Каждый мертвец хочет быть живым

Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Исайя, 26:19

Каждый мертвец хочет быть живым. Каждый мертвец больше всего на свете жаждет жить. Даже тот, кто попрал смерть смертью, хочет ощутить, как кровь бежит по жилам, как сердце стучит в груди. Что отдал бы я за живое, дрожащее, слабое смертное тело? Все, что имею, отдал бы я — все бесконечные выстуженные просторы за Стеной, все свое бескрайнее королевство, все свои бессчетные полки со знаменами — все, что согласились бы взять у меня, отдал бы я, и мои дары были б отвергнуты. Легче легкого сделать живое мертвым. Ткнуть копьем в живот, размозжить голову дубиной, вонзить нож из драконьего стекла прямо в сердце. Легче легкого сделать мертвое мертвым. Поднять окоченевший труп, зажечь его взгляд синим огнем, заставить двигаться и подчиняться. Но нет такой силы, что делала бы мертвое истинно живым. Я чую, как в моей груди все еще горит незажившая рана, все еще терзает меня старая злая боль — или это память не дает мне покоя? Мертвым не больно. Что отдал бы я, чтобы снова ощутить боль — хотя бы ту самую? Все бы отдал — но некому взять. Дети Леса умели лишь отнимать, но не возвращать. Они создали нас — и сами испугались нас, ибо любая жизнь боится смерти. Живые победили нас. Живые забыли нас. Но мы помним. Я знаю, я чувствую, как за Стеной стучит живое сердце, надежно укрытое от ледяной мертвой угрозы. Как называют тебя люди, горячее сердце? Какие имена они дают твоим бурным рекам, густым лесам, жирной пахотной земле? Ты рядом, горячее сердце, все эти бесконечные века ты бьешься совсем рядом. Дотянуться бы до тебя, горячее сердце, обрушив камни и заклятия, схватить, сжать в руках. И ты ляжешь в мои ладони, живая земля, как ложатся в мои ладони людские дети. Разве я тогда не обрету желанную жизнь? Но древние чары крепко держат Стену — пусть с каждым днем щит, охраняющий царство людей, и становится все слабее — чары крепки, и над ними нет моей власти. Я — Король Ночи, и я застываю во тьме и холоде. Снегопад дарит новые алмазы моей костяной короне, метель расшивает мне новый плащ, и это достойно истинного владыки земель Вечной Зимы. Сон — это почти смерть, говорят люди, и я почти сплю. Я вижу сны, в которых земли Вечного Лета раскрывают мне объятия, в которых горячее сердце — о, горячее сердце — падает спелым яблоком мне в руки и отныне принадлежит только мне. Я вижу сны, в которых я становлюсь живым. Но я открываю глаза, и вокруг меня — мертвые. Все те, кто поднялся вместе со мной из праха, все те, кого поднял я, у кого отнял жизнь, обменяв на не-жизнь, — все они стоят вокруг и смотрят, и ждут, и — я знаю — тоже видят сны о горячем сердце людских земель. «Вперед, — беззвучно кричу я и поднимаю костяного коня на дыбы, — вперед!» «Земли Вечного Лета будут принадлежать нам», — говорю я, и над безмолвными рядами моего войска проносится колючий зимний ветер. «Люди ослабли, — говорю я, и великаны вскидывают к низкому небу почерневшие кулаки, — Стена плачет, чары детей Леса теряют силу». «Мы возьмем их, — говорю я, — возьмем их жизни». «Я — Король Ночи, — говорю я, но теперь никто не слышит меня. — Мои соратники — холод и тьма, и сама смерть встает рядом со мной в бою». Но сама жизнь ускользнет из моих рук. Ибо каждый мертвец хочет быть живым, и никогда мертвецу этого не достигнуть.