***
— О да, я могу много рассказать. Моя юность была бурной, как швейцарские водопады. — Миссис Мориарти разразилась громким смехом и даже не прикрыла ладонью рот, словно приглашая его смеяться вместе с ней. Майкрофт смотрел на нее во все глаза. Он даже не представлял, что человек может так спокойно и живо выражать свои эмоции. Джим был очень на нее похож: не чертами лица, а этой живостью, словно разлившейся в воздухе. — Например… когда мне было семнадцать, женщина, которая родила меня, в просторечии — мать, сказала: если спутаешься с этим О`Нейлом без брака, то ты мне не дочь. Но знаешь, дорогой, дело обстояло так, что она опоздала. Я уже спуталась с «этим» О`Нейлом. Пару месяцев уже прошло как. А если бы нет, то немедленно бы спуталась, просто из духа противоречия! И я сказала: окей, я тебе не дочь, собрала вещи и ушла. А может быть, ушла в одном платье и старых туфлях, уже не помню. Помню, что джигу танцевали мы с Пэдди босиком, так что туфли не имели значения. — И как ваша мать восприняла ваш уход? — вежливо осведомился Майкрофт. Миссис Мориарти уставилась на него как на идиота. Потом понимающе улыбнулась и пожала плечами: — Какая разница? Я же ей не дочь. Мне нет дела до того, как какой-то чужой мне человек что-то там воспримет. Я даже не знаю, жива она еще или нет. А что до О`Нейла, то я его бросила: не сошлись мы с ним в некоторых местах Блаженного Августина. Еще виски? — Да, спасибо, — ответил ошеломленный Майкрофт. — Сегодня прекрасная погода, не находите? — Не нахожу. Моросит противный дождь весь день. Вы, Майкрофт, с зонтом всегда ходите, а я вот забыла прихватить. В Дублине сияло солнце, когда Джим прислал за мной вертолет. Джим, дорогой, ты не забыл купить билеты в театр? Джим достал из кармана один билет и отдал матери. Майкрофт спрятался за виски и ждал развязки. Его мамуля устроила бы скандал и потребовала объяснений, почему билета не два, ведь ясное дело: если она попросила сына купить билеты, они должны идти вместе. Мамуля не любила бывать на людях одна, но иногда любила бывать на людях. Мать Джима ничуть не удивилась одному билету. Она повертела его в руках и положила в сумочку. — В оперу со мной не хочешь завтра? — спросила миссис Мориарти у сына, попивая чай с виски. — А что дают? — Верди. — Не люблю Верди. — А, тогда ладно. Майкрофт едва не пронес бокал с виски мимо рта. — А что, так можно? — Можно что? — не поняла миссис Мориарти. — Разве вы не хотели бы пойти в оперу с Джимом? — И что? Джим не хочет идти со мной на Верди. Он взрослый мужчина, я же не буду его заставлять. Для какой матери это может быть нормальным: ты сидишь и наслаждаешься музыкой, а рядом страдает твой сын, который сегодня именно в это время собирался лежать на диване и наслаждаться интересной книгой. Майкрофт знал, для какой матери это было нормой. После мюзикла его любимая мамуля сказала отцу: «В следующем сезоне нужно обязательно повторить семейный выход в свет. Я выберу, Майкрофт нас сводит». Она даже не спросила, понравилось ли представление Майкрофту, хотя зачем спрашивать: у него на лице было написано, что нет. Она толкнула его в бок во время спектакля и прошептала: «Прими более подобающий вид, не позорь нас», и он наклеил на лицо улыбку. Сейчас у него на лице не было улыбки, и никто не требовал от него притворяться.***
