золотая молодежь

Слэш
NC-17
Завершён
4826
автор
Ayana Rais бета
Размер:
245 страниц, 54 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
4826 Нравится 1500 Отзывы 2620 В сборник Скачать

PART11: ресторан на набережной

Настройки текста
      Юнги ждёт Чимина возле выхода, перед университетской парковкой, когда куча уставших, выжатых, как лимоны, студентов спешит покинуть здание с концом последней на сегодня пары, с которой Юнги ушёл, не дождавшись ещё десяти минут: душа требовала сигарет.       Среди этой толпы Чимин, чуть позже заметивший курящего Мина, оперевшегося на холодную стену здания.       — Брось, — говорит младший, вынырнув из кучи студентов и подойдя ближе к альфе, кивнув на его вредную привычку воплоти.       — А я уже начинал думать, что ты пешим топать захотел, — игнорирует его Юнги, выдохнув ядовитый дым. — Поцелуешь меня?       — Ну уж нет, от тебя воняет сигаретами, — привычно фырчит Чимин, наблюдая за тем, как длинные пальцы стучат по тлеющей палочке, набитой табаком, но расстояние между их губами всё-таки сокращается.       Юнги мягким рывком притягивает его ближе к себе, одной рукой, в которой держит сигарету, осторожно, чтобы она никак не коснулась Чимина, обнимает его тонкую талию, второй поднимает лицо омеги за подбородок, легонько надавив, чтобы тот приоткрыл губы.       Чимин немного хмурится, когда Юнги переплетает их языки. Младший сжимает воротник его ветровки и подаётся вперёд, плотнее прижимаясь к губам.       В сердце Чимина что-то щелкает. Поцелуй кажется таким необычно медленным, неторопливым и, сквозь горечь выкуренных Мином сигарет, немного сладким, что уже позволяет сравнить его, скажем, со сгущенкой.       Взгляд обоих немного затуманен, когда они отстраняются друг от друга.       — Горько, — Чимин щурится и показательно морщится, а Юнги кажется это забавным, если не милым.       — Мальборо, — кидает старший, пожав плечами и взяв сигарету в другую руку, чтобы сделать затяжку, не выпуская омегу из объятий.       — Нет! — боязливо восклицает Чимин, уперевшись кулачками в широкую грудь Юнги и резко отвернувшись, когда замечает в очаровывающих глазах напротив недобрый огонёк и понимает, что альфа собрался выдохнуть ядовитый дым прямо в его сторону.       Старший хрипло посмеивается, выдыхая в противоположном от Чимина направлении, и младший облегчённо вздыхает.       — Больше не кури рядом со мной, — хмуро произносит младший.       — Сейчас я могу сказать «ладно», но делать этого всё равно не перестану, детка, — хмыкнув, отвечает Юнги. — Пойдём в машину.

* * *

      В салоне автомобиля, пробиваясь сквозь запах сосны с далекого севера, где бушуют суровые морозы, дорогого вина из элитного сорта винограда, выросшего где-то, кажется, в Раю, и горьких сигарет, медленно тлеющих по несколько раз за день, слабо пахнет успокаивающей лавандой и свежесваренным, нежным кофе со сливками.       Безусловно, Чимину это льстит.       На сердце вдруг от чего-то налегает хрупкая радость, когда они останавливаются на светофорах, которые загораются красным, останавливая свободное движение, или изредка стоят в незначительных пробках, которые бывают в каждом городе, но неприятная грусть возвращается, когда на дороге нет никаких помех, и Юнги, кажется, едет чуть медленнее, чем мог бы, или Чимин сам себе это надумал, потому что вдруг стал наивным. Но на самом деле омега прав.       Чимин сначала победно улыбается от этих мыслей, почти незаметно, а после закусывает губу, поняв, что осталось не так много времени до того, как они приедут, и всё это время их тишину нарушал только слабый рык мотора.       — На этом моменте я должен пригласить тебя в ресторан? — неожиданно хрипло спрашивает Юнги, будто читает мысли, будто намекая на то, что в некоторых романтических фильмах бывают подобные сцены. Он внимательно смотрит на пустую дорогу, но на самом деле, наверное, чуточку волнуется.       — Ты немного припоздал, но да, тебе следует сделать это прямо сейчас, — Чимин кивает, сдерживая улыбку на уголках губ.       — Хорошо, тогда я спрошу, не хочешь ли ты...? — говорит Юнги, не отвлекаясь от дороги. Чимин хочет посмотреть на него, потому что, судя по интонации голоса, Мин улыбается, но омега не делает этого: что-то мешает ему. Это называется смущением.       — Я отвечу, что был бы не против перекусить, и мы поедем в ресторан на набережной, — довольно говорит Чимин, и Юнги, не переставая улыбаться, разворачивает машину.

