...а когда проснулись, светило солнце

Самолёт дёргается, пробиваясь сквозь чёрные толщи туч, на Западе сверкает молния. Тональность гула моторов меняется. В салоне молчат. Рид, зажатый в кресле у окна, проснувшись, открывает глаза и тут же закрывает их снова. Дождевые капли оставляют на плексигласе прозрачные, словно пальцы призрака, следы. Прентисс, сидящая через проход, замечает: — Уже дважды за эту неделю. В следующий раз стоит подумать насчёт поезда. Фраза кажется Спенсеру нарочитой, а голос — неестественным. В следующую секунду самолёт выравнивается и вырывается из облаков к солнцу. Рид никогда не спал ни с кем в одной комнате в течение достаточно долгого времени, чтобы выяснить, есть ли у него склонность говорить во сне. Вероятность этого не слишком велика, но, учитывая содержание его снов в последние месяцы, даже её хватает для сильного дискомфорта. Статистика говорит о том, что у сорока процентов условно гетеросексуальных мужчин имеются фантазии гомоэротического содержания, он также знает, что сны о сексе с кем-то из коллег чаще всего не означают реального влечения. И если бы ему снился Гидеон или, скажем, Хотч, он бы списал всё на подсознательное желание утвердиться, или заслужить доверие, или быть полезным. Но это не Хотч и не Гидеон, а Морган. Человек, который учит его, как нравиться девушкам, пока они вдвоём сидят в засаде, который говорит: «Привет, красавчик», — и не упускает случая подшутить настолько очевидно по-дружески, что Рид, у которого из друзей были только гики, такие же фанаты «Звездного пути», как он сам, с удивлением понимает: Морган и правда с ним дружит. В двадцать с хвостиком поздновато открывать для себя прелести подростковой мастурбации или мокрых снов, но обычно, когда Спенс добирается до душа, у него есть только одно желание — вымыться. Когда оказывается в постели, единственное, чего желает, — уснуть. Секс как таковой Рида тоже не слишком интересует, а потому сны — хороший вариант. Они удобны. Что может быть безопасней, когда предмет твоих фантазий на сто процентов натуральный парень, который без ума от женщин и абсолютно не скрывает этого. Где-то между Серийным стрелком и Гавриилом Спенс целуется с девушкой, стоя в бассейне полностью одетым. Где-то между уже не важно чем и Гавриилом другая девушка даёт ему свой номер. Рид не позвонит — он король невыполненных обещаний. Благо, мама обычно забывает его обещания сразу же, а эти девушки прекрасно обойдутся и без него. Где-то… Словом, после Чикаго выясняется, что Дерек не столь уж натурален. О том, что теперь постоянный флирт товарища приобретает характер гиперкомпенсации, Спенс старается не думать — он сейчас много о чём не думает. У него остаются только тяга, нужда, раздражение и боязнь. Он всегда был слабым, и Гавриил, разглядев в нём это, дал его слабости новую точку отсчёта. Когда работаешь с профайлерами глупо думать, что некоторые вещи удастся сохранить в тайне, думает Рид. Спустя месяц он входит в комнату, полную незнакомцев, занимает свободный стул среди прочих, выставленных кругом, и, дождавшись своей очереди, чтобы представиться, произносит: — Здравствуйте, меня зовут Спенсер, и у меня проблемы с наркотиками. * * * Многое в Спенсере вызывает у окружающих недоумение, но Дерек к нему привык. Его больше не удивляют слишком короткие брюки, диких расцветок носки и тонкие галстуки. Странная прическа и нелепые очки. Тягучие жесты, словно созданные только для того, чтобы привлечь внимание к лицу: поправить волосы, потереть бровь, прижать палец к подбородку. Он посмеивается, что Спенс выглядит на четырнадцать, но в каждой шутке есть только доля шутки. Он и правда часто кажется слишком юным. Он как будто ещё не до конца понял, как взаимодействовать с другими людьми, и из-за этого часто нарушает негласно принятые в обществе правила. Они выходят из уборной, когда Рид не понижая голоса, говорит: — У того парня, что стоял слева от меня — просто огромный! Он кладёт руку Дереку на плечо и словно забывает её там. Моргану приходится бросить на него красноречивый взгляд, намекая, что пора бы прервать тактильный контакт, Спенсер отдёргивает