После ужина миссис Мориарти пожелала узнать о семье Майкрофта, если, конечно, он хочет об этом поговорить. А если нет, то не вопрос, она поддержит любую тему, кроме погоды. Майкрофт послушно начал рассказывать о Шерлоке и трудной судьбе старшего брата. Миссис Мориарти посочувствовала, но заметила, что она не стала бы так возиться ни с одним из своих сыновей. — Если человек так стремится к саморазрушению, то как его ни опекай, рано или поздно он достигнет своей цели, — сказала она. — Понимаете, Майкрофт? Вы взвалили на себя родителей, брата, да еще старушку Англию. Но знаете кого вы на себе не несете, хотя стоило бы? — Кого же? — Себя. Вы взрослый человек, но стали думать о себе, только когда стали встречаться с Джимом, верно? Она говорила правду. Именно после сближения с Джимом Майкрофт начал осторожно задумываться о собственных желаниях. Он с несказанным изумлением ловил себя на мысли, что скорее выпьет с Джимом кофе, нежели лишний раз зайдет проверить, как там Шерлок. А сегодня он едва не встал во время мюзикла и не сбежал к Джиму. Но да, это было бы бегством, а не спокойным взрослым решением, как у матери Джима. Для родителей он был маленьким мальчиком и принимал это как должное. Просто привычка. — Мои дети сами выбирали себе профессию, я на них не давила. Выросли такими самостоятельными, что дивлюсь я на них. Сами свои проблемы решали с детства, хотя я была не против помочь им словом, а когда и делом. Старший сын у меня сейчас начальник на железной дороге, а младший дослужился до полковника. Он, как и Джим, тоже любит убивать, но не любит проблем с законом. Так что выбрал армию. Берите печенье, Майкрофт, если вы не на диете. А если на диете, не берите. Майкрофт взял печенье. — И что, кроме Джима никто в криминал не ушел? — Нет, только Джим. — И вы это одобряете? — Какая разница, одобряю я или нет? Мои дети взрослые, они сами выбирают свой путь. Мой долг, как матери, если не помогать, то хотя бы не мешать. Еще виски?***
Майкрофт долго думал после этой судьбоносной встречи. О себе, о мамуле, о Шерлоке, о мюзиклах, о братьях Джима. И надумал план, в случае воплощения которого в жизнь он бы предал Джима, но спас от него мир. Мысли пришли ему в голову не совсем вовремя, и Майкрофт вовсе не думал делиться этим с Джимом. Они встретились на квартире Джима и собирались лечь в постель, как вдруг у Майкрофта случился ступор. Он перестал расстегивать пуговицы на рубашке и произнес: — А ты не подумал, что я теперь имею над тобой власть? В ответ Джим только нежно улыбнулся. Майкрофт воображал себя не только Большим Братом, но и Большим Любителем Контроля. Джим не воспринимал это всерьез. — В постели, конечно, имеешь. Когда я тебе разрешаю. — Я могу шантажировать тебя смертью твоих братьев! — вдруг выпалил Майкрофт. — Как думаешь, что будет, если я потребую слить твою организацию в обмен на их жизни? Джим не удивился такому повороту событий. У Майкрофта медленно протекали жизненные процессы, в том числе и понимание того, что в постели о делах говорить алогично. Тем более в таких выражениях. — Ну как что будет, — медленно проговорил Джим. — Я откажусь, а потом тебе отомщу и убью всех твоих близких. Как-то так. Теперь, может быть, секс? Но Майкрофта было не остановить. Он твердо решил нести невообразимые глупости. — А тебя не волнует, что их смерть будет на твоей совести, и мама твоя об этом узнает? — На моей? — Джим от изумления даже подпрыгнул. — Не я ж их убью, а ты — так что на твоей. И моя мама соображает же, она понимает, что это ты убьешь моих братьев, а не я. Давай ты не будешь спихивать на меня свои решения? И тут Майкрофт понял, что зашел в тупик. Такой человек, как Джим, нисколько не подвластен шантажу не потому, что у него нет родных, а потому, что его отношение к гипотетической ситуации шантажа слишком адекватно. «Здоровыми людьми управлять невозможно», — грустно подумал Майкрофт, а вслух сказал: — Просто шутка. Конечно же, ты прав и я об этом думал. Яснее ясного, что тебя этим не пронять. — Ты пошутил! Я рад, что ты делаешь первые шаги в этом направлении! — радостно воскликнул Джим и повалил его на кровать. Настало время раскрепощения иного рода.