* * *

      Юнги знает, какой ресторан Чимин имел в виду, потому что он находится в противоположной стороне от башен, в одной из которых живет омега: совсем на другом конце этой самой набережной.       — Это свидание? — спрашивает Чимин. Он улыбается и хочет услышать это от альфы.       — Ты можешь назвать это по-другому, если хочешь, — отвечает Юнги, проезжая под мостом и пожимая плечами.       — Деловая встреча? — посмеивается Чимин.       — Разве не романтическая? — уточняет Юнги.       — Вау, ты пытаешься быть романтичным? — почти наигранно удивляется Чимин. В уголке его сердца танцует белый мотылек, разжигая что-то теплое.       — Я пытаюсь, — отвечает альфа, незаметно улыбнувшись. — Для меня это впервые, так что ты должен помочь мне.       Чимину это определенно льстит и окутывает сердце теплом. Снова.       — Хорошо, я смотрел много романтических фильмов и буду давать тебе советы, — омега кивает, — это будет интересно.       — Я рассчитываю на тебя, — Юнги хрипло посмеивается, уже проезжая мимо широких прогулочных аллей.

* * *

      — И всё-таки это свидание, — говорит Чимин. Больше похоже на то, что он уточняет, а не спрашивает.       — Возможно, — тихо отвечает Юнги, выходя из машины следом за Чимином. Альфа проходит вперед, младший дает ему сделать это, а сам немного подвисает: кончики миновских ушей совсем каплю, но покраснели.

* * *

      — Сейчас ты должен рассказать о себе то, чего я не знаю, — говорит Чимин. Он хитро улыбается, оперевшись руками в стол, немного приблизившись к лицу Юнги напротив, пока тот тихо и довольно мурчит, потому что стейк оказался вкуснее, чем он мог ожидать.       — А что ты знаешь?       — Ну, — Чимин задумывается. Раньше ему казалось, что он знает об альфе достаточно, а оказалось — ничего, потому что:       — То же, что и другие, наверное.       — Тогда остальное тебе знать необязательно, — Чимину кажется, что Юнги вдруг в один миг стал серьёзным, но всё рассеивается, когда альфа снова начинает шутить, посмеиваясь, — я должен оставаться загадочным.       — Но так обычно происходит в фильмах, — замечает Чимин.       Юнги шумно выдыхает, подняв на омегу взгляд. — Тебе действительно интересно?       Чимин в ответ лишь нерешительно кивнул.       — Тогда, возможно, ты узнаешь об этом позже.       — Возможно? — уточняет младший.       — Возможно, — кивает Юнги.       — Ладно, — произносит Чимин, уткнувшись взглядом в свою нетронутую тарелку с едой.       Это несправедливо, наверное. Каким бы Юнги не был, Чимину совестно судить о нём по слухам, ведь они гадкие, зачастую, вещи.       Они истинные, хотя бы поэтому омега хочет, чтобы старший рассказал что-нибудь, успокаивает себя Чимин.       Просто глаза Юнги — зеркало его души и говорит оно совсем не то, что Чимин слышит, поэтому омега хочет понять, какой Юнги на самом деле.       — На свидании нельзя молчать, — говорит Чимин спустя минут десять пребывания в своих раздумьях и тишине между этими двумя, которую нарушали разговоры остальных посетителей и звон столовых приборов о посуду.       — И о чём ты хочешь поговорить? — отвлекается Юнги, видимо, тоже размышляя над чем-то.       — Не знаю, — Чимин ставит локти на стол, упираясь в ладони подбородком, — придумай что-нибудь, ты же гений.       — Что насчёт того, как тебе идёт моя одежда? — прищурив лисьи глаза и расплывшись в хитрой ухмылке, предложил Юнги.       — Боже, я надел твою толстовку всего раз.       — Ну пиздато же, — заверяет альфа. — Я даже готов подарить её тебе, если ты хорошо попросишь, детка.       — Иди к чёрту, — дерзит Чимин, предполагая, что имел в виду Юнги. — Клянусь, если ты будешь так делать – я больше никогда не надену твои вещи.       — То есть, ты согласен, что это не последний раз? — Юнги выгибает бровь, не переставая улыбаться. Чимин фыркает.       — Я сожгу её, — шутит омега, теребя приятную ткань толстовки. На самом деле, он не против, если она останется у него.       — Ты слишком жесток, — замечает Юнги. Он наигранно дуется, сомкнув руки на груди и откинувшись на спинку дорогого кресла ресторана.       — Кто бы говорил, — язвит Чимин. — Уж лучше я буду жечь вещи, чем людей-       Омега запинается от внимательного взгляда Юнги, но вмиг всё меняется, и Чимин снова будто оживает, когда альфа пытается сдержать рвущийся наружу смех.       — Так вот ты какой? — с трудом выговаривает старший.       Чимин сначала недоумевает, а после понимает, как звучали его слова. Улыбка предательски расплывается по лицу, и он подражает Юнги, прикрывая рот рукой. Они не должны вести себя так в подобных местах, поэтому сами просят друг друга успокоиться.       — Я имел в виду, что лучше буду жечь вещи, чем людей бить, — поправляется Чимин.       — Да, точно, я так и понял, не переживай, — произносит альфа, всё ещё немного задыхаясь.       Они замолкают, потому что вокруг тоже есть люди, но оба видят, как подрагивают их плечи от неслышного смеха.

