Магазинчик на углу

Билл не уверен, что сможет угадать с подарком. Сейчас, наблюдая столь красочное многообразие твердых корешков, демон понимает одну важную вещь — он ничего не знает о своем любовнике. Билл читает мысли, и мысли Сосенки ему нравятся больше остальных. Эти мысли льстят эгоистичной натуре, они завораживают, хаотично мечатся в кудрявой головушке, и это кажется забавным. Диппер Пайнс не может иметь секретов от демона, но тот любезно предоставляет своей Сосенке кусочек личного пространства. Билл не лезет в потаенные уголки сознания и позволяет себе вторгаться в чужую голову только в экстренных случаях, когда глупое дитя отказывается говорить, что его расстроило. Так правильно, думает демон. Он считает себя хорошим, ведь все еще выполняет обещанную задачу и не лезет, не лезет своими магическими щупальцами в ворох мыслей своего человека. Но сейчас, наблюдая красочное многообразие твердых корешков, демон считает себя плохим. Он не знает, чем может удивить Диппера, какой книге он обрадуется, развязав огромный полосатый бант на рождественской упаковке. Надо было обыграть условия нашего договора, так бы я смог узнать, что Сосенка желает получить в праздник. И демон покидает магазин, ничего не купив, с гадким чувством вины на сердце. Это человеческая эмоция, он не хочет и не должен ее ощущать, но не позволяет себе отвлечься — заслужил. Ведь Билл не глуп и прекрасно осознает, что телепатия не играет никакой роли. Он просто ничего не знает о своем любовнике. Диппер много времени проводит с телефоном в руках, что-то быстро печатая и глупо улыбаясь в светящийся экран. Это не мешает Сайферу, Пайнс всегда откликается на его зов, независимо от степени важности своего занятия. Но это раздражает. Немного совсем. Что может быть настолько важным в виртуальном мире, на что Сосна тратит приблизительно столько же времени, сколько на Билла. — Личное пространство, помнишь? Сайфер помнил, и это единственный аргумент, сдерживающий его от подлых поступков. «Со временем я привыкну, — самовнушался демон, — всего лишь система, работающая на электричестве. В век технологий это нормально, и я совсем не ревную». Билл предполагал, что Сосна развивает творческие начала — он печатал, печатал, много печатал, и краем глаза Сайфер видел на экране кусочек сплошного текста. Не то что бы ему было до коликов интересно увидеть писанину Диппера, скорее, насладиться доверием с его стороны. Но тот не спешил разбрасываться этим доверием, запоролив телефон и, на всякий случай, некоторые приложения. Сайферу потребовалось бы от силы секунды три, дабы пафосно щелкнуть пальцами. С паролем он справился бы за секунду. — Личное пространство, Билл. Билл знает и не лезет, куда не нужно лезть. Он привыкнет. И все-таки, будь он умнее, в прошлом обошел бы этот пунктик в условном договоре их отношений. Лишился бы большинства проблем в настоящем. Снег оседает на пшеничных волосах, застывая, не тая, не превращаясь в прозрачные капли. Билл шагает по шумной улице, ему кажется, будто все вокруг него — застывший натюрморт. Людей так много, что они сливаются в одно безликое пятно, они идут, бегут, спешат, поскальзываются, снова бегут. И, чувствуя себя изгоем серой массы, демон как никогда желает вернуться домой, где тепло, где родные пальцы с трепетом перебирают золотые пряди, где обволакивает аромат уюта и кофе с молоком. Но нужно купить подарок. Наслаждаясь пешей прогулкой, Билл Сайфер совершенно случайно скользит взглядом по едва заметной вывеске «Уголок писателя». Демон долго не раздумывает и толкает старенькую скрипучую дверь. С порога запах старости полностью вытесняет свежий воздух из легких. Не тот стариковский, с примесью плесени и предчувствием