают усердно готовиться к выходу на сцену. — Обязательно было так делать? — бормочет Джон. — Заткнись. Они все только и ждали, когда подвернется случай. А теперь они оставят тебя в покое. Всего лишь обычная практичность. — Мне неприятно признавать это, но ты прав. Когда мы вернемся на Бейкер-стрит, наверное, я останусь дома на некоторое время. Шерлок вздыхает, выражая бесконечное терпение. — Не говори ерунды. Времена, когда бродячие банды несвязанных альф мародерствовали на улицах и насиловали омег, прошли 200 лет назад. — О, я знаю. Но все равно это как-то неудобно, да? И для них, и для меня. — Это их проблема, — огрызается Шерлок. — Они должны научиться контролировать себя. Так, я здесь закончил. Нам нужно осмотреть комнату Симоны. Джон вскакивает и шагает за ним: — Да забудь ты про эту девушку, Шерлок, она ничего не сделала, просто была… чрезмерно вежливой. Шерлок насмешливо фыркает: — Не вижу толка в альфах, которые не могут сдержать свои низменные порывы. Она ждет не дождется связующего укуса. — Да ладно. Если и так, то что в этом плохого? Шерлок не отвечает, и Джон задумывается. Молодая альфа-танцовщица в клубе вела себя так, как почти каждая альфа, не употребляющая супрессантов, в ее возрасте — настойчиво шла к цели, но не опускалась до насилия. Шерлок же не мог подумать… ладно. У него оказался более выраженным территориальный инстинкт, хотя он и считал это просто вопросом удобства. Нет-нет, не мог Шерлок и впрямь приревновать. Джон это точно знает. * * * — Я на сто процентов уверен, Симона позаимствовала стиль у клуба, — говорит Джон, перешагивая порог ее крохотной квартирки. Она узкая, естественный свет проникает внутрь только через одно длинное окно. Вся немногочисленная дешевая мебель выполнена в красных, золотых и пурпурных тонах, плюшевый бархат покрывает пол и кресла, газовые платочки красуются на лампах. Проходя через маленькую кухню, Джон мельком замечает большую металлическую емкость, заполненную бутылками с вином и водой, а также корзины с фруктами, орехами и сладостями. Он встречается взглядом с Шерлоком и понимает, что они думают об одном и том же. — Она за кем-то ухаживала, — констатирует Шерлок. — Не думал, что в наши времена кто-то еще так делает, — отвечает Джон. — Я имею в виду, я думал, что только во времена моей бабушки ухаживали. — Люди все еще ухаживают друг за другом, но не так явно, — сообщает Шерлок. — Наверняка Симоне пришла в голову эта мысль, потому что она пересмотрела фильмов об эпохе регентства. Ну, возможно, и клуб поспособствовал. Вопрос в том, за кем именно она ухаживала. Симона явно старалась произвести на кого-то впечатление, но она ведь так молода. Я даже представить себе не могу, что чтобы добиться своего, она решила провести ритуал ухаживания по всем правилам. Наверняка кто-то другой ей это предложил. — А я так не думаю. Мне кажется, это по-своему мило. Старомодно, да, но это явно было важно для нее. Джон не сразу понимает, что в комнате становится ужасно тихо. Когда он оглядывается, Шерлок стоит, задумавшись и нахмурив брови, и водит пальцами по элегантной пирамиде из фруктов. — Ты чего? — спрашивает Джон. Шерлок встряхивается и фыркает, мол, задумался о своем: — Отчаяние. Ты видел это, в той комнате. Альфы, не принимающие супрессанты, некоторые из них очень молоды. Впечатлительные., – Шерлок вдруг резко выдыхает и поднимает небольшую коробочку, обернутую темно-синей бумагой с маленьким серебряным бантиком. Он быстро разворачивает ее и показывает Джону, что внутри находятся часы. Мужские, фирмы «Tag Heuer» — не самые дорогие, но и отнюдь не дешевые. — Она едва ли могла их себе позволить, — говорит Джон, и его слегка мутит от осознания. — Не с ее доходами. — Безусловно нет. И сейчас мы должны узнать, как она смогла их купить и для кого. * * * Они возвращаются на Бейкер-стрит посреди ночи, и Джон решает, что самое время поспать, ведь Бог знает, когда ему выдастся следующая возможность. Он будет разрываться между Шерлоком, его расследованиями и своей работой, а потом четыре дня уйдет на течку, что ж, Джону повезет, если вообще удастся вздремнуть. Но в этот раз он, поспав, просыпается, когда солнце уже вовсю сияет высоко в небе, высвечивая назойливое пятно прямо у него на животе через неплотно задернутые шторы. От этого становится только теплее. Сейчас, в самом начале течки, ленивая, замкнутая в себе, липкая сладость тела еще терпима, а сильное возбуждение в паху — комфортное и яркое. Джон спихивает одеяло вниз, к изножью, и потягивается, прежде чем скользнуть рукой в штаны и дразнящее пробежать пальцами по члену. Он любит этот период течки, самое начало, когда удовлетворение требуется не так срочно и жестко. В такие дни он мечтает, чтобы у него была пара, любовник, а не просто тот, с кем можно трахаться время от времени. Альфа, которому он бы доставлял удовольствие, и который в ответ дарил бы ему внимание и ласку. Связанный с ним узами. Господи, только послушайте его. Он говорит как страдающий тинейджер-альфа или один из тех омег на ток-шоу, которые разводят болтовню, что стоило им взглянуть на своего истинного альфу, как их охватил трепет узнавания. Наверное, дело в возрасте. Джон начинает грубо дрочить член, заставляя себя фантазировать о том, что у него будет в следующую течку с Джеромом и Клейтоном, и совсем не думать о тонких, изящных чертах лица и неземных глазах не связанного с ним и ужасно сдержанного соседа по квартире. * * * Затем Джон прокрадывается вниз, надеясь