Среди могил всесильна тишина

Тяжёлые капли дождя, выстраиваясь в глухую стену, разрезали ночную пелену, заглушая привычно мёртвую кладбищенскую тишину. Сквозь чёрные тучи еле-как удавалось разглядеть слабые очертания полной луны. Среди бесчисленных надгробий стоял мертвец. Он не боялся, что от беспощадно льющейся с неба воды остатки покровов разбухнут и отвалятся. Он спокойно стоял, рукой опираясь на большой мраморный крест и смотрел вдаль, где, как он думал, горят огни ближайшего городка. Мертвец не мог видеть, но мог слышать и чувствовать. Он чувствовал, как каждую ночь быстрыми, сбивающимися шагами сюда приходил какой-то человек, судя по поступи, очень худой и всегда излучающий невыносимую печаль, от которой мертвецу хотелось выть волком. Но он никак не мог выдать своего присутствия, боясь перепугать человека, и потому расторопно залезал обратно в свою могилу или прятался за большим каменным склепом, что возвышался посреди кладбища. Иногда человек начинал говорить сам с собой, и мертвец с замиранием уже давно сгнившего сердца слушал его дрожащий голос, срывающийся на душераздирающий плач, не в силах разобрать смысла слов, но внимая этой вселенской боли. И ему так хотелось преодолеть все свои сомнения, подойти к человеку, крепко обнять и сделать все возможное, чтобы он не грустил. Но его судьба ─ стоять поодаль и бездейственно наблюдать, не имея возможности оказать хоть какую-то помощь и поддержку. И сейчас он скрывался за огромным мраморным крестом, вслушиваясь в шум дождя, стараясь различить звуки, хоть отдаленно напоминающие голос человека. Но все было тщетно. Ливень постепенно стих, тучи начали медленно расползаться, позволяя луне залить кладбище своим бледным светом. Повсюду рассыпалось разнобойное стрекотание сверчков, шелест мокрой листвы. — Я скучаю, — послышалось откуда-то со стороны леса. Мертвец резко повернул голову на звук, отчего суставы громко хрустнули, и тут его окатила зыбкая волна печали и скорби. — Мне очень без тебя тяжело, не представляешь, насколько. Он узнал этот извечно печальный голос, дрожащий, но весьма громкий, достаточно, чтобы услышать в нем рваную хрипоту. — Я хочу, чтобы ты вернулся, чтобы все стало, как раньше. Он продолжал завороженно слушать, стараясь напрячь уже иссохшие извилины, чтобы понять смысл произнесенных слов. — Я люблю тебя, Широ, — голос вновь дрогнул и затих, и гнетущая монолитная тишина рухнула откуда-то сверху на ночное кладбище. Мертвец стоял совершенно бездвижно, взгляд его, пустой, стеклянный, не выражал абсолютно ничего. «Широ», — повторило издевательски эхо. Он пошатнулся, будто вмиг потерял контроль над полуистлевшим телом, но тут же зацепился рукой за крест и вновь замер. «Широ». Вдруг мертвеца будто пронзило стрелой, неведомый электрический импульс больно ударил в голову. Скрючившись, он приглушенно зарычал и повалился на колени. Где-то в отдаленных уголках сознания промелькнул до дрожи знакомый образ. «Широ, ты в порядке?» Он появился снова. Всего на долю секунды, но такой яркий, сияющий. Мокрые растрепанные волосы, смолянисто-черные, большие ясные глаза, смотрящие с такой любовью и заботой, легкая, нежная улыбка. «Тебе пора спать, хватит уже работать». — К-и-т, — попытался произнести мертвец, но изо рта вырвалось лишь тихое бессвязное хрипение. «Прошу, будь осторожен. И возвращайся скорее». Он медленно поднялся. Вышел из-за надгробия и, шатаясь, направился вперед. «Я люблю тебя, Широ». — Кит! — закричал он не своим голосом, хриплым, почти рычащим, будто звериным. Первые лучи, словно копья пронзающие все, что настигнут, озарили серые могилы. Ноги Кита подкашивались, он закрыл рот обеими руками, к горлу подступил рвотный ком. Тихо простонав, он обессиленно рухнул, навис над гниющим безжизненным телом. Протянул бледную дрожащую руку и едва коснулся грязного, потрепанного протеза, ощутив лишь обжигающий холод. Две маленькие кроткие слезинки упали на металл, скатились, оставляя за собой чистые дорожки. — Широ, — выдавил Кит, зажмурил глаза, и жадно, почти остервенело сгреб в охапку мертвеца, крепко прижал к себе и истошно закричал, раздирая глотку. Крик этот пролетел над рядами надгробий и угас где-то возле ручья.