скорого разложения. Аромат этот больше похож на воспоминание, на встречу со старым другом. Он сравним со вкусом чая с корицей и напоминает улыбку Сосенки, держащего в руках потрепанный временем фолиант. Мне повезло здесь оказаться. Потому что даже демон признает, что магазинчик на углу потрясен. Запах действует словно антидепрессант, обстановка позволяет глазам отдохнуть после нагруженного яркими рекламными вывесками дня, и атмосфера здесь умиротворенная, успокаивающе тихая. — Добрый вечер. Чем могу помочь? Добрый старик в смешных круглых очках радушно улыбается и внимательно слушает посетителя. Припомнив парочку названий в личной библиотеке своей пары и по просьбе хозяина лавки описав характер пассии, Билл смог частично избавиться от чувства вины, ведь его вылазка в город не прошла впустую. Дедуля недолго копался в картонных коробках, поднимая ворох пыли, что при приглушенном свете напоминала нетающие белоснежные хлопья. Билл провожал завороженным взглядом оседающие пылинки, гадая, чем же сейчас занимается Сосенка. Строчит шедевры на своем телефоне. — Вещица антикварная, хрупкая, но цена невысока. Уверен, вашему другу-зануде, — с той же радушной улыбкой процитировал Билла старик, — она придется по душе. Сайфер принял протянутую вещь, покрутил в руках, рассмотрел со всех сторон. Диппер падок на всякое старье и этот весь антиквариат, часто слушает классическую музыку. Музыкальная шкатулка в виде миниатюрной закрытой книги в самом деле годилась на роль хорошего рождественского подарка. Вещица красива, и цена уже не имеет значения. — Беру. Билл покинул магазин в приподнятом настроении. Люди раздражали его чуть меньше, и предвкушение скорой встречи с Сосенкой приятным теплом разлилось по телу, обволакивая, согревая в морозный вечер. Дома его ждут, встречают объятиями, выпутывают из кокона промокшей одежды и заставляют быстро маршировать в горячую ванну. Билл счастлив, Билл сияет от переполняющей радости и, как Сосенка этого не понимает, сейчас ему все равно какова температура его человеческой оболочки, и на вероятность заболеть ему тоже все равно. Билл просто хочет видеть мальчишку, слышать его голос и ощущать прикосновения теплых пальцев. Но Диппер злится, злится на то, что Сайфер ничего не делает, дрожит от холода и тупо смотрит на самого дорогого человека. Поэтому приходится прийти в себя, чтобы голос Пайнса стал мягче, а движения его — спокойнее. Он направляется в ванную, прежде урвав короткий поцелуй, и в этот момент Сосенка так мило удивляется, он никак не может привыкнуть к этим неожиданным порывам нежности своего демона, и отпускать его нет ни малейшего желания. Они сидят на диване и смотрят старенький фильм, посвященный завтрашнему празднику. Диппер легко улыбается, не следит за сюжетной линией на телеэкране и витает в собственных мыслях. Билл следит за тенью ресниц на бледных щеках, вылавливает в расфокусированном взгляде искорки радости. Диппер перебирает мокрые после ванной пшеничные пряди, и Билл точно бы замурчал по-кошачьи, если бы не боялся спугнуть это наваждение, тот самый момент, который навсегда останется в памяти, который уже не забудешь, потому что сейчас все внимание занимает маленькая Вселенная — ты погружаешься в нее целиком, словно в озеро летней ночью, в омут чужих глаз. Билл не смеет отвести взгляд от задумчивого лица Диппера. Диппер продолжает перебирать пшеничные пряди пальцами. — О чем ты думаешь? Все же любопытство долго не выдержало. Что вызвало улыбку на лице Сосенки? Он думает о книге, подарках, о сестре, которая приедет на праздник, уже завтра, со своим добродушным мужем и годовалой Клэр, о кофе с корицей или о своем глупом, глупом и бессмысленном гаджете? — О тебе. Билл