Прошу тебя, спаси

Свист, кожа рассекает воздух, глухой удар. Криденс морщится, но молчит. Молчит, потому что знает, что если хотя бы вскрикнет, боли прибавится. Удар. «Тише, мой мальчик». Криденс верит, что сегодня, когда он увидит Персиваля, тот опять будет прижимать его к себе и шептать на ухо заветные слова. Он хочет снова увидеть его глаза, улыбающиеся ему, только ему. Хочет почувствовать руки, пусть и в перчатках, но все равно его руки, держащие, лечащие его кровоточащие ладони. Он хочет снова поднять голову, не боясь быть ударенным в ответ. Свист, и на пальцах разрастается новая рана. Может ли кто-то остановить это безумие? Криденс потерял надежду. Мистер Грейвс, Персиваль, приходит, залечивает его боль, но разве он в состоянии забрать ее навсегда? Когда его губы медленно, робко касаются его, Криденса прошибает током. Чувство так похоже на удар, что он пугается и резко опускает голову, снова скрываясь за волосами, а мужчина продолжает его обнимать, встревоженно заглядывая в глаза, залитые слезами. «Не плачь, Криденс. Мальчик мой». И он терпит новый замах ремня, хотя пелена уже застилает зрение. Руки все труднее держать на месте, но двинь он ими, и нетронутого участка кожи на них не останется. Персиваль целовал его шрамы, будто пытаясь полностью убрать их, шептал ласковые слова, убирал его волосы и целовал в лоб. Спрашивал про магического ребенка, но не ругал за сбивчивые ответы. Гладил по щеке, прижимался к его уху, касаясь раковины губами, и продолжал нашептывать. «Терпи, мой мальчик. Все пройдет». Криденс ждал. Ждал в темном переулке, ждал в холодной постели, ждал на коленях перед Мэри Лу. Он начинал сомневаться в том, что что-то должно было случиться. Персиваль шептал, что он заберет его, обучит. Он обещал сделать все, чтобы спасти Криденса, тому лишь нужно было выполнить его просьбу. Криденс верил и старался, даже не подозревая, что ищет самого себя. Ребенок же не старше десяти лет, как это может быть он. Такой обычный, такой серый, он не может быть тем, кто нужен мистеру Грейвсу. Однако, мужчина продолжал исправно приходить, обнимать его в промозглом переулке, утешать, будто забирая часть его боли себе. Новый удар. Один из последних на сегодня. А после он встретится с Персивалем. Тихим, сбивчивым голосом на грани истерики сообщит ему, что снова ничего не нашёл и будет ждать удара. Он знает: рано или поздно мужчина не выдержит, и тогда ему будет больнее всего. Больнее, чем во время побоев Мэри Лу. Больнее, ведь ожидать удара со спины от него он не сможет.

***

Персиваль Грейвс считал Криденса неплохим помощником. Выгодной информации от него поступало немного, но он исправно приходил на места встреч и пытался сообщить хотя бы те крохи, что ему удалось достать. Он не мог найти ребенка, но не отказывался, не убегал, хотя Персиваль видел, как новые шрамы распускаются на его коже после каждой их встречи. Он дрожал в руках Персиваля, терялся и прятался в изгибе его плеча, никак не ожидая от мужчины ласки, и это забавляло Грейвса. Его худое, мальчишеское тело сострясалось от рыданий под сильными руками, а длинные пальцы цеплялись за лацканы пальто. Персиваль знал, что его шепот успокаивает парня. «Тише, мой мальчик». Он врал Криденсу, что тот особенный. Он врал ему изо дня в день, потому что информация, нужная ему, была гораздо важнее эмоций этого мальчишки. Тем не менее, видеть надежду в глазах Криденса ему было приятно. Целовать его руки, касаться губами каждого шрама, оставлять тихий всплеск наслаждения там, где только что пряталась боль. Краем глаза он видел румянец на щеках Криденса, понимал, чем он был вызван, и ему это странным образом льстило. «Не плачь, Криденс. Мальчик мой». Мой глупый, глупый мальчик. Ты до самого конца надеялся, что мне можно верить. Ты боялся, но доверял. Ты звал, тихо звал под одеялом в своей холодной постели, шептал мое имя, касаясь губами моего подбородка, вцепившись руками в мою одежду. Ты ждал, что я приду и помогу. Открывшись мне, ты безмолвно просил забрать твои муки. Мне не было больно. Ничего не оборвалось внутри. Ничего больше не было. С тобой было забавно играть, ты был полезен. Жаль, что ты погиб, а меня поймали. Жаль, что больше мне тебя не обнять. Больше не унести твою боль: она тебя победила. Жаль, что это моя вина. «Терпи, мой мальчик. Все пройдет».