***

Мы медленно шагали вдоль набережной. К вечеру поднялся лёгкий ветер, он пробирался сквозь её волосы и касался рук. Вдалеке всё ещё слышалась игра блюзовых музыкантов. Уже давно стемнело и чувство тревоги трепало моё сердце. Эта тревога разливалась по всему телу, подходила даже к кончикам пальцев. На мне было тёмно-синее пальто, купленное в прошлом году, на ней - широка чёрная вязаная кофта поверх платья; на губах красная помада, а в глазах умиротворённость от всего сегодня произошедшего и этой прогулки. Господи, как же она была прекрасна. Мы подошли к ограждению, я сняла шляпу, которая была мне сейчас ни к чему. Внизу шумели волны, вода казалась чёрной. Упасть туда было бы слишком страшно. Когда смотришь на море днём – это одно, но ночью всё становится другим. Таким пугающе правдоподобным и напротив: комичное очень важным, а то, к чему ты равнодушен, наводит на тебя ужас. Я бы хотела отойти оттуда, но постоять ещё пару минут с ней было дороже. В свете фонарей её тёмные волосы казались шёлковой пряжей, а тонкие руки – самым надёжным и настоящим, что есть в этом мире. Я положила голову ей на плечо: - Как тебе сегодняшний вечер? - Замечательно! – глаза её сияли и были роднее всего на свете. – Я так устала от всего этого, от этой всепоглощающей скуки.Ты даже представить себе не можешь. Конечно, не могу. Куда же мне до тебя, родная. - Я рада, что тебе понравилось, – улыбаюсь в ответ, глядя на неё. Глядя на неё, невозможно не улыбнуться. Мы стоим, смотрим на воду и держимся за холодные перила моста. Пока я с ней, тревоги в моём сердце смешиваются с прекрасным томлением. Пока я с ней, моя жизнь не кажется мне такой скучной. Для этого она создана – пока я с ней - я счастлива. Она не похожа на других женщин. Будь она как остальные, я бы не обратила на неё внимание. Но он не такая. Она даже не женщина, а если женщина, то самая настоящая и лучшая из всех. И когда она уйдёт, а я останусь одна, человек, занявший моё место, должен быть счастлив, иначе каким мелким он будет казаться по сравнению с той красотой и тем теплом, которое она дарит! А ведь когда-нибудь она обязательно уйдёт и мне становится грустно от этой мысли, потому что я знаю: мы очень часто уходим от тех, кто нас любит именно к тем, кто не в силах нас любить. Туфли натёрли мне ступни, на её же ногах обувь с невысоким каблучком. Вся её одежда, её платья, ботинки и кофты – всё наполнялось ею, когда она надевала это. Я люблю всё, что она носит, я люблю заходить в её комнату и видеть разбросанные по ней вечерние платья, неровно составленные книги и скомканные тетрадные листы. Вся её комната пахнет ею, всё к чему она прикасается, становится другим. - Пойдём домой, – говорю я вскоре. – Я налью тебе горячего чая. Это конечно немного, но не плохо для завершения такого дня. Мы разворачиваемся и спускаемся вниз. Я стараюсь идти на ровне с ней. Не поодаль, чтоб смотреть ей в затылок, будто я больше не часть её жизни. Не впереди – я боюсь обернутся и не найти её там. Я стараюсь идти на ровне с ней, и не прикасаясь, чувствовать её хрупкое плечо. ---- Мы подымаемся по лестнице, я достаю ключи. Сквозь слабый свет единственной не перегоревшей лампочки раздаётся лёгкий звон. В тишине рядом с ней он кажется чем-то очень важным. Пропускаю её вперёд, захожу сама и снимаю пальто. Она разувается, одна из её туфель падает, другая стоит ровно. Свою обувь я кладу на полку выше и иду ставить чайник. В ванной раздаётся плеск воды – она моет руки, после чего медленно заходит на кухню и садится, подогнув одну ногу под себя. Из-за приподнятого платья видны её острые колени. Волосы на её голове совсем растрепались, но так мне нравилось даже больше. Так она казалась настоящей. Так мне на минуту показалось, что она моя . А я смотрю на неё и думаю: «Как же наверное чудесно быть тобой. Каждое утро подходить к зеркалу и видеть в нём это отражение, эти черты лица. Вглядываться в правильные линии губ и разрез сине-зелёных глаз. Брать в руки тушь и красить ресницы, смотреть на собственную грудь и бёдра, а потом долго выбирать нужное платье и померяв его, решить, что оно тебе совершенно не идёт. Ты, человек сидящий сейчас напротив, осознаёшь ли ты, какую имеешь власть надо мной?» - Тебе чай без сахара? - Да, как всегда. Когда она складывает пальцы рук и смотрит в окно, я понимаю – у счастья совсем иной смысл. У слова «любовь» совсем иной смысл. Нет ничего глупей, чем ставить в одну линию слова «брак» и «любовь». Разливаю кипяток по чашкам, она делает глоток и мы говорим о чём-то совершенно неважном. Я улыбаюсь ей и, кажется, всё замечательно. Мы говорим о пустяках и этот вечер безусловно приятен. Вещь не должна быть идеальной, чтоб быть приятной, идеальные люди и вещи нас раздражают. Так может пройти час или два, в маленькой комнате со скучными обоями. Но никогда в жизни я не пожалею об этой убогой комнате, о времени проведённом с ней, даже если всё это обернётся для меня несчастьем. Дорогие вещи способны принести удовлетворение, но не всегда они приносят покой. ---- А потом я пойду к себе и расстелю постель. И в мою голову начнут лезть ещё более дурные мысли. Она тихо зайдёт, и я почувствую тепло её тела своей спиной, её руки на своих плечах и запах её волос. Она действительно чудесна. Она легко поцелует мою шею, и её прикосновения не похожи на прикосновения других мужчин и женщин, знакомых с чувством похоти, и желающих близости с тобой. Её прикосновения ни к чему не обязывают, но с немой нежностью просят, чтоб им ответили. И эта немота всегда щемила в моём сердце, так что я повернусь и поцелую её брови, медленно проведу пальцами по гладкому лбу и попытаюсь найти что-то в глубине её глаз. Я поцелую её в висок, коснусь губами небольшой тёплой груди. Хрупкость и сила этого человека заставляет меня чувствовать то, что я не могла испытать раньше. В такие моменты я сама гублю себя, желая, чтоб так было всегда. В такие моменты я сама гублю себя, думая: «К чёрту пустые сожаления, за её спиной следует счастье!»