улыбается, искренне и по-детски. Он правда не знает, чем заслужил такое счастье. Приходится покинуть уютные объятия, чтобы в следующий миг прильнуть к сухим сладким губам. Биллу кажется, точно кажется, что в густо-зеленой радужке глаз Сосенки рассыпались причудливым узором миллиарды неоновых звезд. — Я люблю тебя. И Билл, как и Диппер, растворяется в этом моменте, не думает ни о чем. И сейчас, одурманенный своей нездоровой привязанностью, которую люди именуют любовью, не может даже предполагать, что преподнесет завтрашний день. *** Конец. Пространство перестало существовать вокруг него, растворяясь, отдаляясь, исчезая. Часы остановили свой ход, стрелка застыла на пятнадцати минутах шестого, злополучная цифра насмехалась над демоном, запечатлевая в его памяти случившееся, то, чего просто не могло произойти. Это конец. Мир разрушился, разлетелся вдребезги. Неужели возможно ощущать такую боль? Почему сердце колотится, словно бешеное, словно желает разорваться; почему воздух не проникает в легкие; почему голова идет кругом и единственное, чего по-настоящему хочется — разбить черепную коробку, исчезнуть, прострелить виски и перестать существовать? Потому что ты Его не заслуживал. Биллу больно, очень больно, и его тошнит. Это несправедливо и крайне подло — какая-то высшая сила, сильнее самого демона, тебе преподносит счастье, вечная жизнь превращается из проклятья в дар, и впервые за миллионы, миллиарды, триллионы (Билл не помнит) лет Одиночество ослабляет свои железные тиски, планируя в скором времени покинуть компанию Сайфера вовсе. Но не теперь. Кожа Диппера бледна, бледнее, чем должна быть у здорового (живого) человека, его взгляд направлен в никуда, густо-зеленый потускнел, радужку обволок белесый туман, и тело неподвижно. Какая-то машина, какая-то зима с ее скользкими дорогами и всего лишь неудачное стечение обстоятельств так подло отняли жизнь человека, вместе с ней лишив жизни демона, вновь обрекая его на бесконечные бессмысленные скитания по Земле. Единственное, что он не в силах изменить, на что не в состоянии повлиять — смерть. Демоны не умирают, и Билл не умрет. Физически. Его моральное составляющее покрылось серой коркой, приготавливаясь к вечному разложению. Шесть месяцев Сайфер себя корит и ненавидит весь мир. Он ничего не знал о Диппере, дьявол, он понятия не имел, какую книгу ему подарить, думал только о себе, о своем счастье, он совсем не интересовался мальчишкой, не поддерживал его начинания, уделял критически мало внимания, всегда делал что-то не так. Люди раздражали его просто так, своим существованием, тем, что живут. Чем Сосенка хуже этих безмозглых существ, почему Он лежит в холодном гробу под трехметровым слоем земли, а не они. Еще через время Билл ненавидел исключительно себя и всеми силами пытался примириться с дальнейшим одиночеством. Выходило плохо. После согревающих лучей весеннего солнца холодная темная ночь сравнима с адом. Билл надеется заглушить тоску алкоголем, но организм демона не позволяет блаженному дурману облегчить эмоциональный груз. Билл опустился до наркотиков, но от них толку никакого, и вскоре это надоедает. Билл пристрастился к табаку, который никак не влияет на физические показатели, никак не помогает забыть или отвлечься, но, устремив взгляд на темно-синее, почти черное небо с россыпью неоновых звезд, закуривая энную по счету дешевую сигарету, он ощущает себя немножечко лучше, чем обычно. Чуть выше, на пару миллиметров отталкивается от метафорического дна. Четвертый месяц всплывает в памяти курсивными строчками, пыльными фолиантами, латынью и колеблющимся огоньком свечей. Билл тратит много сил на прогулки в параллельные реальности, надеется отыскать своего