скрыть возросший уровень феромонов за запахом чистой кожи и геля после бритья. Тем не менее, когда он спускается по лестнице, квартира оказывается пустой, даже пылинки парят тихо и лениво в солнечных лучах. Джон пожимает плечами: интересно, что такое умудрился узнать Шерлок, что погнало его из дома посреди ночи. Способность Холмса узнавать что угодно у любого человека в любое время, исключительно силой личности подчиняя всех и каждого своей воле, всегда завораживает Джона. Джон встает под душ и моется, тщательно оттирая места, которые источают аромат омеги, — шею, сгибы локтей и коленей, подмышки – смывая признаки течки. Он все еще остается чувствительным, и от теплой воды, омывающей член, по всему телу идут мурашки. Джон открывает дверь и выпускает пар в прохладный коридор. Потоки воздуха перемешиваются, и Джон чувствует еле уловимый теплый конфетный аромат Шерлока из его открытой спальни. Будь Джон слабым человеком, он бы сейчас с наслаждением развалился в постели Шерлока. Но он не таков, поэтому просто подходит ближе и опирается о дверной косяк, чтобы жадно и слегка виновато позволить приглушенному запаху Шерлока нахлынуть на него. И через мгновение понимает, что тот слегка сильнее, чем обычно, какие-то умопомрачительно красивые мускусные ноты пробиваются из-под обычного аромата Шерлока. Джон глубоко вдыхает, позволяя феромонам альфы успокоить свои нервы. Джон солгал бы себе, если бы не признал, что Шерлок мог бы стать потрясающим партнером по узам: замечательный, контролирующий себя, понимающий, готовый пока остаться бездетным. Но главное, он восхитительный. Весьма. Тонкие, изящные черты, красиво очерченные мускулы и член, который, как уверен Джон, так и хочется оседлать. Но он лучший друг Джона, человек, который спасал его сотни раз с тех пор, как его отослали из Афганистана сломленной, пустой оболочкой самого себя, и восстановление собственной жизни вокруг Шерлока сделало Джона слегка недоверчивым к собственным ощущениям. В конце концов, благодарность — не лучший фундамент, на котором строятся жизни. Он слегка подпрыгивает от неожиданности, когда хлопает парадная дверь. Шерлок дома и теперь несется вверх по лестнице, преодолевая за шаг две ступеньки, так быстро, что Джон не успевает убраться из прихожей. Он слишком долго стоял здесь, пар давно ушел, и течка становится слишком явной для Шерлока, чтобы поверить, что Джон только что вышел из душа. Поэтому Джон хватает первое, что подвертывается под руку на кухонном столе, — каталог ужасно дорогого магазина одежды — и надеется, что отчаяние в этом спектакле не слишком явно будет выпирать наружу. Шерлок мчится в кухню, неся кружку кофе и пакет. На его лице радостное выражение, которое редко можно увидеть, и протягивает с размаху Джону и пакет, и напиток. Уотсон осторожно берет их. — Ты принес мне кофе. И… о, crème de fleur … Ты раньше никогда так не делал, — Джон делает глоток кофе. По вкусу непохоже, чтобы туда добавляли наркоту. — Так значит, ты раскрыл дело? — О да. Простое маленькое дельце, если знаешь, к кому обратиться, — Шерлок выглядит отвратительно самодовольным. — ОК, я знаю, ты хочешь, чтобы я спросил. Так с кем ты побеседовал? — Джон откусывает пирожное. Оно и правда вкусное. Жаль, что Шерлок не принес два. — Итак, в любом случае, касающемся театра, если нужно узнать закулисные сплетни, не стоит обращаться к актерам. Лучше спросить технический персонал. В нашем случае, ди-джея. — Который сказал тебе, что именно… — Который сообщил мне то, что мы сейчас пойдем и проверим, — Шерлок окидывает его оценивающим взглядом, затем смотрит через плечо Джона, на прихожую. — Когда ты закончишь наслаждаться. Джон чуть не давится кофе. — Прости? — каркает он. — Одеждой, Джон, — говорит Шерлок и подходит к нему чуть ближе. — Ты же ее просто вожделеешь, но, похоже, не можешь заставить себя хоть что-то купить. — Раскаяние покупателя, — объясняет Джон, ему становится душновато. Он подтягивает пояс халата. — Поносишь немного и понимаешь, что тебе не особо подходит, но вернуть-то уже нельзя. Пути назад уже не будет. Шерлок пододвигается ближе, так близко, что Джону приходится изо всех сил сражаться с желанием скользнуть к нему и приподнять его подбородок. «Иисусе, Джон, соберись, он не будет тебя обнюхивать, ты, тупой идиот, он не заинтересован в этом». Но Шерлок почти, почти все-таки делает это, когда наклоняет к нему голову и шепчет: – Думаю, ты поймешь, что на тебе все отлично сидит, — прежде чем проскользнуть мимо Джона в спальню и закрыть за собой дверь. Джон испускает длинный вздох и потирает ладонью шею. Нет, Шерлок точно бы не стал флиртовать с ним. А вдруг все-таки флиртовал? Джон направляется к лестнице на трясущихся ногах, чувствуя, как полуэрегированный член становится тверже при воспоминании о шепоте Шерлока на ухо, и решает: было это заигрыванием или нет, Джон должен кое-что сделать. Вернее, отомстить. * * * Поездка на такси к дому подозреваемого проходит спокойно. Шерлок что-то набирает на своем мобильнике, Джон же то смотрит в окно, то исподтишка, краем глаза наблюдает за Шерлоком. Тот, несомненно, сосредоточен на своем занятии, пока такси не поворачивает резко, вынуждая его схватиться одной рукой за сиденье, вот тогда его глаза встречают взгляд Джона на один захватывающий момент. Уотсон завороженно смотрит на него, пока не приходит в себя, и тогда подмигивает Шерлоку — просто посмотреть, как тот среагирует. Шерлок просто опускает взгляд и снова начинает