***
— Так о чем хотел поговорить? И почему именно со мной? — поинтересовался Дарен, шурша оберткой от печенья. С шоколадом, кстати. — Будет звучать немного оскорбительно и неправильно, но мне больше не с кем этим поделиться. Ты один сможешь понять, — почти болезненно улыбнулся Максимофф. — А вот это прям интересно, жду рассказ! — ответил Дарен с фальшивым энтузиазмом. — Знаешь, наша последняя миссия прошла дико неудачно. — Облажались? — фыркнул Шарп. — не то чтобы сильно удиви… — Да. И папа пострадал сильнее всех. Питер поймал печенье, выпавшее из рук собеседника. — Вот именно на такую реакцию я рассчитывал. Больше никто так не будет. — Он… — Жив. Жив, конечно! Я бы иначе тут не сидел, а выбирал черный. нет, не хочу даже шутить на эту тему. Но он как всегда: «Помощь мне не нужна. Иди гуляй, Питер, займись чем-нибудь полезным». — А… Почему другие не могут тебя понять? — Дарен спрашивал осторожно, не зная, какую реакцию может получить. — У Скотта есть причины не любить даже ненавидеть моего отца и в глубине души меня. Причём дважды. Ороро и так со мной возится всегда, когда мне плохо, а Курт… Ему будет неловко от такого общения. Вот и получается, что фанат моего отца лучшая кандидатура. — Ой-х ты. Никогда бы такое не подумал. — Да, я тоже. Я ожидал, что ранят меня, Хэнка, кого угодно, но только не его. Знаешь, что ещё ужасно? Что я рад, что папа меня отталкивает. Потому что если бы он просил меня о помощи, умолял быть рядом, значит случилось что-то по настоящему для него страшное, что-то, что надломило его. Это отвратительно с моей стороны, но я хоть и говорю о том, что хочу его поддержать в такой ситуации, по факту, не уверен, что смог бы. В плане, сделать что-то правда такое, от чего ему стало бы лучше… Хотя я хотел бы просто делать то, от чего ему будет легче… — Он всё ещё силён и так защищает тебя, — Дарен не то чтобы был хорош по части ободрения, но старался. — Мистер Леншерр поправится, верно? Что доктор сказал? — Да, что всё заживает. Быть мутантом большая радость в этом плане. Физически мы чуть сильнее обычных людей. А ещё нужно отдыхать, не бегать не прыгать, передвигаться осторожней, не получать ударов, особенно по голове. Ну а мне надо ходить на тренировки, где его нет. Потом на занятия по теории, где его снова нет. И делать вид, что ничего не происходит! Всему и всем улыбаться, веселиться, вести себя, как обычно! Маску клоуна не просто приклеить, а ввинтить в череп шурупами. — Я не думаю что твои друзья настолько тупые, что не понимают, что тебе тяжело и ждут привычного весельчака. Они же не совсем чурбаны какие-то, да я частно говорил об их глупости, но… — Я даже не про это, я вроде как сам не хочу перед ними раскисать. Возможно, хочу притвориться перед самим собой, что всё хорошо. Ешь печенье, Чернушка, а то останешься голодным и будешь плохо вспоминать эту встречу. — Я рад, что со мной ты настоящий, а не придурошно весёлый… Хотел я сказать, а теперь придется жевать и молчать. А ты — Серебрянка. Питер улыбнулся теперь уже почти как здоровый человек, но все еще заметно, что он не в порядке и до состояния нормы еще далёк. — Дар, а можно кое-что у тебя спросить? Если не захочешь, не отвечай, поговорим о чём-нибудь другом, нет проблем. — Да спроси ты уже, не тяни священника за крест, а я подумаю. — А почему тебя так привлекает Магнето? — Вот что захотел узнать. — Я не настаиваю. — Кажется, в твоём окружении его нет совсем любят. На меня и Брайт все смотрели косо, когда узнали, что мы восхищаемся им. Да и до сих пор смотрят. Ладно расскажу. Не потому что мы абалдеть какие друзья, а потому что я хочу, чтобы ты понял, что твой отец делает для других, и в каком мире жил я, пока не узнал, кто я. — Дарен отложил чашку и отряхнул руки от крошек. — Ну что ж. Я родился в религиозной семье. Вроде ничего, но только вот горящие жёлтые глаза и чернеющие руки были поводом обратиться не к врачу, а священнослужителю, который советовал лечение святой водой в разных проявлениях. — Мы назвали тебя «Дарен», ведь ты наш божий дар, — объясняет женщина своему маленькому сыну, качая его на руках. Мальчика успокаивали после проведенного обряда крещения. И теперь покрасневшее от плача лицо вновь становилось обычного цвета. — Мы столько времени молились, чтобы нам послали ребенка и вот, ты родился. Ты наше чудо, ты наш подарок, — шептал отец, гладя большой рукой маленькое теплое тельце.***
— Мама, я больше не хочу пить, хватит, пожалуйста, — просит десятилетний Дарен, глядя на очередной поданный стакан. Какой это был по счёту? Седьмой? Мальчик чувствовал себя плохо, казалось, что еще немного, и он просто лопнет от такого количества. — Сынок, это святая вода. Она не навредит тебе. Наоборот, ты исцелишься от демона внутри тебя, — настаивает женщина, явно не собираясь отступать, — я очень люблю тебя и никогда не сделаю что-то, что навредит тебе. Продолжай пить. Со вздохом ребенок выпивает и этот стакан. Всё превращается в какой-то бесконечный круговорот. Родители уверены, что бесовские силы оставят их дитя в покое, если в организме будет высокая концентрация святой воды.***