Диппера. Он знает, что Пайнс безнадежно мертв, что в тех мирах он не найдет никого, кроме других. Но Сайфер в отчаянии и позволяет себе тратить магию на порталы, ведущие к чужим. Месяц терзая себя наблюдениями за подделками, иллюзиями и неудавшимися копиями, демон бросает эту изначально бестолковую идею. Второго числа пятого месяца Билл собирает волю в кулак, набирается смелости и позволяет себе достать ту самую коробку, где хранится материальная память. Сайферу кажется, что он в буквальном смысле умирает заново, тоска кислотой разъедала нутро, от одиночества хотелось лезть на стену. Он не смог за все время проронить и слезы. Люди говорят, с этими солеными каплями выходят негативные эмоции. Но, как демон не старался, выплеснуть негатив не смог. Он рассматривал каждую вещицу предельно внимательно, будто видел в первый раз. Трогал, касался аккуратно, боясь сломать, разрушить эти бесполезные вещи. Его действия не несли в себе смысла, щемящее чувство в груди усиливалось, но Билл не мог остановиться. — Личное пространство, помнишь? От призрачного голоса, звучащего в голове, Сайфер заскулил, крепко стиснув зубы. Он держал в руке телефон Диппера, простой механический прибор, которым Сосенка так дорожил. Изменяя своему обещанию, Билл снял блокировку и открыл наиболее часто посещаемый сайт. Стыда он не испытывал вовсе. Сайт оказался социальной сетью для начинающих писателей. Под ником «Сосенка» Диппер выкладывал сюда свои работы, при этом имея немало поклонников. Билл ощутил гордость за своего человека и печально усмехнулся. Ведь Диппер говорил, что не любит это прозвище. Игнорируя сообщения о долгом отсутствии автора, демон приступил к чтению и был… Удивлен. Сильно. Его губы на вкус точно спелая вишня, выращенная умелым садовником. Его прикосновения будоражат кровь сильнее любого алкоголя. На его фоне я — лишь нелепое, некрасивое пятно, неподходящий персонаж для Его истории. Я знаю, что Он сильнее и смелее любого принца из детских сказок. Следующие недели Билл вновь проведет, купаясь, будто в мутном болоте, в грязи лютой самоненависти. Он не смог, не смог втолковать глупой Сосенке, каким прекрасным, каким недосягаемым он был. Демон всегда считал себя недостойным этого чистого создания, такого милого и невинного. Как оказалось, Диппер ощущал то же самое. И Сайфер об этом не знал. Он совсем ничего не знал. Глупый-глупый демон. Он пьянит и воодушевляет меня. Он — моя Муза, мое вдохновение. Я люблю Его так сильно, что сердце бешено скачет в груди, когда он всего лишь находится рядом. Я не знаю, чем заслужил такое счастье, но, надеюсь, я смогу насладиться им сполна. Спустя девять месяцев Билл красит волосы. Это глупо, будто он бунтующий подросток, дорвавшийся до краски для волос, желающий испробовать что-то новое. Билл не использует свои демонические силы и делает все руками, пачкает пальцы, запястья — перчатки не сильно спасают. Черные пятна он не сможет оттереть и придется использовать магию. Билл смотрит на свое отражение, и он слегка разочарован. Хотел что-то изменить, но в итоге только испачкал руки. Черный цвет не кажется Сайферу плохим выбором, поэтому он оставляет все как есть. Десятый, одиннадцатый месяц Билл проводит в запое, не прерываясь на сон, сутками впитывая и потребляя. В книжном запое, конечно, алкоголь ведь не помогает. Демон читает, читает, много читает — собрания книг Сосенки хватило на две недели. Сон махнул невесомой рукой, собрал пожитки и покинул Билла, оставив лишь бездонные мешки под постаревшими глазами. Он штурмовал местную библиотеку, где работала пожилая дама Элиза, любезно предоставляя различного рода литературу и разбрасываясь советами о здоровом образе жизни. Да, Билл выглядел