* * *

      Город медленно, но верно начала поедать темнота, когда они наконец вышли из ресторана, где пробыли не меньше двух, если не трёх, часов, что пролетели незаметно за действительно интересными разговорами о мировом океане, курсе доллара и почему шоколад назвали шоколадом.       Солнце медленно тянется к горизонту, дома, особняки и виллы — всё на том берегу реки, где живёт Юнги, на фоне огромного светящегося диска превращается лишь в чёрные очертания фигур, лучи в последний раз касаются редких волн реки, бьющих камни за чугунным забором набережной.

POV Юнги

      Ты завороженно следишь за всем этим, пытаясь ничего, ни малейшей детали не упустить: за тем, как огромный шар, немного больно, но терпимо бьющий по твоим потрясающим глазам (клянусь, ещё немного, и я побью его за это), уступает своё место луне. А я в тайне слежу за твоим восхищением, за твоим блестящим взглядом, как приоткрыты твои пухлые персиковые губы, окрасившиеся в оранжевую краску заката (и в той же тайне хочу, чтобы ты смотрел так и на меня); за тем, как слабый ветер робко касается твоих мягких волос, играет с тёмными локонами; как краснеет от холода носик, мягкие щёчки, и трепещут ресницы.       «Ты пиздец как прекрасен», — вертится порочное на языке, но я не говорю и вдруг понимаю, что боюсь тебя коснуться.       Ты как что-то невъебенно хрупкое, до которого дотронешься — рассыпется, и не соберешь, осквернишь одним только аккуратным, легким касанием пальцев.       Гребанный Пак Чимин, ты заслуживаешь тысяч проклятий и ни одного из них одновременно. Я уверен, что ты просто бескрылый ангел, упавший с небес и больно ударившийся о землю. Твои шрамы на запястьях говорят, что ты всего лишь хочешь обратно домой.       Я, блять, не достоин тебя. Такого немного лохматого после тяжёлого учебного дня в универе чуда, твоих тёплых и мягких щёк, возбуждающих и будоражащих поцелуев, бархатного голоса и хрупких плеч; твоих пухлых, вечно сладких губ, больших глаз и сверкающих в них звёзд; не достоин держать в своей большой руке твою маленькую ладошку и тихо шептать о том, что люблю.

Я люблю тебя.