Тяжелая рука на затылке не даёт поднять голову и вдохнуть. Какое-то время мальчик барахтается в ледяной воде. Наконец, его извлекают на поверхность. Дают глотнуть воздуха и снова опускают. Дарену тринадцать и родители снова пытаются изгнать из него злую силу. Мальчику трудно дышать. Способности дремали внутри, но ссора с соседским мальчишкой снова пробудила их, подобно тому, как просыпается сторожевая собака, почувствовав опасность для хозяина. Увидев наливающиеся темнотой глаза сына, отец не растерялся и сунул мальчика головой в бочку с водой, на дне которой давно лежал небольшой деревянный крест, таким способом делая жидкость в ней освященной. Мужчина держал голову мальчика над поверхностью и отпускал обратно под воду до тех пор, пока руки ребенка не приобрели обычный облик, а глаза стали нормальными. — Всё хорошо сынок, видишь? Ты снова стал собой. Не волнуйся, мы не позволим демону завладеть тобой, — плачет давно уже прибежавшая на шум мать, обнимая дрожащего Дарена. От пережитого мальчик не слышит слов, не чувствует ласковых прикосновений. Всё, чему он радуется, что может дышать свободно, а не урывками. — Меня и родителей убедили, что в меня пытается вселиться демон. Я ждал голосов в своей голове, ждал, что меня начнут искушать. Я боялся этого. Представлял, что я скажу, что услышу. Но ничего не происходило. Тишина, хотя порой казалось, что я всё же кого-то слышу. Так продолжалось годы. В шестнадцать лет я услышал то самое выступление Магнето. Оно было записано на кассете. Только в тот момент я понял, что никакой я не одержимый. Я мутант. И я не должен сопротивляться тому, что со мной происходит. Я должен научиться управлять этим. Представь, какая кардинальная смена отношения к себе и хода мыслей! Из жалкого сосуда для злой силы, я стал богом! Это было невероятное чувство. Дарену шестнадцать, и он загнан в школьном туалете в угол шайкой хулиганов. При попытке ударить его головой об умывальник был сорван кран, а сам Дарен получил рану на ладони, порезавшись о выступающую часть трубы. Фонтан воды, вид собственной крови — в этом антураже юный мутант применил силы уже вполне осознанно. После услышанной речи Магнето, он понял, что его сила — это вовсе не проклятие и не попытка захвата тела. А наоборот, это оружие для самозащиты, данное лично ему. Дарен подошел к одному из тех, кто ещё недавно выкручивал ему руки и тащил по коридору. Сев на колено, он небрежно провёл по лицу, искаженному гримасой страха. На указательном пальце остались слезы обидчика. Удивительно. Единственная жидкость, которая не причиняла Дарену боли, а наоборот, являлась следствием проявления его могущества. — А твоя семья? — спрашивает Питер, понимая, что они все ещё где-то есть… Ведь есть же? Дарен не мог их убить.. — Они бы не поняли, не поверили. Решили, что я окончательно захвачен злом. А насылать на них кошмары… Я не хотел. Разве что на отца, но это сейчас уже не важно. Я в любом случае этого не сделал. Важно другое. Именно мистер Леншерр сделал меня тем, кто я есть сейчас. Уверенным в себе и своих умениях мутантом, который не боится своих способностей и с удовольствием применит их, когда нужно и когда мне того захочется. Дарен замолчал, наконец, вспоминая, что лёгким нужен воздух. — Ух ты, — только и мог выдохнуть Питер на пламенную речь, — не знал. Видимо, хорошо, что моя мама знала о мутантах, и что мой отец тоже мутант. И поэтому не записала в ряд неправильных детей. Или ещё лучше, не подумала, что ей ребёнка подменили. Хотя в школе мне тоже доставалось. И почему многие такие злые, что высмеивает других? Меня доставали из-за цвета волос, из-за отсутствия отца. — По мне это должно быть критерием: если тебе нечего сказать хорошего, то рот вообще открывать не стоит, — изрек Дарен. — Ага, как сам то часто что-то хорошее говоришь, Черныш? — Ну я же тебе говорил, что ты способный, просто предпочитаешь стоять на голове и заниматься ерундой, а потенциал то явно большой! — И даже о Скотте тебе есть что сказать хорошее? — Ну. У него очки интересные. — Это комплимент Хэнку. Давай давай, ты можешь. — Я промолчу, чтобы не осквернять ауру своей комнаты плохими словами, — Шарп получает шутливый тычок в бок. Вот так незаметно от тяжёлого разговора о семье Питера, о прошлом Дарена юные мутанты пришли к чему-то радостному и светлому. И расстались с хорошим настроением. — Всё будет хорошо, — ободрил Дарен, поднимаясь, чтобы проводить гостя комнаты до дверей, — ты же знаешь, сколько всего мистер Леншерр пережил и только стал прочнее. Да и тебя ещё столькому надо научить, тут определённо не до ухода на покой. — Да. Буду держать это в голове. Спасибо, Дариш. — Спи с хорошими снами.