Зона ненадежности

      Ричард Горик не любит сказки.       Вот совсем. С самого детства, когда Роуз читала ему историю про Хозяйку Зимы и мальчика, в сердце которого попал осколок ее ледяной короны. Ричарду казалось, что он и есть тот мальчик или должен им быть. Не смеяться, не улыбаться, чтить Создателя и складывать из льдинок слово «Честь». Глупый Ганс стал каким-то мерилом жизни маленького Ричарда, особенно после смерти отца. Но у глупого Ганса была Берта. Девочка, способная растопить лед. У Ричарда не было. У такой сказки счастливого конца не может быть. Поэтому Ричард не любит сказки. Они совсем не похожи на жизнь.       Ричард Горик не любит свою жену. Уважает и ценит, но не любит. Фредерика умна и красива — картинка, а не женщина. Совершенна настолько, что кажется ненастоящей. Тяжелые светлые косы, сияющие внутренней силой, серые глаза, мягкие линии бедер, полная грудь с острыми сосками, длинные ноги. Статуэтка. Ломко-красивая и бесконечно холодная. Так что где-то в глубине души Ричарду стыдно, но он сравнивает ее с ненавистной Хозяйкой Зимы из детских сказок. Вжимая в хрустящие простыни по ночам, целуя по утрам в щеку на прощанье, глядя, как она обнимает их детей, он не может перестать ловить себя на внутреннем напряжении — будто он ждет, что вот-вот подует северный ветер и светлая кожа жены покроется инеем, а в глазах засверкает лед. Неважно, любишь ты сказки или нет, есть истории, которые остаются в тебе навсегда.       Ричард Горик не любит лгать. Честность — то немногое, что осталось ему от отца. Кто бы что ни думал, сколько бы ни летело в его адрес: «Ты слишком правильный», всегда должны быть границы. Моральный компас, решающий, что хорошо, а что нет. Только даже у самого верного компаса бывают зоны ненадежности — места, где стрелка не указывает куда следует. Ричард физически ощущает, как крошатся и ломаются его принципы под натиском чувств. И ему остается только смотреть на сдержанное понимание в глазах жены (да, дорогая, снова придется остаться на работе на всю ночь, прости), чувствуя себя двуличной мразью. Слишком счастливой двуличной мразью. Потому что не важно, что Ричард Горик не любит.       Важно, что он любит. Кого он любит. Рамиро Алва. Целовать его, касаться горячей кожи, видеть, как страсть сменяет нежность в глубине потемневших глаз, как раздвигаются неуместно мальчишеские колени, чувствовать, как дрожат его чуткие пальцы, зарываясь в короткие волосы Ричарда для того, чтобы притянуть к себе ближе, заставить войти глубже. Самый безумный служебный роман из всех возможных — настолько разных людей представить сложно. Все в Рамиро заставляет Ричарда сходить с ума. Угловатые лопатки, острые черты лица, тонкие ключицы, мелкие мазки сосков, темная дорожка волос от пупка к паху, хитрые морщинки в уголках глаз, способность смеяться в любое подходящее и не очень время (ну правда, Миро, кто будет ржать, когда ему отсасывают в кабинке туалета?). Весь он, с его неподатливой мужской костлявостью и прескверным характером, заставляет Ричарда забыть обо всем.       Слишком важен этот человек. Страшно признаться себе, но он больше не может представить их поодиночке. Без этих коротких встреч в обеденный перерыв в кабинете Алвы, когда приходится сдерживать стоны — свои и чужие, когда жарко и тесно, а Рамиро так сладко выгибается, насаживаясь на член Ричарда с отчаянной самозабвенностью. Без медленных и темных ночей в пустом офисе, гостинице, квартире, где угодно, где можно просто отпустить себя — отдать целиком и без остатка, чтобы получить столько же взамен. В их отношениях мало романтики, зато много секса и споров. Горячего секса и не менее горячих споров. Так было всегда. Ричард даже не уверен, может ли быть у них что-то еще, но точно понимает, что прервать эту странную неправильную связь не может. Пытался. И до свадьбы, и после. Не вышло. Слишком сильно их тянет друг к другу — Фредерика была на третьем месяце, когда ее муж впервые остался ночевать на работе.       Ричард Горик устало откидывается на стуле назад; голова, здорово ушибленная еще во времена армии, болит и мешает сосредоточиться. Раскрытый конверт на столе никуда не исчез за все то время, что он мыслями был где угодно, но не в своем кабинете. Ни конверт, ни бумага из него. Да, жизнь не похожа на сказку. «Долго и счастливо» в ней приобретают какой-то извращенный смысл. Ричард закрывает глаза. Экран телефона мерцает новым сообщением от Рамиро. Ричард пока не хочет читать, ему нужно немного времени. Он не может избавиться от тяжелых предчувствий, поэтому быстро собирается, выключает компьютер и уходит.       Конверт и бумага остаются лежать на столе. «Настоящим приглашением сообщаем, что будем счастливы видеть Вас на нашей свадьбе». Дата. Место. Подпись: «Рамиро и Мерседес».