exo — hurt
***
сехуна грубо хватают за руку, сильно сжимая его тонкое запястье, на котором снова останутся синяки. парень, как всегда, будет надевать кофты с длинным рукавом, дабы скрыть необъяснимые отметины. сехун не говорит ни слова, продолжая игнорировать его собственную ходячую «боль». он нервно поджимает губы, смотрит куда угодно, лишь бы не на него. ему надоело. ему всё конкретно так надоело, что даже нет никаких сил снова вырываться и просить перестать. сехун уже просил не раз, просил либо завязать, либо оставить его в покое. но до пак чанёля не доходит смысл сказанных слов или он всё же тупой. и се больше склоняется ко второму. — сехун-а, — тянет наигранно-сладко, отчего парня передергивает, и он чувствует, что именно сейчас его организм требует очистить желудок от содержимого в нём. о прижимают к холодной бетонной стене, всё так же сжимая его уже онемевшую руку, заставляют смотреть в глаза на против, но тот противится. он ни за что не посмотрит в них снова. парень не хочет видеть этот обезумевший взгляд, не хочет больше стараться сдерживать свои слёзы.***
— к большому сожалению, но мы ничего не можем с этим сделать, наша медицина бессильна, — заключает пожилой мужчина в белом халате, а у сехуна от этого места мурашки по телу. он приходит сюда уже в течении месяца, не высыпается и толком ничего не соображает. проходит обследования вместе с чанёлем, поддерживает, как может, но в последний момент всё оказывается бестолку. и, кажется, последняя надежда рушится прямо сейчас, когда доктор опускает голову, смотрит куда-то в стол, нервно дергая ручкой, которую держит в руке, а парень в удобном, уютном кресле ёрзает, словно сел на иглы, которые больно впиваются в кожу, раздирают. неконтролируемые слёзы стекают по щекам, а о даже не отмахивается, не пытается их вытереть.***
— я скучал. почему ты не приходишь ко мне? — скалится пак, — разлюбил? — и этот вопрос бьёт так сильно, что выбивает весь кислород из лёгких, сехуну становится тяжело дышать, поэтому он, словно рыба, хватает губами воздух, задыхаясь. он вырывает руку из цепких пальцев, прижимает ладонь к своей груди, медленно оседая на грязную землю. ему плевать, что он может простудиться, ему плевать, ровным счётом, на всё. сехун ненавидит его. очень сильно ненавидит да так, что любит. он вспоминает другого чанёля, который его любил и заботился, который всегда был нежен и аккуратен в своих действиях. пак бы не позволил сейчас младшему сидеть на земле, задыхаться и снова плакать. он бы успокоил, обнял, приласкал. но это невозможно. невозможно исправить то, что натворил не сехун.***
— это несправедливо, не считаешь? — взгляд чанёля снова замутнён, он уже где-то не здесь, не в реальности. из его рук на пол падает очередной шприц, и в тихой комнате это словно звон колокола, от которого хочется закрыть себе уши руками. у пака вены вовсе перестали быть видны, и младшего это пугает. сехун сидит на постели, поджимая свои ноги к груди и обхватывая их руками. он боится пошевелиться. ведь если сделает что-то не так, то снова последуют побои, которые терпеть уже больше не в силах. парень ощущает, что он стоит на краю пропасти, и точно может сказать, что подтолкнёт его пак, потому что больше некому. сехун ощущает на себе пристальный взгляд, отчего поднимает голову, встречаясь с озлобленными глазами. этот взгляд. он выражает всю агрессию, ненависть и боль. именно боль, потому что по-другому быть не может. чанёлю тоже больно. возможно, даже больнее, чем самому се, но он об этом не задумывается. — почему именно я? — шипит старший, — почему не ты, а? — медленно поднимается со своего стула, направляясь к о. парень дрожит, отползая к изголовью кровати. — хватит, чанёль, — младший шепчет дрожащими губами, но его хватают за щиколотку, грубо тянут на себя, — перестань.***
— ты сказал не приходить, — собрав всю волю в кулак, громко говорит сехун, продолжая сидеть на земле и отмораживать свой зад, — ты, чёртов наркоман, сказал не появляться тебе на глаза, пока я сам не заработаю злокачественную опухоль, пока я сам не пойму твоей боли… но я тоже испытываю боль, хён, — усмехается обветренными губами, которые от натяжения снова трескаются, отчего появляются капельки крови. о облизывается, а чанёль наблюдает за этим юрким язычком, медленно опускаясь на корточки. — чего? — в глазах пака играют огоньки озорства и веселья. его забавляет вся ситуации, забавляет такой смелый мальчик. его мальчик. сехун хочет ударить, хочет накричать, хочет заставить чанёля стать настоящим чанёлем, который будет осознавать где реальность, а где иллюзия. который не будет убегать от своей болезни далеко в мир разноцветных пляшущих зайчиков. ведь пак болен. болен серьёзно. болен неизлечимо. и, вероятнее всего, ему осталось недолго. сехун болен чем-то более высшим, болен чувствами, которые медленно убивают его. чанёль давно столкнул его в пропасть, из которой не выбраться, парень живёт на инстинктах самосохранения и потому что надо, но он устал, морально устал. — давай покончим с этим? — сехун, полностью придя в себя, протягивает руку ладонью к верху. в его глазах решимости столько, сколько не было у самого чанёля, когда он выгонял его из дома, крича гадкие слова в след. пак достаёт из нагрудного кармана несколько марок, которые запрещены законом, но ему на это глубоко похуй. он кладёт их на ладонь младшего, внимательно наблюдая за ним, но ни капельки не соображая, что он делает. — позволь и мне сбежать от боли, пак чанёль.***
— чанёль, — шепчет младший, наблюдая за красивым лицом своего парня. он тянется костлявыми пальцами до его щеки, мягко оглаживая. ему нравится, даже несмотря на то, что старший не брился уже больше трёх дней. щетина колет, оставляя не особо приятные ощущения, но о закрывает глаза, чуть закусывая губу. пак спокоен, крепко обнимает сехуна поперёк талии, смыкая руки в замок. он вдыхает полной грудью, ощущая легкость. сейчас ему совершенно плевать на свою опухоль, на горько плачущую мать, на весь мир, потому что рядом находится самое дорогое, что у него может быть. сехун нежный. о нём хочется заботиться, его хочется баловать и защищать. а ещё старшему хочется касаться его пухлых губ своими, чтобы прошибало с ног до головы этими невероятными чувствами, которые разрывают грудную клетку, от которых он никогда не сможет освободиться. чанёль не знает, что будет с ним, после его смерти. он не хочется думать об этом. — ты будешь любить меня вечно? — тихо спрашивает пак, не смотря на промелькнувшую боль в глазах сехуна. парень кладет свои руки на плечи чанёля, крепко сжимая их. он сдерживает слёзы, он не хочет выражать жалость, зная, как его парень это ненавидит. — ты не умрешь, глупый, — говорит, а затем лучезарно улыбается, — мы, как в тех детских сказках, будем жить долго и счастливо и умрём в один день, — врёт сехун, но ни капельки об этом не сожалеет. ему кажется, что чанёль не верит, да и кто бы поверил? но.. чанёль верит.***
в небольшой квартирке лежало два мёртвых парня. — у обоих передозировка, я нашёл в карманах одного из них лсд, — сообщает в рацию полицейский.