изучать свой мобильник, а если у него и розовеют немного уши, то Джон так деликатен, что не указывает на это. * * * Арчер Тредженис – невысокий, коренастый, обаятельный мужчина, источающий аромат омеги в финальной стадии течки, и Джон закипает от ревности. — Я не мог поверить, когда Кев рассказал мне. Ну, вы знаете, Кевин Фергюсон, владелец клуба? Она была такой прекрасной, эта Симона. Одна из лучших танцовщиц, и такая милая, — Тредженис деликатно вздыхает и вытирает глаза салфеткой. Он моргает, глядя на Шерлока, и выдает грустную, жалобную улыбку, специально предназначающуюся для того, как думает Джон, чтобы Шерлок захотел утешить омегу в беде. Жаль, что тот так плохо знает Шерлока. Джон закатывает глаза и осматривает эту дурацкую квартирку, в дизайне которой превалирует белый цвет, — белые ковры, белые стены, белая мебель, а везде раскиданы явно очень дорогие безделушки. Неужели у всех фигурантов этого дела такой плохой вкус? — О, мистер Тредженис, я думаю, вы могли бы притворяться понатуральнее, — замечает Шерлок. — Все знают, что вы встречались с Симоной. Танцоры очень плохо хранят этот секрет. Арчер слегка бледнеет и откашливается, а затем встает и отходит к окну. Он стоит там некоторое время, пока Джон и Шерлок обмениваются многозначительными взглядами за его спиной. Джон уже начинает раздумывать, как лучше начать разговор, агрессивно или нет, когда Шерлок протягивает руку, чтобы остановить его. Тредженис драматично вздыхает и, наконец, оборачивается, воздев руки в умоляющем жесте. — Мы не могли ничего рассказать, — произносит он. — Это бы нарушило неписаный кодекс. Она зарабатывала отличные деньги, танцуя для ВИП-клиентов, поэтому не хотела терять работу. А Кев, ну да, мы тоже были друзьями. Он бы рассвирепел, если бы узнал. — Вы знали, что Симона готовит вечером свидание? — интересуется Джон. — Нет, — быстро отвечает Тредженис. — Я имею в виду, мы говорили… мы обсуждали узы, конечно, но на самом деле мы не были предназначены друг другу. Она была милой, но ей не хватало… чего-то не хватало. Понимаете? — и Тредженис подходит ближе к сидящему на смешной белой софе Шерлоку, так близко, что Джон замечает, как запах Холмса достигает ноздрей хозяина квартиры. На софе хватило бы места для четверых, но Тредженис садится едва ли на расстоянии руки от Шерлока. Джон сцепляет зубы, молясь о контроле, но когда, смешавшись, их общий запах – тепло темного меда в сочетании с приторно-сладкими цветами – доходит до него, Уотсон чувствует себя так, словно его ударили в сердце ножом. — Можно?.. — вырывается у него, прежде чем он может остановиться, и глаза Шерлока быстро обращаются к нему. Тредженис улыбается Джону волчьей острозубой улыбкой: — О, так я влез между вами? Боже мой, всегда я вляпываюсь. Мне так жаль. Но он восхитительно пахнет. Вас ждет несколько фантастических дней. Я вам даже завидую. — Потому что в этот раз вам пришлось обходиться в одиночку? — обрывает его Шерлок, чьи глаза сужаются. — Возможно, я мало смыслю в тонкостях человеческого поведения, как вам подтвердит Джон, но от вашей черствости по отношению к человеку, на которого вам якобы было не наплевать, тошнит даже меня. Так что давайте будем откровенны друг с другом. Я знаю, что вы ее не убивали. Джон столбенеет: — Он не убивал? Тредженис пожимает плечами и откидывается на подушки: — Конечно, нет. Как вы могли подумать, что я сделал это. Шерлок нависает над ним, засунув руки в карманы, воплощением сдерживаемой силы. Джон ненавидит, когда тот пытается проделать с ним нечто подобное, но просто упивается зрелищем, когда Холмс ведет себя так с кем-то другим. — Потому что вы от нее зависели. Она была вашим спонсором, вашим, как говорят, денежным мешком, — Джон фыркает, и Шерлок стреляет в него неодобрительным взглядом. — Найдите молодую наивную альфу, не сидящую на супрессантах, добавьте более старую, опытную омегу, которой нужна небольшая поддержка, и перемешайте. Одарите обещаниями в темноте, поманите соблазнительно близкими узами, у вас чудесная квартирка, но ой, в этом месяце вам не помешала бы помощь с арендной платой. Или неплохо было бы заплатить за ремонт машины. О, разве эти часы не чудесны, кстати, у вас течка через неделю, возможно, мы должны. Что-то. С этим. Сделать, — Шерлок выделяет эти слова, нависнув над Тредженисом, сидящим на софе, Холмс кладет руки на спинку по обе стороны головы Арчера, и от того теперь пахнет не возбуждением, а страхом. Тредженис вжимается в диван как можно дальше от Шерлока, на его бледном лице читается испуг. Джон замирает абсолютно неподвижно, потому что если бы он сдвинется хотя бы на дюйм, то немедленно опрокинет Шерлока на пол и затрахает его до потери сознания. Господи, он чувствует, как у него уже намокает между ног. Шерлок глубоко вдыхает, и Джону хочется закрыть глаза, он в ужасе от мысли, что увидит, как Холмс почувствует запах его возбуждения. Не то чтобы Шерлок не чувствовал подобного раньше, но в этот раз все по-другому, это реакция на самого Холмса… ну да, Шерлок и его тело так предательски действуют на сердце Джона, что это трудно не заметить. Шерлок выдыхает, встречается взглядом с Джоном на одно обжигающее мгновение, и оно проносится сквозь Уотсона словно тайфун, все его принципы обращаются в прах под жаром взгляда Холмса. Джон чувствует обещание в этом взгляде и понимает, что оно означает. Шерлок снова оборачивается к Тредженису и хватает его за грудки: — Технически вы не совершали преступления, — рычит