Часть 1
26 октября 2017 г. в 12:10
Эта история, как и множество других, началась в самом непримечательном для сего момента месте. Никто не мог ни угадать, ни предсказать дальнейшего развития событий, поскольку все, с кем это происходило ранее, если таковые вообще существовали в современном, привычном мире, благоразумно предпочитали смолчать во избежание сомнительной участи закончить свою нелегкую судьбу за стенами лечебных учреждений.
Скромный, ничем не примечательный антикварный магазинчик примостился в торце кривого переулка сонного, скованного морозными жемчужными объятиями многолюдного мегаполиса. Хозяин антикварного магазинчика, замкнутый немногословный мужчина преклонных лет, с куцей поредевшей бородкой, чуть оплывшим полноватым лицом, расчерченным красноватой паутиной старческих сосудов, и округлым пивным животиком редко спускался к посетителям.
Все в нем, в обрюзгшей расплывающейся фигуре, ссутуленных плечах, небрежной хромой походке и манере одеваться выдавало старость и усталость от жизни, и только необычные фиалковые глаза странным образом выделались в этом общем неприметном образе, по-прежнему оставаясь яркими, живыми и зоркими. В глубине этого цепкого взора тлело неясной лучинкой нечто загадочное, многообещающее, манящее и отталкивающее одновременно.
Мало что волновало столетнего демона соблазнов в этом скучном, современном мире. В иные времена, балов и интриг, грязи и порока, он был востребован как никогда, но сегодняшний мир, со всеми его низменным страстями и соблазнами, в широком доступе полыхающими алым пламенем разврата на страницах социальных сетей, пабликов и многочисленных увеселительных заведений, практически лишил демона работы и цели существования. Люди сами, с упоением погружались на самое дно черного колодца греха, падая в преисподнюю. Все, что осталось ему, – это крошечный магазинчик, занимающий весь первый этаж некогда прекрасного старинного особняка, построенного в стороне от оживленной прогулочной улицы старого Арбата. Магазинчик, который за неприглядной вывеской и мутными, покрытыми пылью и россыпью трещин, непривлекательными витринами хранил в своих недрах несчетное множество тайн и загадок.
И сегодня одной из них предстояло раскрытья и в очередной раз выполнить свое таинственное предназначение. Хотя вещь то, на первый взгляд, казалась, самой что ни на есть заурядной.
На дальней полке покосившегося, неказистого стеллажа, готового рассыпаться в крошку от малейшего дуновения ветра или прикосновения немногочисленных прохожих, хранилась книга. Старинное, потрепанное издание, написанное замысловатым скриптом неизвестного автора, на первый взгляд не привлекало к себе внимание. Темная, покрытая островками ажурной плесени обложка покорежилась и истлела. На поверхности урывчатыми золотыми отблесками приглушенно вспыхивали замысловатые вензеля, скрывающий истинный, утраченный в веках смысл зашифрованного названия. Испещренные угловатым, корявым подчерком страницы тихо шуршали, перешептываясь между собой, словно силясь донести до мира сокрытые в них тайны.
Посетители магазинчика, прислушиваясь к тишине, порой никак не могли сказать, что именно гнало их прочь отсюда, к ярко освещенным оживленным улицам столицы. Одни потом утверждали, что в звенящей тишине жутковатого антикварного магазина им слышались шумы и шорохи, сгладывающиеся в приглушенные слова неизвестного языка. Иные вовсе ничего не слышали, но неожиданно ощущали смутную тоску и тревогу, странным образом усиливающиеся с каждым новым вздохом и оглушающим биением сердца, и лишь немногим удавалось справиться с собой, чтобы пройти собственный искомый путь и прикоснуться руками к судьбоносному старинному артефакту, призванному навсегда переменить их пустую никчемную жизнь.
Одной из таких ожидаемых гостей и оказалась юная одинокая девушка, явившая в сию обитель демона соблазнов по странному приглашению незнакомца, предлагающему ей, одинокой, несостоявшейся студентке столицы поистине ирреальные возможности.
Вивьен родилась в небольшом поселке на границе московской и рязанской области. Мать девочки умерла при родах, а отец, поджарый мужчина неопределенного возраста, слишком обеспокоенный собственной не сложившийся судьбой, практически не занимался ребенком. Так что очень скоро Вивьен невольно стала живым достоянием немногочисленной деревенской общественности, воспитываемая сразу всеми и практически никем. Обделенный родительской лаской и вниманием ребенок оказался практически предоставлен сам себе, что и наложило неизгладимый отпечаток на всю последующую жизнь.
Бескрайние изумрудные леса, прохладные озера и золотистые поля пшеницы, окружающие деревеньку, могли бы кому-то показаться идеалистичными. Кому-то, но только не Вивьен. Из всего этого великолепия зоркие лазоревые глаза девочки различали только убогие деревенские домишки, в неправильном порядке раскиданные вокруг проселочной дороги, озабоченные лица жителей, да ни примечательную ровную коробку здания школы из грязного, обожженного красного кирпича, в которой и происходили все значимые события ее незамысловатой жизни. Иногда девочке казалось, что отец целенаправленно посмеялся над ней, дав столь неоднозначное и яркое имя, которое совершенно не вязалось с окружающей действительностью. Она была словно ни от мира сего, лишний винтик в четко отлаженном механизме деревенской жизни.