кисть, глядя при этом рассеянно и будто бы удивлённо. Сидя в машине, они разглядывают фотографии с места преступления. Рид, как всегда, немного отстранённый и холодновато рациональный. — У субъекта другой почерк, — деловито говорит Морган. — Тут явно что-то личное. Несколько выстрелов в лицо — похоже на месть. Это подражатель. — Пули легли с небольшим интервалом. Хорошая кучность, похвально для стрелка, — выдаёт наконец Рид и облизывает губы. Иногда Могану кажется, что Спенс не вполне осознаёт, что все: и жертвы и преступники — это живые, чувствующие люди. Дерек и сам далёк от того, чтобы заявлять о священности человеческой жизни. Он достаточно профессионален, чтобы отключать эмоции при обсуждении дела. Но в случае с Ридом… Морган подозревает, что для Рида это всё нереально. Всё равно, что смотреть фильм. Ты можешь сопереживать герою, но всегда чётко знаешь — это ненастоящее. И прямо сейчас, в этот самый момент, тот думает об эстетизме чёрно-белых фото с места преступления: очень ограниченно, всего две краски и несколько вариантов серого, — что смотрит на клетчатую рубашку жертвы и гадает, какого она была цвета. Когда после завершения очередного дела вся команда отправляется в бар на первом этаже гостиницы, Морган зачем-то отправляется в номер Спенсера. Тому противопоказано спиртное до конца реабилитационного периода, поэтому он совершенно точно не участвует в веселье. Рид открывает на стук, взъерошенный и со следом подушки на щеке. — Я тебя разбудил? — Нет, — Рид горбится на стуле, нелепый в своей мешковатой рубашке. — Я проснулся десять минут назад. — И как спалось? Приснился кто-нибудь в соблазнительных позах? — дежурно хохмит Дерек. — Без комментариев, — Спенсер краснеет. Один-ноль в пользу Моргана, видимо, что-то такое действительно было. Он думает, что можно было бы просто позвонить или написать сообщение. Рид всегда более открыт в таких случаях. Физическое присутствие Дерека комкает разговор: Спенсер ёжится и морщится, односложно отвечая, будто сидит на допросе в полицейском участке. Дерек понимает ситуацию Рида. Вернее — думает, что понимает. Он знает, что реакция окружающих тоже может травмировать. Есть только два возможных пути: оставить Спенса в покое, чтобы он пришёл в себя, либо окружить заботой, стать кем-то близким и понимающим. Морган выбрал бы второе, Хотч посчитал уместным первое. Дерек знает — любой намёк на давление, и Рид замкнётся, уйдёт в отказ, будет говорить всё, что угодно, кроме действительно важного. Дерек чувствует ответственность, чувствует вину, хотя десятки раз повторял себе, что ни в чём не виноват. — Чем собираешься заняться? — спрашивает он. — Хотел принять душ. — Так вперёд. Я буду тих, как звёздная ночь, — Морган усаживается у стола, всем своим видом показывая, что общения не избежать. Рид послушно собирает вещи, брошенные на кровати. Простыни и одеяло сбились: он беспокойно спит. Он пытается их расправить, нелепая имитация порядка. — Включи телевизор, — предлагает Спенсер и торопливо направляется к ванной, он явно старается как можно дальше оттянуть разговор. Рид толкает дверь от себя, прижимая к груди рассыпающийся комок одежды, толкает ещё раз, недовольно крутит громко лязгающую дверную ручку. У Моргана давит в груди. Он мягко отталкивает в сторону узкую, нервически влажную кисть и тянет дверь на себя. — Эти двери обычно не открываются внутрь, в гостиничных ванных слишком мало места, — он наблюдает, как Рид, длинный, тонкий и дёрганый, пытается просочиться мимо него в открывшийся проём, теряя по дороге тряпки из свёртка. Морган и не думает убирать руку. Он хочет сказать: — Я не собираюсь ругать тебя. Я не брат и не отец тебе. Но вместо этого просто молча следит, как Рид растерянно вскидывает руку к волосам, но опускает на полпути, неловко задевая чужое предплечье и отводя глаза. Отойти в сторону ему, видимо, даже не приходит в голову. Они стоят очень близко, гораздо ближе, чем принято между друзьями-мужчинами. Но именно сейчас это не так важно. — Рид, — зовёт он, наклоняя голову, чтобы заглянуть тому в лицо. Совсем чуть-чуть, Спенс всё-таки выше, как бы ни