он. — Но знайте, что вы принадлежите к самому отвратительному типу подонков, тому, который охотится на молодых и невинных. Со сколькими из них вы провернули ту же аферу? — Хм, ну, э-э-э… не меньше десяти, может, больше. — Господи Иисусе, — охает Джон. — Как же, блядь, тебе это сходило с рук? Ты же не со всеми из них устанавливал узы, правда? — Нет, ну, иногда я просто получаю судебное постановление, в этом нет большой проблемы, правда же. Я пью противозачаточные и не могу забеременеть. Серьезно, я же не делаю ничего плохого. Они получают несколько счастливых месяцев, мне достается плата за квартиру. Шерлок кривится от отвращения: — Я бы назвал вас шлюхой, мистер Тредженис, но в борделях никто не скрывает, что это просто бизнес. Вы же растаптывали сердца людей, может быть, чье-то сердце осталось разбитым навсегда. — внезапно Шерлок отпускает рубашку Треджениса и выпрямляется, уставившись на Джона, его глаза сияют: все части головоломки встают на свои места. — Так… так и случилось. Осталось. Вы, — он тычет пальцем в Треджениса. — Кто был с вами до Симоны? — А. Джиллиан. Джиллиан Кларк. — Еще одна танцовщица из клуба. И вы позволили ей установить с вами узы? — Это вышло случайно! — скулит Тредженис. — Она сказала, что ей хорошо, нам вместе было хорошо, и… ну, во время течки мы слегка сошли с ума, ты знаешь, как это бывает, а потом просто так получилось! Я получил судебное постановление о расторжении уз, она должна была ему последовать! Кажется, еще немного — и Шерлок выйдет из себя. И когда Джон жестом указывает ему на дверь, тот чудесным образом следует негласному приказу и шагает к выходу. Джон качает головой, его начинает подташнивать. — Вы идиот, мистер Тредженис. Она все еще связана с вами узами, вот на что Шерлок намекает, правда, Шерлок? — тот кивает. — Вы должны были пройти через развод вместе. А вы просто не смогли взять на себя ответственность, да? Ну и посмотрите, что вы наделали, пустив все на самотек. — У Джона перед глазами мелькает воспоминание: мужчина, чьи глаза наполняются слезами по мере того, как введенная доза бежит по его венам, выжигая узы, и Джон чувствует то же самое, они стоят, глядя друг на друга с облегчением и сожалением. Джон встает и идет за Шерлоком к двери. — Повзрослейте, господин Тредженис. Осознайте свои ошибки. Ваша партнерша по узам убила ту девушку, и хотя вы формально не совершали преступления, частично вы несете за него ответственность. — Что? — вспискивает Тредженис. Шерлок открывает дверь и пропускает вперед Джона, прежде чем обернуться и сделать контрольный выстрел: — Джиллиан убила Симону. Человек, связанный с вами узами, сделал это. Вы молодец, господин Тредженис. * * * Как только створки лифта смыкаются, напряжение возрастает. Им предстоит преодолеть 26 этажей, но аромат возбуждения, смешанный с неудовлетворенностью, исходит от Шерлока волнами. Напряженные плечи Джона ломит от необходимости сдерживаться, контролировать свои желания, но когда они минуют десять этажей, Шерлок рычит и колотит по кнопке аварийной остановки, а затем прижимает Джона к стене и утыкается носом в его шею. Джон задыхается от неожиданности, но затем растворяется в объятиях Шерлока. — Господи, ты восхитительно пахнешь, — говорит Шерлок. Джон ловит ртом воздух и старается не заскулить, он чувствует, как подкрадывается к нему течка, готовится нахлынуть приливной волной. — Кто бы говорил, — произносит он еле слышно. — Ты ведь хочешь меня, я это чувствую. – Джон сжимает ладонью тяжелый, налившийся член Шерлока, и тот откидывает голову и стонет. — Я бы трахнул тебя прямо здесь, и ты бы умолял меня не останавливаться. — Да, умолял бы, — соглашается Шерлок и ведет носом вверх по шее Джона, пока не получает возможность скользнуть губами по его щеке. — Ты тычешь мне в нос своими победами, Джон. Я чувствую запах тех, с кем ты был, всякий раз, когда ты возвращаешься домой, как бы тщательно ты ни мылся. Я думал, что схожу с ума. Джон, вздрагивая, притягивает Шерлока к себе за бедра: — Ты же говорил, что не заинтересован. Говорил о самых сильных супрессантах, но я чувствую твой запах уже не один день. — Я и хотел, чтобы ты его чувствовал. Чтобы чувствовал мой запах, и знал, — Шерлок легко целует Джона в уголок рта, и тот тянется к нему, ища его губы ради настоящего поцелуя. Но Шерлок не дается и даже слегка отстраняется. — Я уменьшил дозу, надеясь, что сподвигнет тебя преодолеть нежелание затрагивать эту тему. Тебе нравится? Джону нечего сказать в ответ, он просто обнимает Шерлока за шею и настойчиво целует, его язык толкается в губы Холмса, пока тот не приоткрывает их, и жар его рта, его вкус, о Господи, заставляют Джона затрепетать. Он хочет его, он так хочет его, огонь этого желания распространяется по телу как пожар, он втискивает колено между ног Шерлока и думает, не заняться ли этим прямо здесь, в лифте, когда динамик, потрескивая, оживает. — Эй! Между прочим, у нас тут камеры! — Джон стонет от досады, услышав металлический, искаженный помехами голос, и бьется головой об стенку. — Запустите обратно долбаный лифт, или мы сдадим вас копам. Шерлок шипит от разочарования, но отстраняется, нажимает кнопку, отправляя лифт вниз. Он ерошит свои кудри и кривовато улыбается Джону: — Вероятно, мы с тобой слишком… на виду. Полагаю, нам стоит сперва сдать Лестрейду убийцу, а потом сможем на несколько дней выйти из игры. Джон думает, что это замечательная идея, но потом вспоминает, как планировал провести эту течку, и