отвратительно и походил на сороколетнего уставшего дядьку. Зато теперь он знал, чем увлекался Сосенка, и, путем анализа мог сказать, что бы ему пришлось по душе из местной библиотеки. Однажды библиотекарь посоветовала ему прочесть книгу, недавно выпущенную в тираж. Сайфер глотал истории подряд, так что не отказался, поблагодарил и вернул роман на следующий день, не осилив до конца. Он снится мне каждую ночь. Губы сладки, словно спелая вишня. Касания кружат голову хлеще любого алкоголя. Я чувствую себя не достойным этого сна. Он слишком красив. Протягивая книгу Элизе, Сайфер только сейчас обращает внимание на имя автора. Дилберт Парсонс. Всевышний думает, будто у него есть чувство юмора. Билл был уверен, что отпустил Диппера и смирился с его смертью на восьмом месяце. На двенадцатый он сидел в ледяной воде, в ванной их общего дома, в джинсах и рубашке, разрезая бледную кожу на руках так легко, будто орудовал ножницами и листом бумаги, наблюдал за тем, как регенерируют порезы, как вода понемногу окрашивается в алый. Было тошно и холодно. Билл редко выходил на улицу. Когда кончался запас сигарет, он покидал квартиру и шел в магазин за дешевым табаком, игнорируя прилавки с продуктами. Человеческий голод мучил его который день, но так было легче — боль отвлекала, совсем немного помогала. Демон все равно не сможет умереть от такого пустяка. Неужели прошел год? Почти год. До годовщины оставался день. Обескураженный демон стоял на тротуаре, дрожащий от холода, ведь оделся как попало, и смотрел вверх, в небо, на ворох падающих белоснежных хлопьев. Он совсем потерял счет времени. Целый год… Ощущался иначе, будто с Сосенкой они лежали на диване, будто тот перебирал все еще пшеничные мокрые волосы, витая в мыслях, думая о Билле, будто все было хорошо и правильно каких-то жалких пару дней назад. Снег оседает на черных кончиках, на отросших пшеничных корнях, не тая и не превращаясь в прозрачные капли. Сайфер не стриг волосы, они заканчиваются чуть ниже плеч, при каждом шаге попадая в поле зрения. Билл шагает по заснеженному городу, игнорируя яркие вывески, рождественские гирлянды и свет огромных торговых центров. Куда больше его привлекают запутавшиеся снежинки на кончиках темных прядей. Демон идет по улице, сунув руки в карманы, понурив голову, и выглядит он словно пятнадцатилетний высокий мальчик из плохого приюта. Это если не всматриваться в лицо, что скрыто за волосами — тогда ему смело можно дать все сорок семь. По одним только глазам. Билл не знает, куда направляется. Он думает о Рождестве, о книгах, о Сосенке, и рука тянется в карман за пачкой и зажигалкой. Демон мешается с толпой, вливается в серую массу, и никто его не замечает, не желает замечать. Просто еще один прохожий. Дрожащий от мороза, исхудавший, со взглядом побитой собаки и пошатывающийся от голода. Никому не интересный. Шум машин, говор людей неприятно режет слух, привыкший к давящей тишине. Хочется закрыть уши руками и убежать, бежать и лучше слышать свист ледяного ветра, чем все это. Ноги приводят Билла к тому самому магазинчику на углу, и тот, несколько раз прочитав название, намеревается развернуться на сто восемьдесят градусов и вернуться домой. Туда, где его никто уже не ждет. Билл отворяет скрипучую дверь и перешагивает невысокий выступ. С порога запах старости полностью вытесняет свежий воздух из легких. Не тот стариковский, с примесью плесени и предчувствием скорого разложения. Аромат этот больше похож на воспоминание, на встречу со старым другом. Он сравним со вкусом чая с корицей и напоминает улыбку Сосенки, держащего в руках потрепанный временем фолиант. Сайфер не хочет покидать магазинчик на углу, желая остаться тут навсегда, всю