Семь «С»

Специальность Если бы Гвен давали по доллару за каждое отклонённое резюме, она бы получала от собеседований хоть что-то, кроме расстройств. Наверное, она свернула в жизни куда-то не туда. Когда это произошло – при становлении вожатой или при выборе университетской специальности – она не знает. И, наверное, лучше не знать, а иначе она ещё больше возненавидит жизнь. Гвен старается не ненавидеть детей и свою работу, но получается, конечно, с большим трудом. Иногда ей кажется, что ничего хорошего выбор ей не принёс – только знакомство с Дэвидом. – У тебя чудесная специальность, – говорит он, – в том, чтобы быть замечательным человеком. Если бы за каждое отклонённое резюме Дэвид утешительно целовал её в щёку, Гвен бы так никуда и не устроилась. То, что она работает в лагере до сих пор, наталкивает на мысли. Субординация Служебные романы ужасно переоценены и раздуты до масштабов табу и вселенского зла. Жизнь не сраная мыльная опера, чтобы видеть в каждом встречном потенциальную пару. Гвен ведь не настолько отчаялась, правда? У неё есть голова на плечах, и она прекрасно понимает, что строить отношения в лагере – значит добровольно сунуть её на гильотину. Поэтому остаётся довольствоваться записями сериалов и журнальными статьями среднего пошиба. Для Дэвида лагерь и не работа вовсе. – Дом милый дом! – смеётся он и называет кэмперов детьми. Если бы не субординация, наверное, он бы называл Гвен жёнушкой. Сигареты Когда Макс кидает вскрытую пачку сигарет ей на стол, Гвен мешкает и не успевает сказать ни слова. – Ай-яй-яй, – цокает языком мальчишка, примирительно качая головой. – Как нехорошо. Курит, а ещё вожатая. Какая жалость, если кто-нибудь узнает об этом. – Ах ты мелкий говнюк, – запоздало реагирует она. На самом деле, Гвен не курит, и сигареты даже не её. Сигареты Дэвида – Дэвид не курит тоже, так, держит на всякий случай, – но знать об этом Максу совершенно не обязательно. Ему достаточно думать, что вожатая, которую он ненавидит в чуть меньшей степени, попалась к нему на крючок, потому что, если туда попадётся Дэвид, Макс его ни за что не отпустит. Гвен прячет сигареты туда, где этот мелкий шантажист не сможет отыскать их. О том, почему пачка вскрыта, она как-то не задумывается. Сучка – Ты её сучка, – говорит мальчишка, оценив Дэвида придирчивым взглядом. Мужчина не успевает опомниться, ошалело моргает, прежде чем сообразить, о чём речь, а когда до него доходит, ахает, не скрыв возмущения: – Макс! Лицо его покрывается красными пятнами, и он спешно отворачивается. Дэвид теряется и не знает, что возразить, пытаясь стать неприметней под этим взглядом. Ему стыдно слышать такое про себя и Гвен – конечно, не стыднее, чем прятаться в комнате для вожатых, плотно зашторив окна, и целоваться, погасив свет. – Да вы вдвоём сучки, – скучающе тянет Макс, закатив глаза. Дэвид стоит, навалившись на стену, и тщетно пытается отыскать аргумент в свою пользу, но находится тот уже без Макса, а с Гвен. Наедине. Слово, которое начинается на с- и заканчивается на -екс, и не дай бог, Макс, тебе его произнести В кладовке ужасно тесно. – Ты откроешь эту ёбаную дверь сейчас же! – ругается Гвен; она может поклясться, что Макс ехидно ухмыляется, прокручивая на пальце ключ. – Я же вижу твою тень, сучёныш! Дэвид неловко прижимается к ней всем телом, не зная, куда деть руки, и обречённо отводит взгляд, раскаиваясь, что повёлся на самый обыкновенный развод. С виду он похож на смешного человечка из палочек и кажется, что места занимает совсем немного. Возможно, у Гвен слишком большие бёдра, а может, кладовка больше, чем просто тесная, но отлипнуть друг от друга совершенно не получается. – Потрахайтесь наконец, – издевательски тянет Макс, и Гвен клянётся начистить ему язык мылом. А пока она это делает, место для рук находится под майкой как-то само собой. Справедливость – Это несправедливо! – восклицает мальчишка, отдирая прилипшую картошку от подноса. – Справедливость – понятие относительное, – не отрываясь от журнала, отмахивается Гвен и лениво шуршит страницами. Макс недовольно фыркает, вытирает липкие ладони о фартук и кидает его на пол. Мытьё посуды не входит в его интересы, как, впрочем, и всё остальное. Гвен краем глаза следит, чтобы он не выкинул чего-нибудь, за что они с Дэвидом могут получить по шапке. Макс может и хочет: такое уж воспитание. Довольно справедливо, что у родителей, не обращающих на сына внимания, выросло такоё чадо. Несправедливо, что родители в принципе не обращают внимания на детей. Гвен загибает уголок журнала и следит за тем, как Макс возится с подносом, а затем встаёт с места и накидывает фартук, становясь рядом. Мальчишка смотрит на неё подозрительно, словно хочет в чём-то уличить, но у него почему-то не получается, и он теряется. Семья Макс ненавидит играть в семью, притворяться, делать вид, будто ему не наплевать. Он приучен к жестокой правде и тому, что никому никогда нет дела. И только Дэвид суёт свой нос туда, куда не следует. Для Макса семья – это разочарование. Макс не хочет становиться разочарованием дважды. Ложь во спасение как сладкая карамель, и сломать о неё зубы не входит в его планы на лето. Только Дэвид не лжёт. – Жизнь – отстой, – говорит Гвен и улыбается, будто это не разочаровывает её совсем. Она небрежно поправляет его волосы одной рукой и спрашивает, какую радиостанцию включить, а Дэвид даёт свою жилетку, чтобы Макс укрылся, если решит вздремнуть на заднем сидении. Они едут, тихо переговариваясь, и Макс впервые за всю свою жизнь чувствует себя частью чего-то целого. Словно все кусочки склеили воедино.