стонет. — Черт, я же уже договорился с Джеромом и Клейтоном, — начинает он, когда они выходят из лифта и идут по вестибюлю. Шерлок останавливается как вкопанный и притягивает Джона к себе, наплевав на то, что здесь они куда более на виду. — Только не говори, что ты предпочтешь мне тех двух кретинов. Только не после того, что было, — рычит Шерлок, собственнически сжимая бедра Джона. — Позволь мне разделить с тобой течку, — добавляет он, и эти слова тихо, соблазнительно сплетаются где-то у Джона в животе. Джон вообще-то не собирается ему отказывать. — Хорошо, мы вызовем Лестрейда, — говорит Джон и переплетает свои пальцы с пальцами Шерлока, не может удержаться, — и тогда я весь твой. Шерлок бросает взгляд вниз, на их соединенные руки, а затем снова смотрит на Джона. — Мой, — медленно говорит он, слова звучат неуверенно, осторожно. — Мой, — повторяет он, на этот раз уже более решительно, и распутная улыбка, адресованная Джону, сулит много, много интересного в следующие несколько дней. * * * Всю дорогу до клуба Джон пытается убедить свой член опуститься, а самого себя перестать краснеть, потеть и истекать смазкой. Та выделяется в немереном количестве: подпитываемое адреналином возбуждение стало для течки катализатором, как бензин для огня. Шерлок глубоко вдыхает и впадает в состояние дзена, тут же становясь невозмутимым и сдержанным, исключительно профессиональным. Но иногда Джон ловит на себе его жадные взгляды, которые тот бросает, отвлекаясь от смсок, которые строчит со скоростью пулемета и отсылает бог знает кому. Когда такси останавливается, Шерлок терпеливо расплачивается и выходит вслед за Джоном. Его самоконтроль безупречен, и Джон против своей воли задумывается, а что если проверить его выдержку? Уотсон все еще поражен тем, что ему представится такая возможность. — Лестрейд уже должен быть здесь, — говорит Шерлок. — В мои намерения не входит оставаться здесь дольше, чем нужно. — Он снова смотрит на Джона с усмешкой. — Мне и без того будет трудно находиться с тобой в этой комнате. Дюжина альф, не употребляющих супрессанты, будет наблюдать за тобой? Тебе повезет, если я не предъявлю свои права на тебя еще до того, как мы уйдем оттуда. Джон безуспешно пытается подавить дрожь, пробившую его с макушки до пяток. — Боже мой, перестань. Где твои опыт и выдержка, а? — Куда-то делись в тот самый момент, как ты поцеловал меня, — Шерлок замирает, взявшись за ручку входной двери. — Если ты вчера думал, что запах альф внутри сильный, то сегодня, после шоу, все будет куда хуже. Ты готов? — дождавшись кивка Джона, Холмс открывает дверь, и они проходят через бар, через столики у сцены, и проскальзывают за кулисы. Джон пытается дышать неглубоко, но из-за феромонов альф в воздухе одежда кажется ему тесной, а пот струями бежит по шее. Шерлок стучит в дверь гримерки. Оттуда раздается несколько приглушенных ударов, резкий взрыв смеха. Джон прислоняется к двери и старается не биться головой об стену. Дверь слегка приоткрывается. — Вы кто? — спрашивает молодой мужчина. — А, погодите, это вы, — кисло) говорит он, разглядев Шерлока получше. — Ну, по крайней мере, он привел вас, — добавляет он, улыбаясь Джону с намеком. — Тогда вам лучше войти. Они входят, и Джон занимает то же место, что и вчера, а Шерлок выходит в центр комнаты и медленно описывает круг, придирчиво разглядывая всех танцоров по очереди, они в свою очередь пялятся на него, слегка растерянно, и в то же время каждые несколько секунд бросая взгляды на Джона, как будто им постоянно необходимо знать, где он находится. — Я знаю, вы все надеетесь, что я пришел рассказать вам, кто убил вашу подругу Симону, — начинает он. — И как вы видите, мне не интересно все для вас разжевывать. Я должен… быть в другом месте. У двери кто-то фыркает, Джон поворачивается и видит Лестрейда: тот стоит, прислонившись к косяку, и с широкой улыбкой ждет развития событий. – Все в порядке, Шерлок? Шерлок закатывает глаза: — Ты вовремя. Чуть не пропустил все самое интересное. Шерлок обходит комнату, подходя к каждому танцору и даже вежливее, чем обычно, обнюхивает воздух рядом с ними. В конце концов, он останавливается перед высокой темноволосой, пышнотелой женщиной, и та принимается разглядывать свои скрещенные руки, как будто нет ничего на свете более захватывающего. Джон прекрасно ее понимает. Он был на ее месте под этим проницательным взглядом, и сказать, что при этом чувствуешь себя неуютно, — значит ничего не сказать. — Привет, Ангел, — говорит Шерлок, и на мгновение в Джоне вспыхивает ревность, но он тут же соображает, что Ангел — скорее всего ее сценический псевдоним. Это, должно быть, Джиллиан Кларк, связанная узами с Тредженисом. — Что? — спрашивает она. — Чего вы здесь так встали? От раздражения Шерлок резко поджимает губы. — Даже если бы я не смог по вашей верхней одежде и отсутствию сценического грима определить, что вас понизили, переведя на подсобную работу за кулисами, я бы понял это по вашему запаху. Вы установили узы, поэтому вы не можете танцевать, поэтому вас отстранили — пока вы не разорвете связь или не уволитесь. Вам повезло, что вам еще дали время, чтобы решить, что делать. Ангел зарывается рукой в короткие волосы: — Не знаю, причем тут это. Ну да, я облажалась. У меня есть судебное предписание, я просто никак не могу собраться и сделать все это. Вы же знаете, это угнетает. — Знаю, — тихо отвечает Шерлок, и Джон замирает. Шерлок знает? — Но Арчер Тредженис не тот омега, который вам