      С нашей встречи прошло чуть больше месяца, наверное, и я не хотел бы влюбляться, если честно, но любовь жестока, она всё уже давным-давно на хую несколько раз провертела.       Я чувствую себя ебанным ходячим пятном скверны, стоя рядом с тобой под нашим общим солнцем (хоть что-то общее); чувствую себя сборищем атомов, которое сожжёт тебя. Тебя, мало́го, спасать от меня надо, правильно Чонгук делает.       Я поджимаю губы, мрачнею, переводя взгляд куда-то на бетонную плитку под ногами. Надеюсь, что если ты моего взгляда на тебя не заметил, то и этого не заметишь — слишком занят сейчас пейзажем, верно?       Я чувствую, насколько слаб сейчас, и это опасно. Слаб не телом, а душой, но одно выплывает из другого, и мне бежать отсюда быстрее надо, но я долбанный мазохист, раз продолжаю стоять на месте и молчать.       Чёрт возьми, да что со мной? Где тот я, которого совершенно ничего не ебет? Почему он пропадает? Почему я пропадаю (в тебе бесповоротно)? Если это вы называете любовью, то какого хера я чувствую себя больным раком, отсчитывающим дни до своей кончины?       Остановите это, кто-нибудь, блять, пожалуйста, потому что ещё немного, и я рехнусь окончательно, но…       — Юнги? — слышу я робкий шёпот. Не знал, что моё имя может звучать так красиво. Ты, мягко коснувшись моего лица своими пальцами, безмолвно просишь взглянуть на тебя, и всё рухнуло в один миг. В один грёбанный, такой жалкий, блять, миг.       Эта вселенная в твоих глазах невыносима. Она мешается с теплотой, что греет не тело, а дырявую мою душу, будто смотрит на неё, как обычно должен делать именно я. Эта теплая вселенная вытаскивает из моей души глубоко всаженные ножи, к которым я успел привыкнуть, и лепит на раны бесполезный пластырь. Такой, знаете, розовенький, со странными котятами, но милый, и вдруг хочется верить. Верить в Бога, в человечество, в себя самого.       Ты так смотришь на меня, что хочется попросить, чтобы ты не делал так: я сдохну прямо здесь, но у меня есть гребанная репутация.       Я чувствую, как греется моё сердце, которое я усердно прятал в толстую корочку льда долгие годы, а потом ещё и за каменную стену.       — Всё в порядке? — ты пытаешься спрятать волнение, но я читаю тебя. Всё пошло по наклонной, малыш, поэтому в ответ я киваю и лгу тебе. Ты не знаешь, что сейчас со мной происходит, и знать тебе об этом необязательно. Ты не должен переживать за таких, как я, так почему ты делаешь это? Перестань, пока тебе не сделали больно, глупый, ты же знаешь этот мир.       Ты касаешься моих губ своими так нежно и осторожно, как если бы гладил какого-нибудь свирепого хищника. Я повинуюсь своим желаниям, притягивая тебя ближе, и чувствую, как ты расслабляешься, доверяя мне. Ты наивен или искренен? В любом случае, рано или поздно это убьёт тебя. Нас обоих.       Когда ты отстраняешься, то снова смотришь на меня. Я чувствую себя ничтожным, боюсь тебя; боюсь, что против воли отдам тебе свое сердце, потому что прямо сейчас ты заставляешь меня тонуть в тихом омуте твоих глазах, и я понимаю, что не смотря ни на что, прямо сейчас, я не хочу никуда тебя отпускать.       Твои слова противостояния мне лживые, потому что взгляд говорит обратное; ты глазами уже тысячекратно признался, что сошёл от меня с ума. И мы оба пропали.       Я веду себя как грёбанный влюбленный омежка, понимаю, что даже всего этого мне недостаточно: я хочу всегда быть рядом, хочу просыпаться и засыпать вместе (с твоими поцелуями), хочу есть твои завтраки и получать по рукам за выкуренную сигарету, слушать недовольства, потому что я снова подрался, и тебе пришлось залечивать всё это дерьмо.       Тебя надо беречь, но я не уверен, что смогу сделать это. Я впервые в чем-то неуверен, потому что тот, от кого тебя надо оберегать, спасать и прятать — я, к сожалению.       Ты так внимательно смотришь в мои глаза, пытаешься что-то в них прочитать, и мне становится страшно, потому что ты сможешь, я понимаю.       Всё, что я хочу сказать:       — Не лги себе.       И ты сначала недоумеваешь, а потом привыкаешь ко мне и льнёшь доверчиво к груди.       Я замечаю, что ты немного дрожишь, потому что твое пальто, на самом деле, бесполезное, как и моя ветровка — просто тряпки, которые стоят тысячи, и ветер напоминает об этом. Твои плечи вздрагивают, и я, перед тем, как мы вернемся в машину, обнимаю тебя. Ты удивлен, наверное, но прижимаешься ближе, поэтому я могу покорить весь мир, если ты рядом.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.