С годами эта уверенность крепла, а в душе нарастало чувство негодования и протеста. Первая юношеская любовь очаровательного подростка закончилось спонтанным сексом на сельском сеновале. Казавшийся воплощением мечты и идеалов соседний мальчика Владик, давний друг детства, сразу после этого случая утратил былую привлекательность, полнив почетное первое место списка “бывших”. К слову, список этот рос с неимоверной скоростью. С высоты подросткового возраста Вивьен казалась себе сельской королевой, роковой обольстительницей и хозяйкой мужских сердец, искренне недоумевая, почему большинство соседей брезгливо отворачиваются, тыча пальцем в ее сторону, и приглушенно перешептываются за спиной.
За годы учебы в средней школе дурная слава местной повесы столь сильно закрепилась за повзрослевшей девушкой, что не было в дружном крошечном поселке ни единого дома, который был бы готов приветливо распахнуть двери нежелательной юной особе. Девушка становилась все более вспыльчивой, грубой и раздраженной. Отстраненный от мира, угрюмый подросток перешел черту восемнадцатилетия, превратившись в не обремененную обязательствами и нормами морали, излишне раскрепощенную особу. Пожалуй, если бы можно было просто смыть тонны туши, помады и неизменной черной подводки, которыми Вивьен щедро украшало собственное личико, то взору случайного прохожего предстала бы вполне симпатичная молодая девушка.
Юная особа и в самом деле была прекрасна как-то мистической, пугающей красотой. Длинные волосы цвета глубокой зимней ночи обрамляли миловидное личико, гармонично оттеняя белую, полупрозрачную кожу, под которой мраморной сетью угадывались благородные синеватые вены. Высокий лоб, маленький, чуть вздернутый носик и плавно очерченные скулы образовывали ровный, аристократичный овал лица, который венчал алый бутон пухлых девичьих губ. Кустистые черные брови прятали под собой раскосые глаза оттенка чистейшей горной воды. Девушка обладала изящной тонкой фигуркой, с плавно очерченными женственными формами, и удивительной легкостью и грацией, которые совершенно не сочетались с отвязной манерой поведения и вызывающей одеждой. Все это, возможно, и выглядело бы именно так, вот только тонны косметики безвозвратно корежили очаровательный образ, а низменная, излишне облагающая черная одежда и неуместные в деревенской глуши тонкие острые шпильки окончательно портили впечатление.
Более-менее сносно домучив старшую школу, Вивьен, не задумываясь ни минуты, приняла судьбоносное, как ей казалось тогда, решение и, перекинув через плечо старую дорожную сумку, в которой кроме самых необходимых вещей покоилась значительная сумма всех сбережений семьи, окрыленная собиралась покорять столицу.
– Дочка, прошу, одумайся! – отец с обескураженным видом застыл посреди сеней, буравя несмышленое создание тяжелым взглядом из-под полуопущенных век, венчаемых серебристой дорожкой поседевших бровей. – Далась тебе эта Москва! Лишняя ты там, чужая.
– Па, все решено, – зло бросила девушка, предупреждающе сверкнув голубыми глазами.
– Что решено? Ну что у тебя может быть решено, – взорвался мужчина, до боли стиснув пальцы в кулаки и резко ударив ими по несчастной стене, силясь подавить эмоции и давая выход поднимающемуся раздражению, – Не место тебе в столице. Проглотит тебя твоя Москва, проглотит и не подавится. Приедешь потом раны зализывать.
– Не приеду, – последовал холодный колкий ответ. – Сюда уж точно не приеду.
– Куда ж ты денешься! Приедешь, как пить дать приедешь, – едко заметил мужчина, в белесых, близоруких глазах сияло торжество. – Только не думай, что я буду ждать тебя с распростертыми объятиями. Последний раз предупреждаю, одумайся. Я знаю, что лучше для тебя.
– Да что ж это такое-то, – взорвалась девушка, невольно отступая на пару шагов назад. – Ты, соседи, одноклассники, даже дворовая собака и то, наверное, знает, что лучше для меня. Ничего не забыли? Меня не забыли спросить?
Все эти горькие ядовитые слова на одном дыхании сорвались с языка раньше, чем Вивьен успела осмыслить, что делает. Это оказалось последней каплей для уязвленного эгоцентричного сознания. Маска благодушного снисхождения, с коей она привыкла последнее время разговаривать с отцом, словно черная пелерина слетела в нее, обнажая истинные эмоции. Глаза резко распахнулись, брови сошлись на переносице, руки непроизвольно сжались в кулаки. Эмоции приливными волнами накатывали на Вивьен, мешая мыслить разумно. Так обрушиваются цунами на беззащитный приморский городок.
