Жить со Славой

Мирон не ответит ни на один вопрос, который сам себе задаёт последние несколько недель. а) Почему Слава вообще переезжает к нему с Кохой в клетке, быстро находит теплые тапки, запрятанные для гостей в полках прихожей, ставит свою зубную щётку в стакан и ложится на левой стороне кровати. Почему так быстро скапливается грязная посуда, почему на столе столько крошек, а Коха размотала туалетную бумагу. Почему они обнимаются и смотрят фильм, тихо разговаривают до утра и засыпают под одним одеялом. б) Почему Слава записывает глупые голосовые сообщения, когда Мирон в студии, донимает его сообщениями типа «заинька, чо на ужин приготовить», отсылает с десяток стикеров со своим лицом, поёт «Тентакли» в трубку и присылает отрывок из нового дисса, который написал на Окси. Не успокоится же. в) Почему Мирону это вообще нравится? «КУКУХОНЬКА, КАК ДЕЛА» — пишет Слава Мирону в Телеге, когда тот в последние несколько дней дома только и ночует, а остальное время работает с Марком над новым клипом. Карелин не из тех, кто раздражается и закатывает глаза, он не ревнивая жёнушка. Слава просто не спит, пока Мирон не вернётся, а ранним утром они пьют горячий чай на холодной кухне и успевают быстро обсудить последние новости. Хотя хотелось бы медленно. И чтобы Федоров остался на поцелуи. «Нормально, Слава. Лежу в багажнике третий час. Щас обоссусь» — вокруг него суетятся люди, пока он с совершенной дебильной улыбкой отвечает на этакое проявление заботы. Мудак Карелин присылает голосовое сообщение. Мирон ожидает услышать один из сотни мерзких звуков Славы, но улавливает лишь, как течет вода из-под крана. Ему плохо. Он ёрзает, не может пошевелиться, роняет телефон и мысленно посылает Славу нахуй. Это жестоко даже для него. «ГОТОВЛЮ ТЕ ДРАНИКИ СО СМЕТАНКОЙ И ОБУСТРАИВАЮ НАШЕ ГНЕЗДЫШКО. ПОВЕСИЛ НЕСКОЛЬКО СЕМЕЙНЫХ ФОТОК НАПРОТИВ КРОВАТИ» Если у Мирона сейчас ебальник не треснул от умиления, то что вообще произошло? Когда Мирон заходит в квартиру в одиннадцатом часу ночи (сегодня ещё рано), Коха трётся о его ноги, мурлыча, а Слава, прекратив играть в приставку (он сделал сегодня так много, что позволил себе отдохнуть), тоже выглядывает из комнаты и как-то хитро улыбается. Приятно пахнет картошечкой. — Ну чо, дорогой, седня уже 20 дней, как мы живем вместе. Закрой глаза и… — Ага, и открой рот, — улыбается Мирон, но все-таки закрывает. — У всех парочек дома висят фотки в рамочках, и я подумал: а мы чем хуже. Мирону нравится, как они с серьёзными лицами могут над этим иронизировать. Они, может, и парочка, если переводить на язык обычных людей, но штампы ставить не хочется. Ни он, ни Слава в этом не нуждаются. Когда Федоров открывает глаза, он точно жалеет о своем решении впускать Славу за порог этой квартиры, потому что со стены на него смотрят три доблестных лица. Это, конечно же, Джонни Бой на распечатанном листе А4. У него все лицо в пикселях. — А чо, — ржёт Слава, — важный в твоей жизни человек. Дедушка русского рэпа. После Дениски посередине и чуть выше в гордой деревянной рамке лицо Замая, гордо смотрящего в далёкие дали. Орёл. — Блять, Слава. — Всякий должен чтить Хана Замая, Мирон. Мирон всё ещё пытается сдержать смех. По правой стороне от Замая висит, конечно же, он сам. Ты додумался, Мирон, конечно, показывать Карелину свои старые неудачные фотографии. Выставка народных талантов, блять. — А где ты, Слав? — Я слишком скромен для такого, — серьёзно отвечает Карелин. — Не волнуйся, я закажу фото-обои с твоим ебальничком.