нужен, Ангел. Он солгал, а вы отправитесь за это в тюрьму. Лучше бы вам было сделать инъекцию несколько месяцев назад, когда вам только предложили. Джон замечает, что все в комнате замирают, ни один человек больше не обращает на него никакого внимания, аромат его течки становится совершенно незначительным по сравнению с развертывающейся перед всеми сценой. Шерлок выглядит как воплощенное правосудие, высокий, прямой и гордый, легко затмевая собой любого другого альфу в гримерке. Его блестящий интеллект, его способность понимать не только суть расследования, но и людей, которые стоят за ним, не перестает восхищать. А еще он выпендривается, понимает Джон. Шерлоку нет нужды здесь присутствовать — они знали, кто подозреваемый, знали, где он будет находиться, поэтому Холмс мог просто скинуть Лестрейду смску, когда они уехали из дома Треджениса. Шерлоку просто хотелось покрасоваться, важно пройтись, продемонстрировать свои лучшие качества омеге, с которой он собирается провести течку. Мысль о том, что Шерлок ухаживает за ним, позволяет себе такую слабость хотя бы чуть-чуть показать свои чувства, трогает Джона. Шерлок ловит его взгляд и подмигивает ему, прежде чем снова повернуться к Ангелу. Он так идеально сыграл с Ангелом, Джон видит по ее глазам, что она перестала бороться с неизбежным. Ангел приваливается к стене и закрывает лицо руками. — Он с ней трахался, — шепчет она. — Вы можете себе представить, что чувствуешь, когда связанный с тобой узами проводит течку с кем-то другим и пахнет им? Ему было все равно, он уже прошел через расторжение уз. Да его и раньше это не смущало. А ей тоже было плевать. Она знала, что он мой, и это ее не остановило. — Бог знает, что Тредженис ей сказал, Ангел, — произносит Джон. Даже зная, что имеет дело с убийцей, он все равно чувствует сострадание к ней, обманутой и использованной. — Он навешал на уши Симоне той же лапши, что и вам. Если бы вы подождали, он бы ее тоже бросил. Вам не нужно было убивать ее. — Я не хотела этого! Я просто хотела, чтобы она на время перестала танцевать! — Ангел сползает по стене и сжимает в руках волосы. — Я вообще не думала, что получится такой сильный взрыв! Думала, что ее обожжет, порежет ей ноги, что она будет плохо выглядеть пару недель. Но не… не так. Джон смотрит на Лестрейда. Тот мрачен, губы сжаты. Лестрейд вздыхает и осторожно помогает Ангелу подняться с пола. — Вставайте, мисс Кларк. Нам придется проехать в участок. Давайте возьмем ваше пальто, хорошо? Ангел, шаркая, идет за ним, но останавливается перед Шерлоком с поникшей головой. — Он никогда не был моим, так ведь? — грустно спрашивает она. — Нет, — отвечает Шерлок. — Вы влюбились в жулика, купились на ложь. Не сами узы важны в жизни, Ангел. Главное — человек, с которым ты их делишь. Шерлок с легкой улыбкой смотрит на Джона, и тот снова чувствует бабочек в животе. * * * Пока они едут на Бейкер-стрит, между ними медленно нарастает пьянящее возбуждение, концентрация феромонов в воздухе настолько мощная, что водитель опускает ароматозащитное стекло между собой и пассажирами, открывает окно и решительно отказывается оборачиваться. Шерлок бездумно поигрывает с телефоном, нажимая на кнопки и вертя его в руках, пока Джон не прижимает пальцы к внутренней стороне его запястья — тогда тот быстро глотает воздух и замирает. — Ты был просто восхитителен, — заявляет Джон. — Знаешь, никогда не устану наблюдать, как ты это проделываешь. Шерлок улыбается, гордо и самодовольно, светясь от похвалы Джона. Уотсон быстро целует его пальцы, и оба, глуповато улыбаясь друг другу, ждут не дождутся, когда такси подвезет их к дверям дома. Джон достает бумажник и просовывает деньги в узкую щель в перегородке. У него едва не случается сердечный приступ, когда Шерлок открывает дверь и выпрыгивает из такси, не дожидаясь, пока машина полностью остановится. Тот бросается к входу, отпирает дверь и несется вверх по лестнице. Джон, моргая, рассчитывается с таксистом. Он выбирается из машины и некоторое время, опешив, стоит на тротуаре, затем пожимает плечами. И вообще, с чего это он взял, что Шерлок будет его дожидаться. Но когда он входит в холл, навстречу ему с лестницы спускается Шерлок — лицо его пылает, а рука вытянута, чтобы взять Джона под локоть. — Извини, мне нужно было… кхм. Да. Я должен был проверить кое-что… Ну что ж. Идем? Джон подавляет смех, когда Шерлок церемонно ведет его вверх по лестнице, нетипично любезно для него. В его осанке заметна сдержанность, хотя и запах его, и тело реагируют на течку Джона, и от этого Уотсона ведет. Шерлок на мгновение замирает перед гостиной, затем распахивает дверь и отступает на шаг. И Джон роняет челюсть. Гостиная полностью преобразилась: груды бумаг и прочего хлама исчезли, на диване и креслах появились мягкие пледы и яркие подушки. Сами кресла отодвинули в стороны, чтобы устроить на полу удобное ложе, прямо перед ярко пылающим очагом. На полках и столах мерцают свечи, отражаясь в зеркале над камином. Джон в восторге медленно обходит комнату. — Когда ты сделал это? — спрашивает он. Шерлок одергивает полы пиджака и откашливается: — Ты удивишься, чего можно добиться фразой «Цена не имеет значения». – И ты… вот это да! Еще и вино? — говорит Джон. На сервировочном столике стоят ведерки со льдом, в них — бутылки с вином, водой и соком. Рядом искусно расставлены корзиночки с печеньем, фруктами и орехами. Их гостиная преобразилась. Джон все еще восхищается, когда Шерлок берет его за руку и