сутулился. Напряжённая, словно вытянутая в струну фигура друга вдруг резко обмякает. Моргану не нужно быть профайлером, чтобы понять, что означают эти приоткрытые губы и затравленный, умоляющий взгляд. Рид выглядит как школьник, которого зажала в углу не в меру ретивая одноклассница. То есть ему нужно утешение такого плана? С этим не к Дереку. У Моргана есть свои границы, и поцелуи с коллегами в них точно не вписываются. Как и поцелуи с парнем, который выглядит как подросток. Возможно, именно потому что он так выглядит. И потому что Дереку это кажется до странности притягательным. Он привычно пресекает подобные мысли, пока они не привели его к воспоминаниям, которых он избегает со времён колледжа. Так что там с Ридом? Он и целовался-то, наверное, всего раз пять. С блондинкой из LA точно. Ну и, может быть, они со школьным научным клубом в бутылочку играли. Морган представляет себе типичных зубрил: очки в роговых оправах, скобки на зубах, юбки в складку старушечьей длины, — и аж передёргивается. Всего лишь поцелуй. Морган перецеловал за свою жизнь кучу полузнакомых девиц, так почему бы не дать Риду то, в чём он нуждается? Увлечённый, он даже не задумывается, насколько это всё выходит за рамки «дружбы». Губы такие, будто Спенсер капризно их дует. Ему бы не мешало побриться, тогда можно было бы вообразить, что Дерек целует девушку. А так — это Рид, который толкается языком и царапается зубами. Дерек отстраняется первым. Спенс медленно краснеет и делает очередную попытку протиснуться мимо него в ванную, изгибаясь всей долговязой перегибистой фигурой. И у него стояк. — Эй, я, что, тебе настолько нравлюсь? — присвистывает Морган. Тот только встряхивает головой, пытаясь убрать от лица волосы и нервно дёргает плечом. — Рид, я сейчас пошлость сказал, ты должен был огрызнуться. Спенсер упрямо молчит, подбирая с пола вещи, которые выронил. — Ладно, — вздыхает Дерек. — Я сейчас отправляюсь к остальным, а ты принимаешь душ и ложишься спать. Завтра в самолёте мы сядем рядом. И если я буду спрашивать, ты будешь отвечать. Ты будешь напрягаться по какому угодно поводу, кроме этого, идёт? Дождавшись кивка, Морган отправляется в бар, где и должен был быть. * * * Если правду говорят, что любовь — это музыка, то любовь Рида — школьный оркестр. Такой же бедный репертуар, клишированные представления и слабое знание предмета. Именно так, Спенс думает, это любовь, что вполне объяснимо. Его эмоциональная палитра не слишком богата яркими чувствами, а физиологию можно отбросить, хотя и она не отличается силой позывов. Он часто делает так — отбрасывает физиологию. ему хочется быть просто чистым разумом. И ему слишком важна дружеская составляющая их с Морганом отношений, чтобы пытаться внести в них нечто новое, нечто, что может всё разрушить. Об этом он думает, сидя рядом с Дереком на обратном пути в Виргинию. Раньше у них не возникало проблемы с выбором темы для разговора, но сейчас политика Моргана «ничего не было» или же «ничего странного не произошло». Оба не могут расслабиться. Так и сидит, склонив голову и рассматривая складки на своих светлых брюках. Какие книги он любит? Фантастику в основном. Такой вот затянувшийся эскапизм. Ещё — научные монографии. Великолепная память тут очень кстати. Классику, наверное. Правда настоящее удовольствие от неё он получал только в детстве, когда мама читала ему вслух. Это чувство хочется вернуть. Смаковать, как у Пруста, перетряхивая воспоминания. Спенсу хочется, чтобы красота постепенно вливалась в него. С его скоростью чтения это проблематично. Он хочет рассказать Моргану, что у него есть аудиокниги, но нет на них времени. Что как-то раз он пошёл на свидание в кино, и это был полный провал, потому что он каждый раз смеялся некстати. После получаса пытки молчанием, он притворяется, что уснул. Потом играет в шахматы с Гидеоном, буквально не отходя от того ни на шаг. * * * Дереку тяжело себе в этом признаться, но Чикаго меняет всё. Взгляды команды, их отношение к нему. Поначалу Моргану ещё хотелось заорать, что он не хрустальный. Он такой же, как и прежде, когда выбивал двери плечом или выколачивал признание