Девушка резко отбросила голову назад, по спине черной змеей заструился спутанный водопад волос, а тишину сельского вечера разрезали первые аккорды звонкого альта. Она смеялась громко, размашисто, как заправский сапожник. Не были ни тени счастья, ни искры радости в этом оглушающем, обезоруживающем, очищающем ледяном хохоте.
Когда смолк последний аккорд непроизвольного выброса адреналина, девушка лишь коротко кивнула отцу, и, так и не произнеся более ни единого прощального слова, поспешила покинуть опостылевший сельский домик.
Обиженно скрипнули ветхие половицы, проскрежетала покореженная деревянная дверь, и хрупкая фигурка с перекинутой через плечо объемной дорожной сумкой скрылась в сизом мареве разгорающегося заката. Ветер пел прощальную песню отгорающему летнему вечеру, заунывно плача по бесконечно утраченному детству.
Москва встретила незваную гостью хмурой дождливой погодой, пронизывающим ветром и неприветливой какофонией звуков. Маленькая квартира на окраине города, любезно предоставленная дальней родственницей на пару месяцев собственного долгожданного отпуска, стала для девушки символом свободы, приютом разврата и венцом надежд. С бесконечной вереницей случайных знакомых, успевших за столь непродолжительное согреть своим теплом одинокую постель юной особы, так и не тронув струн ее души, смог бы, пожалуй, посоперничать послужной список самой Екатерины II.
Время неумолимо отсчитывало последние дни беззаботной столичной жизни, которая превратилась для Вивиьен в бесконечный калейдоскоп пустых развлечений, а решения все не приходило. Ни один ВУЗ не согласился принять на бюджетную основу кандидатку с сомнительными, весьма и весьма усредненными баллами аттестата. Меж тем, дни отпуска неизвестной благодетельной родственницы подходили, стремительно таяли и последние ее сбережения и, возможно, именно вот так, бесславно и безрезультатно, и закончилась эта пустая история, если бы ни конверт, в один ничем не примечательный знойный июльский вечер опустившийся в почтовый ящик временного пристанища девушки.
В конверте оказалась увесистая стопка пожелтевших, рифленых листов, на которых витиеватым, словно написанным от руки, тонким подчерком проступали слова договора. Договора, предлагающего кругленькую сумму на туманных основаниях, из которых девушка четко выловила для себя лишь два ключевых слова: служба и душа. Ангелы и демоны, рай и ад, вечные мучения или бесконечное счастье – все это не имело для нее ровным счетом никакого значения. В потусторонние силы и загадочную душу Вивьен никогда особо не верила, а вот значащая в тексте сумма с несколькими нулями на конце казалась вполне себе материальной и просто баснословной. Лишь где-то внутри, в районе сердца, что-то предательски дрогнуло, и в уголках глаз появилась одинокая капля непрошенной соленой влаги.
Вивьен раздраженно смахнула слезинку, еще раз поверхностно пробежав глазами текст договора. Предложение казалось размытым, туманным, но слишком заманчивым, чтобы просто так отказаться. Выбор был сделан. Из всего изложенного следовало, что ей необходимо было явиться в назначенное время в некий антикварный магазинчик в глубине старого Арбата, куда сейчас и направлялось незадачливое создание.
Захламленное, пыльное помещение антикварного магазина встретило долгожданную гостью оглушительной тишиной. Лишь массивные дверные створки, предупреждая ледяные порывы зимнего ветра, пели за спиной приглушенную скрипучую мелодию. Девушка неуклюже переступала с ноги на ноги, кутаясь в шарф и нервно сжимая побелевшими пальцами заветный конверт.
Вдруг те самые злосчастные скрипучие створки резко распахнулись, в помещение ворвался трескучий морозный воздух, и пред глазами изумленной гостьи замелькал икрящийся хоровод узорчатых снежинок, так что Вивьен, зябко передернув плечами, невольно покачнулась, заваливаясь на бок и цепляясь заледеневшими пальцами за спасительную полку старинного стеллажа. Деревянная рухлядь обиженно скрипнула, чуть покосившись, и к ногам упала маленькая неприметная книжечка в темном переплете.
Скорее интуитивно, чем осознанно, девушка присела на колени и потянулась к заветной вещице. Пальчики коснулись обрывков золотых вензелей, и в тот же миг помещение наполнилось гулом множества голосов, буквы на книге обрели целостность и засветились, страницы зашелестели и пришли в движение, распахиваясь сами собой на первом листе защищенной скриптом истории.
Воздух в помещении замерцал, меняя текстуру и обретая практически осязаемую вязкую плотность, и в следующий миг стал закручиваться в водоворот, утягивая в глубь, на страницы книги свою очередную незадачливую жертву. Вивьен приглушенно вскрикнула, перед глазами замелькал водопад золотых искр, в ушах зашумело и пространство перед глазами начало резко сужаться, пока не сошлось в одну единственную черную точку В следующий миг девушку накрыла спасительная угольная темнота.
На деревянном паркете антикварного магазинчика остался лишь распечатанный помятый конверт и объемный вязанный шарф, на которые ласковыми объятиями морозного вечера оседали случайно занесенные прорывом ветра одинокие мерцающие снежинки.