ведет по коридору в спальню. И когда Джон перешагивает порог, он столбенеет от увиденного. Постель Шерлока, обычно аккуратно накрытая серым одеялом, теперь расстелена, на ней чистые, жемчужно-серые простыни. В углу на вешалке висят два банных халата, на тумбочке сложены полотенца. Маленькое ведерко со льдом и графин с водой стоят возле кровати. Вся комната залита теплым светом одной лампы с разноцветным стеклянным абажуром, но самое показательное — окна закрыты и плотно занавешены. Это темная, теплая, уютная, безопасная спальня только для них двоих. Это не место для быстрого перепихона. И даже не для того, чтобы провести по договоренности вместе одну течку. Джон даже не может подобрать слов. Это… заявление, декларация о намерениях. Это не одного дня дело, Шерлок должен был спланировать все заранее. Он должен был принимать пониженные дозы супрессантов неделю, а то и больше. Шерлок, который ненавидел потерю контроля, неизменно следовавшую за отменой супрессантов, Шерлок, который пренебрегал концепцией уз, который презирал людей, не умеющих сохранять хладнокровие под воздействием гормонов. Шерлок, который в данный момент смотрит на него так, будто сожрать готов, и Джон медленно забирается на кровать, встает посередине на колени и наклоняет голову, обнажая шею в жесте доверия и принятия. Шерлок в мгновение ока оказывается сзади, прижимаясь грудью к спине Джона, и шепчет ему на ухо: — Я не знал, сочтешь ли ты… посчитаешь ли это приемлемым, — говорит он, покрывая поцелуями зону уз между плечом и шеей. — Для тебя это не слишком? Там, в гримерке Симоны, мне показалось, что тебе понравилась эта идея. Джон вздыхает, мурлыча от удовольствия, ощущая давление на спину: — Нравится, да. — Отлично. Значит, я правильно ухаживал. Джон откашливается: — Правильно, и это все очень лестно, но должны ли мы, гм… Ты пытаешься донести до меня, что хочешь поговорить об узах? Мне кажется, для этого еще рановато. Шерлок обнимает Джона и начинает медленно расстегивать его рубашку сверху вниз, прижимаясь лицом к коротким волоскам на затылке: — Когда-нибудь — да, возможно, но нет, не сегодня. Я только хочу, чтобы ты знал о моих намерениях: чтобы это не казалось интрижкой на одну течку. Я довольно давно желал этого, но ты, несмотря на всю твою симпатию ко мне, не допустил бы даже мысли об этом, не дай я тебе ощутить мой запах. Даже такой не доверяющий своим ощущениям человек, как ты, не смог бы отрицать того, что почувствовал собственным носом. — Ну, Шерлок, –— говорит Джон и выгибается от яркой вспышки удовольствия, которое дарят руки Шерлока, ласкающие его соски. — Я прямо обожаю, когда меня оскорбляют в постели прямо во время ухаживания. Шерлок фыркает от досады, хотя при этом его пальцы скользят вдоль пояса джинсов Джона, из-за чего того бросает в дрожь. — Это не оскорбление. Ты слишком ценишь нашу дружбу, чтобы довериться независимой оценке моих чувств. Боишься потерять нашу дружбу, если что-то пойдет не так. Боишься, что будешь сожалеть о происшедшем. Что я буду жалеть об этом. — А ты не будешь? — спрашивает Джон, и, черт возьми, его голос звучит нервно даже для собственных ушей. Шерлок отстраняется и заставляет Джона обернуться, чтобы их глаза встретились. Его лицо серьезно, он напряжен и сосредоточен. — Нет, я никогда не пожалею ни о чем, через что я прошел вместе с тобой. Особенно об этом. Джон раздумывает секунд десять. И понимает, что его сердцу не остается ничего другого, только согласиться. — Тогда сейчас тебе лучше всего пойти и запереть двери, — говорит он, беря в ладони подбородок Шерлока и прижимая большой палец к уголку его губ. — Потому что я не собираюсь выпускать тебя дальше гостиной следующие четыре дня. * * * К тому времени, как Джон умудрился оторваться от поцелуев с Шерлоком на такое продолжительное время, что они смогли раздеться, наступила ночь. Во всем сквозит чувственность, спокойствие и основательность, и Джон хочет, чтобы все шло правильно, чтобы все лишнее сгорело в топке течки, а то, что после этого останется, поддерживало бы их отношения. Зарождающееся возбуждение, несколько дней сопровождавшее Джона, расцветает в полную силу, плавящий кости пожар феромонов в венах заставляет его дрожать под руками Шерлока, отчаянно ожидая соединения. Шерлок, тем не менее, кажется, задается целью использовать свое время по полной программе, он поднимает руку Джона и прижимается губами к чувствительной внутренней стороне запястья, а потом зарывается носом в сгиб его локтя. Каждой точке, испускающей запах, уделяется внимание, Шерлок исследует языком все выпуклости и впадинки тела Джона, а тот вздыхает и выгибается под ним. Джон берет руку Шерлока и целует его ладонь, прежде чем уложить партнера на себя. Он обвивает Шерлока ногами за талию, и это движение оказывается таким же естественным для него, как дыхание, а рядом с бедром Уотсона пульсирует горячий член, уже точно с узлом, хоть и маленьким. Джон бы предпочел, чтобы этот член оказался в кое-каком другом месте, и в том, как он приподнимает бедра, чувствуется болезненное напряжение течки. — Терпение, — велит Шерлок и выпутывается из объятий, чтобы встать на колени между бедер Джона. Единственным источником света остается лампа, яркие краски расцвечивают кожу Шерлока, словно витраж. Глаза Холмса темны, волосы в беспорядке, и Джон не понимает до конца, как у него получилось до такой степени приковать к себе внимание Шерлока. Нет ничего мимолетного в том, как Шерлок изучает тело Джона, ничего