из преступников. Жизнь Моргана давно стала похожа на мутную дрочку: и прекращать не хочется, и удовольствия никакого. Он уже не помнит, когда у него были отношения длиннее пары недель. Наверное, надо было жениться после колледжа, но тогда он никого к себе всерьёз не подпускал. А после случившегося с семьёй Хотча, Дерек уверен: каждый из них дважды задумается, прежде чем решится завести собственную. Рид тоже меняется. Он не выражает сочувствие, как Джей-Джей, не излучает поддержку, как Хотч, но словно бы старается держаться ближе. Куда бы Морган ни перевёл взгляд, он тут же натыкается на Спенсера. Его суетливые, несколько компульсивные движения. Вычурные, неудобные позы до странности успокаивают. Он часто довольно неловко заводит разговор, чем дальше, тем больше превращающийся монолог. Моргану нравятся его нормы и умозрительные построения. Его границы. С Ридом Дереку всегда легко помнить, кто он такой. Спенсер мог быть каким угодно, мог быть хоть золотым пёрышком, как в той детской сказке. Морган рядом с ним обладал формой, был цельным, и определенным, и очень, очень материальным. Границы же Рида, как ни парадоксально, были хороши тем, что он понятия не имел о некоторых границах. Никому другому бы даже не пришло в голову объясняться в чувствах человеку, о котором всего пару дней назад узнал, что тот в детстве пережил сексуальное насилие. Который буквально те же пару дней назад вновь пережил травмирующие воспоминания, причём публично, а не на приёме у психотерапевта за закрытой дверью. Когда Спенсер стучится к нему в номер, то начинает издалека, путанно и велеречиво. Он говорит, что из английской литературы вынес по крайней мере тот взгляд на жизнь, что твой характер — это твоя судьба, а твои успехи и неудачи — следствие твоих достоинств и недостатков. Он осекается, понимая, что сказанное теперь не слишком кстати. Но Дерека это нисколько не задевает, он знает, что в мире господствует случайность, всё зависит от того, как бросишь кости, какую карту откроешь. Случается, кому-то просто не везёт. И в его силах сделать всё, от него зависящее, чтобы пережитое им ни с кем больше не повторилось. Потом Рид, видимо, осознаёт, что заготовленная им речь как-то не слишком удалась, и в следующий момент Морган обнаруживает себя сидящим на краю постели, а растрёпанного Спенса в помятой рубашке на коленях между его ног. Говоря откровенно, к этому всё и шло и довольно давно. Поцеловав Рида впервые, Морган словно бы открыл шкатулку Пандоры. С томными взглядами, взглядами искоса и я-сейчас-вовсе-не-смотрел-на-тебя взглядами. Пока Дерек философски рассматривает ситуацию с разных сторон, Спенсер несколькими рывками расстёгивает его ремень, ширинку и берётся за боксеры. Любовь, конечно, любовью, но Моргану и в голову не могло прийти, что Рид соберётся делать ему минет, разве только тому срочно потребуются ценные вещества, содержащиеся в сперме любого взрослого мужчины. Определённо, обычно Дерек не имеет ничего против минета, но тут впору ужаснуться, потому что ему прекрасно известно, в какой кошмар это может превратиться с неопытным, но переполненным энтузиазмом партнёром. Он наблюдает, как Рид примеривается, облизывает губы, склоняется ниже. Вспоминая опыт их поцелуя, Морган готовится быть терпеливым. Глупо ожидать, что Спенс сделает всё так же хорошо, как одна из подружек Дерека. Рид стискивает член рукой и ведёт влажными губами вверх-вниз, вскидывает глаза и останавливается. — Я плохо начал, — говорит недовольно. — С чего ты взял? — Моргану остаётся надеяться, что он не озвучил свои мысли. — Ты не смотрел вверх. Партнёр должен смотреть вверх, если правильно начать. Ладно, попробую ещё раз. Дерек даже открывает рот, чтобы спросить, где тот вычитал эту феерическую чушь, но вместо этого произносит: — Слушай, Рид, ты отлично начал. Просто зрелище тебя со своим членом во рту я ни за что не пропущу. Спенс аккуратно, будто на пробу, двигает кулаком и вновь наклоняется. Несколько минут спустя Дерек понимает, что у Рида даже есть некая техника. Немного монотонная и механическая, но есть. Через равные промежутки времени Спенсер поднимает