свою жизнь наслаждаясь этим ароматом, уютной тишиной и кружащими в танце пылинками, напоминающими белоснежные хлопья. Билл кидает взгляд на место хозяина, которого нет на месте. На столе стоит фотография забавного улыбающегося старика в круглых нелепых очках в черной рамке. Надпись в углу фото числится двумя днями ранее, рядом стоит «коробка пожеланий». Так себе утешение для умершего, но, почему-то, Сайферу кажется, что бывший хозяин был бы рад увидеть это. В коробке лежат три письма. Билл берет предложенный на том же столе лист, ручку и зачем-то пишет шаблонное пожелание для человека, который не сможет его прочитать. Спустя пять минут он все еще один в этом магазине. Новый хозяин, кажется, очень занят в кладовой или спит, так и не дождавшись последнего покупателя. Билл направляется к выходу, слегка огорченный и совершенно опустошенный. Он не знает, что будет делать завтра, как отметит невеселую годовщину. Он устал себя жалеть, но по-другому не получается. Когда пальцы обхватывают ручку, из кладовой слышится возня, после — приближающиеся шаги. Может, любопытно?.. Нет, уже неважно, кому принадлежит ничего не значащий «Уголок писателя». — Простите, — произносят запыхавшимся голосом, — я не слышал, как Вы вошли. Билл просто давно не ел, от усталости и бессилия его подводит слух. Голос знакомый, родной, и Сайфер убеждает себя прямо сейчас открыть дверь и больше не возвращаться. Искушение обжечься взглядом чужих глаз слишком велико. — Я сделаю вам скидку. Вы, наверное, долго ждете. Какую, к черту, скидку? Билл не смог, он слишком слаб, чтобы устоять и не заставить мальчишку говорить, говорить, произносить слова, воспроизводить звуки тем самым голосом. Потому он отпускает ручку и разворачивается. Демоны не видят галлюцинаций. Демоны не воскрешают мертвых. Демоны точно не стоят посреди антикварных магазинов, в шоке сверля людей распахнутыми, словно начищенные пятаки, глазами. Лицо мальчишки напротив хмурится, губы поджимаются. — Мы раньше с Вами не встречались?       Он бы выглядел лучше, если бы отстриг темные концы. — Не знаю, — горло вдруг пересохло, — как тебя зовут? — Дилберт. Дилберт Парсонс. Это слишком большое совпадение, чтобы быть простой случайностью, всего лишь стечением обстоятельств. На задворках сознания всплывает имя автора, который пишет как Сосенка, говорит его голосом и выглядит точно также. Схожесть имен смахивает на неудачную шутку Всевышнего. Во взгляде напротив Билл читает детскую наивность, ту искорку, которая таит в себе воспоминания, не выпускает их, и миллиарды неоновых звезд — игра света, отражение окружающих пылинок. — Я уверен, что где-то Вас… Билл оказывается рядом слишком быстро, но парень не боится его, инстинкт самосохранения все еще крепко спит, и интуитивная нежность проскальзывает в робких движениях. Дилберт молчит, ему неловко и стыдно от того, что он не сопротивляется, не имеет ничего против вторжения этого человека (человека?) в его личное пространство. Но так правильно. Он почему-то это знает. — У тебя милый принт. — Подушечками дрожащих пальцев Билл едва ощутимо касается рисунка — ели, обвешанной красочными гирляндами и цветными игрушками на ткани толстовки, — буду звать тебя Сосенкой. Билл заключает парня в кольцо рук, бережно, словно боясь переломить пополам, крепко, не желая больше отпускать. И целует сладкие сухие губы, родные, любимые. Он ощущает влагу на щеках, и поцелуй выходит с привкусом горьких слез. Сайферу не стыдно, он привык себя жалеть. — Не стоит плакать. — Теплые пальцы перехватывают соленые капли, бережно стирая влажные дорожки. — Завтра праздник. Это чудо смотрит на него так по-детски, что Билл не может не улыбнуться. — Верно. Уже завтра Рождество.