эфемерного в том, как он сжимает бедра партнера, в том, как он изгибается, чтобы попробовать Джона там, где тот растянутый, открытый и влажный. От первого прикосновения языка Шерлока Джон стонет, он слишком зациклен на своем удовольствии, что даже не смущается собственных звуков. Шерлок облизывает и дразнит пальцем отверстие Джона, мурлыча от восторга каждый раз, когда тот вздрагивает. Холмсу, наверное, уже больно от возбуждения, его полностью твердый член тяжело стоит. Но он не прикасается к себе, он сосредоточен исключительно на партнере. Джон одной рукой зарылся в волосы Шерлока, другой гладит свой член, едва ощущая надвигающийся пик удовольствия, пока не оказывается на грани, оргазм готов обрушиться на него как волна. — Боже, не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся, Шерлок, нет, нет… — умоляет Джон, и Шерлок продолжает, хотя немного по-другому. Он просто становится на колени и толкается внутрь, его член растягивает и заполняет партнера одним плавным движением, которое толкает Джона за грань, и тот кончает, дрожа и выдыхая имя Шерлока, пока тот продолжает трахать его длинными, равномерными толчками. — Джон, — цедит Шерлок сквозь стиснутые зубы, едва владея собой, его запах сгущается по мере того, как им овладевает гон. — Твою мать, ты великолепен. Отдайся мне, давай, позволь овладеть тобой, — говорит он. Джон все еще не в себе от первого крышесносного оргазма, но он готов на все, чего хочет Шерлок в данный момент, поэтому он позволяет тянуть, направлять и подталкивать себя, пока не оказывается в коленно-локтевой позе. Он никогда раньше не трахался таким образом, это слишком рискованно со случайным партнером, но сейчас он хочет этого. Как же он хочет! Шерлок вновь скользит внутрь него, и да, вот оно, вот почему спонтанно закрепляются узы, шея, рот, член и внутренний вход в матку складываются в идеальное сочетание, Джон окончательно вымотан. — Это было бы так легко, правда? — шепчет Шерлок Джону на ухо, и его голос похож на теплый мед: темный, тягучий и сладкий. — Получить тебя, на самом деле сделать тебя своим. Шерлок входит до конца, проталкивая узел вперед, преодолевая небольшое сопротивление, чтобы уютно устроиться в правильной точке, и легонько зажимает зубами железу уз, расположенную прямо под кожей шеи. Джон стонет от остроты ощущений, от правильности происходящего здесь, что даже отдаленные тревожные звоночки минуют его мозг, ведь нет, это же Шерлок, мы договорились, и он не станет, а потом Шерлок надавливает на железу языком и запускает связывающие гормоны в кровь Джона. Джон вздрагивает, всплеск адреналина из-за гормона уз в венах заставляет его чувствовать себя под кайфом, у него кружится голова, и в этот момент он понимает, когда Шерлок кончает с приглушенными проклятиями, при этом его узел привязывает партнера к нему, а зубы оставляют кожу любовника непомеченной, так вот, Джон понимает, что хочет вернуться к тому разговору. * * * — Ты сомневался, что я остановлюсь, да? — спрашивает Шерлок на следующий день. Он оглаживает бедра Джона, который лениво, волнообразными кругами двигается на его члене. — Нет, — Джон вздыхает, когда набухающий узел Шерлока восхитительно растягивает и толкается в него. — Не сомневался. Просто пришлось бороться с некоторыми инстинктами. Я годами никого не подпускал к себе со спины. — Но сейчас ты подпустил меня. — Конечно, подпустил. Ты сказал, что не будешь ничего делать, и не сделал. Джон опирается на грудь Шерлока, перенося на него часть своего веса, чтобы наклониться вперед и поцеловать его. Шерлок медленно возвращает поцелуй, слегка посасывая язык Джона, прежде чем отодвинуться. — Хотя я хотел, — говорит он, выглядя слегка пристыженным. Джон останавливается, прислушиваясь к голосу сердца и разума. Они прошли вместе через огонь, и Джон до сих пор чувствует себя превосходно. Лицо Шерлока такое открытое и искреннее, что Джон понимает: пришло время и ему совершить прыжок в неизвестность: — Я тоже. Шерлок улыбается с облегчением. — Ты раньше устанавливал узы, — говорит он, и это факт. Нет смысла отрицать это, только не перед ним. — Да, я был молод. Девятнадцать лет. А ты? — Да. Под кайфом. Двадцать лет. Глупо и безрассудно. Ну что ж, это кое-что проясняет о природе его потребности в контроле. — Ты же понимаешь, что нам лучше не продолжать этот разговор, пока твой член еще в моей заднице. — Тогда трахни меня, и мы продолжим его, когда твоя жадная задница насытится. — Тобой? – говорит Джон и вращает бедрами, улыбаясь, когда Шерлок стонет и откидывает голову на подушку. — Да никогда. — Развратник, — бросает Шерлок, и Джон смеется от облегчения, потому что все идет как обычно. — Говорящий член. Его друг, его Шерлок, его альфа. — Клянусь, я больше никогда не буду жаловаться на твои течки. Пока ты будешь продолжать делать такое. Джон смеется от удовольствия: — Без проблем абсолютно. С этих пор только для тебя. Глаза Шерлока распахиваются. — Больше ни для кого, — рычит он и снизу сильнее толкается в Джона. О боже, это будет длиться еще несколько дней. — Мой, — добавляет Шерлок, а затем в легком ужасе от самого себя извиняется: — Прости. Джон чувствует прилив нежности и некой собственнической гордости оттого, что с ним Шерлок не может контролировать себя. — Не извиняйся. В следующий раз я хочу установить узы с тобой. И только с тобой. Ты мой, — говорит он и улыбается, когда Шерлок с рычанием переворачивает его на колени, чтобы овладеть им снова, и снова, и снова.