глаза и ловит его взгляд. Он смущенно притормаживает при любом громком звуке, утирает тыльной стороной ладони слюну с подбородка, заправляет волосы за ухо и выглядит при этом так, будто пытается засунуть в рот слишком большой хот-дог. Дерек перестаёт связно мыслить, наблюдая, как блестящие от слюны губы натягиваются на член. Чуть позже он готов признать технику Рида великолепной. — Я закончу рукой? — спрашивает тот, и его припухшие губы складываются в смущённую улыбку. Морган тянет его на себя, и они вместе валятся на кровать. — Ты гениален, — говорит он. — Я знаю, — без ложной скромности бормочет Спенсер. Они снова целуются. Дерек облизывает чужие губы, путаясь в одежде и отталкивая руки Рида, который пытается помочь ему себя раздеть. И как только тот оказывается без одежды, всё заканчивается. Всё. А чего, собственно, ожидал Морган? Да, у Спенса есть член. Это логично, ведь грудей у него нет. Этот самый член, весьма немаленький, влажно поблёскивая на кончике, лежит на покрывале между ними, а сам Рид, опершись на локоть, разглядывает его философски и созерцательно. Морган тоже смотрит, ощущая, как стремительно спадает эрекция. — Я предполагал, что у нас возникнет с этим проблема, — Спенс со вздохом переворачивается на спину и начинает разглядывать потолок. Это не похоже на обычную женскую реакцию на подобное, и от этой непохожести Дерек иррационально чувствует себя лучше. * * * Морган знакомится с ней в баре. Не лучшее место, но он не знакомился иначе уже года три. Открытое лицо, насмешливый взгляд зелёных глаз, показавшихся тёмными в красном свете бара. Наверное, её многие добивались, но после четырёх коктейлей, два из которых она купила сама, она протягивает руку и сжимает его пальцы. Сильные руки, гладкие ладони. На вид лет тридцать пять. Уверенная в себе и ухоженная. Дереку она даже не нравится. * * * Кровать огромная. Удивительно, почему в гостинице такие кровати где-то помимо номера для молодожёнов. Через открытые окна проникает лунный свет. Морган лежит в серебристой мгле и слушает, как Рид возится в ванной. Он ещё ни разу не раздевался у Дерека на глазах. Когда голый Спенсер выходит из ванной, он уже как бы и не Спенсер вовсе. Гораздо более молчаливый и эмоциональный. Не тот Рид, который заперся от него в доме, где в вентиляцию попала сибирская язва. Не тот, который лежал в изолированной палате, и было непонятно, выживет он или умрёт, как другие. Хорошо, что она не царапалась, думает Дерек. И тут же злится на себя: память подбрасывает подробности прошедшего вечера. Он старается внушить себе, что причин для чувства вины нет. Сегодняшняя встреча — одно, а вчерашняя — совсем другое. Она ничего не значит. Рид бледной тенью скользит по комнате и ложится рядом. Такого они тоже раньше не делали, но тот ещё слаб после болезни. Они просто спокойно лежат рядом, и когда Рид говорит, так ровно и безразлично, Морган не сразу понимает смысл его слов: — У тебя кто-то был. Дерек медлит с ответом — видимо, какой-то след всё же остался. — Да. Спенсер некоторое время молчит. — Это что-то серьёзное или случайное? — Я думаю, случайное. Произошло — и всё. Он настороженно выжидает: время ошарашенной паузы истекает, так же, как затем — драматической и затянувшейся. Они молчат долго. Потом Спенсер наконец произносит: — Не стану притворяться, что мне безразлично то, что ты рассказал. Но я большой мальчик. И я знаю, что нет ни одного социального института, способного сделать однополые отношения более устойчивыми, чем они есть. Мне небезразлично то, что ты рассказал, но также мне небезразличен ты сам. Такой, какой есть. Обнажённый Рид в постели — это совсем не Рид. И Морган сейчас любит гармоничные линии его тела, обычно скрытые и искажённые одеждой, бледную, будто напудренную, матовую кожу настолько же, насколько любит его незаурядную личность. Пусть даже они ничем не связаны кроме того, что чувствуют друг к другу в тот или иной момент. — Сделаешь мне одолжение? — спрашивает он. — Конечно. — Скажи «я люблю тебя». — Я люблю тебя, — сообщает Рид и укладывается вплотную к нему. Они спали долго, а когда проснулись, светило солнце.